Помню, несколько лет тому назад видел девчушку по телевизору, десятилетнюю... Очень здорово пела руслановские «Валенки». После выступления ее спросили: «Вот ты исполняешь песни из репертуара Л.А. Руслановой. Наверное, она — твой кумир, твой идеал исполнения русских народных песен?» А девчоночка равнодушно ответила: «Нет, она не мой идеал!»

Где сейчас эта девочка? А Русланова останется на века!

Недавно Ольга Борисовна Воронец вернулась из гастрольной поездки по стране. Голос звучит, как и прежде,— совершенно потрясающе! Почему музыкальные учебные заведения не приглашают ее на мастер-классы? Жаль, конечно... Певица такого уровня могла бы многому научить молодых!

Я отнюдь не являюсь специалистом в области теории постановки голоса. Больше того — я в этом деле ничего не понимаю. Знаю только, что среди преподавателей этого предмета существует много споров и взаимных непризнаваний. В эту область я не вмешиваюсь. Но о практической стороне сей проблемы могу сказать на основе собственного опыта.

Случилось так, что во время киносъемок «Ленин в Польше» меня застудили. Все «село» на связки. Лечиться и молчать несколько недель я не мог. Все это печально отразилось на моем голосе — он стал тусклым.

Врачи существенной помощи мне не оказали. И вот в таком авральном положении я обратился к Александре Николаевне Стрельниковой, работавшей у нас в театре им. Маяковского с большой энергией и темпераментом. То, что она со мной сделала, я приравниваю к чуду. Я только жалею, что не обратился к ней раньше. Она оказала мне неоценимую услугу, и я ей бесконечно благодарен за это.

8 декабря 1991 г.

М.Н. Щетинин: Валентина Александровна, в каком году и при каких обстоятельствах Вы познакомились с Александрой Николаевной и Александрой Северовной Стрельниковыми?

В.А. Загорянская-Фельдман: С Александрой Северовной я познакомилась раньше, чем с Александрой Николаевной. Я работала не только в Большом театре, но и в театре Советской Армии. Во время гастролей в провинции актриса Л.И. Касаткина играла больная. И у нее образовался отек в виде полипа на правой истинной голосовой связке. Она пришла ко мне. Голос не звучал. Я дала ей больничный лист и велела 2 недели молчать и все писать, не говорить. Через 2 недели она пришла, отек у нее прошел. Я дала ей еще 3-4 дня, чтобы она начала немножко разговаривать, чтобы приучить связки к разговору. А потом выписала на работу. После первого спектакля у нее был такой же отек.

М.Н.: Чем Вы это объясняете?

В.А.: Когда у нее был первый отек, а ей надо было играть, она старалась обойти трудное место, не следила за дыханием и стала неправильно направлять звук. Я это ей объяснила и сказала, что нужно найти педагога по дыханию, чтобы правильно поставить дыхание. Она в первый момент возмутилась и сказала: «Я много лет актриса, и у меня дыхание поставленное!» Я ей объяснила, что когда начинаешь играть больной, то неправильно направляешь звук. Поэтому надо заняться с педагогом дыханием. Такого педагога ей надо найти. У меня есть педагоги певческие, и насколько они ставят дыхание артистам драмы, я не знаю. Поэтому ей бы надо поискать.

Кто-то ей рекомендовал Александру Северовну Стрельникову. Она прозанималась 10 дней или 2 недели (я точно не помню), пришла и показала мне связки. Я говорю: «Связки — идеальные. Если у Вас дыхание поставлено,— идите играть». Она говорит: «Завтра выйду на сцену!» Больше у нее связки никогда не отекали. Она поговорила с дирекцией театра Советской Армии, и Александру Северовну пригласили в театр.

С тех пор я горя не знала. У тех, кто занимался, никогда не было проблем с голосовыми связками. Александра Северовна тут же пришла ко мне познакомиться. Мы с ней поговорили, и она мне очень понравилась. Она мне сказала, что она «рассасывает» узелки.

М.Н.: Вы стали с Александрой Северовной дружить творчески?

В.А.: Да, я стала ей направлять больных и с кровоизлиянием в голосовые связки, и с острым отеком. Посылала больных с узелками, с полипами.

М.Н.: Как Вы познакомились с Александрой Николаевной?

В.А.: До этого я только слышала от Александры Северовны, что у нее есть дочь, и она научила ее всему. Что Александра Николаевна занимается вместе с ней и даже больше, а она сама только следит. Потому что она уже старая, а Александра Николаевна — молодая. И попросила, чтобы я направляла больных к Александре Николаевне. А она будет проверять, что делает Александра Николаевна. Потом ее дочь пришла ко мне домой познакомиться.

М.Н.: Валентина Александровна, я хочу задать Вам один очень «щепетильный» вопрос: Вы сами кому из обеих Стрельниковых отдавали предпочтение?

В.А.: Александре Северовне — по многим причинам. Во-первых, потому что у Александры Северовны всегда был отдельный подход к каждому больному.

Я послала к ней своего приятеля, профессора-физика. У него почти после каждой лекции отекали связки. Я ему говорю: «Яшенька, что-то Вы не то делаете. Поезжайте-ка к Александре Северовне!»

Он поехал. С ним стала заниматься Александра Николаевна. Она делала с ним все эти упражнения. А Александра Северовна бегала по комнате и кричала: «Не то, не то, не то!» Тогда Александра Николаевна ей говорит: «Мать, не мешай! Он еще поделает — и будет то!» А Александра Северовна отвечает: «Нет, не будет!» И опять начала бегать. Подбежала к шкафу, достала большой солдатский ремень и перевязала ему живот. И вдруг он сразу почувствовал, что ему стало легко приседать и у него ничего не болит. Александра Северовна удовлетворенно сказала: «Вот теперь — то!»

После этого занятия он позвонил, пришел ко мне и все это мне рассказал. Я сказала: «Александра Северовна — гениальна! Она ведь не знала, Яшенька, что у Вас — блуждающая почка. Вы лекции читали с бандажом или без?» Он отвечает: «Без...» Я говорю: «Так Александра Северовна по слуху догадалась, что Вам нужно завязать живот. А я знала, что у Вас блуждающая почка. Но мне в голову не пришла мысль о том, что Вы можете читать лекции без бандажа. Я знаю, что люди с блуждающей почкой надевают с утра бандаж и с ним ходят. Поэтому я Вас не спросила. А Александра Северовна по звуку голоса поняла...»

И второй случай про Александру Северовну. У меня была больная, которая на нервной почве потеряла голос.

Когда я ей предлагала сомкнуть связки, дать звук, — она не могла. Связки не смыкались. Тогда я ей предложила кашлянуть. При кашле связки сомкнулись. Я поняла, что это связано с нервами. И для того, чтобы вернулся голос, надо вызвать острую боль, чтобы человек закричал. Но мне, как врачу, вызывать острую боль не очень удобно. Я послала ее к Александре Северовне и написала: «Александра Северовна! Потеря голоса на нервной почве!»

Александра Северовна минутку подумала, взяла 2 утюга, заставила эту больную сесть на корточки и с 2 утюгами ходить на корточках, делая вдох на каждый шаг. На третьем шаге эта больная уронила утюг себе на ногу и дико заорала. Александра Северовна ей спокойно говорит: «Ну вот,— голос возвратился... Иди домой!»

М.Н.: Александра Николаевна получила авторское свидетельство на эту гимнастику, Вы — первый врач, которая собственноручно подписала свидетельство о полезности. Мне бы хотелось, чтобы Вы подробнее об этом рассказали.

В.А.: Александра Николаевна пришла ко мне. Я сказала: «Эта дыхательная гимнастика не Ваша, а Вашей мамы. И подписывать не буду». С этим она ушла. А потом пришла ко мне Александра Северовна и сказала: «Валентина Александровна, душенька, я ведь скоро помру — мне 84 года. А Шура начинает свою жизнь, я ей эту гимнастику передала. Ну, пускай будет нашей! Мне-то все равно уже, а ей это важно. Я Вас очень прошу — подпишите!» Я подписала. А вначале я отказалась наотрез. Я сказала: «Это — Ваша мама, а не Вы...»