Джагатай придвинулся к магосу, и тот заметно съежился. Гияхунь спокойно наблюдал за ними, наслаждаясь представлением.

— Я хочу удвоенную пропускную способность главных плазмопроводов. Я хочу более короткие линии наддува. Варп-двигатели работают на грезах и болтовне, так что они для меня не важнее дерьма адуу, но мне нужна скорость в реальном космосе. Я хочу, чтобы эта штуковина разгонялась от нуля до полного хода так же быстро, как один из моих избранных воинов выхватывает изогнутый меч. Нойон-хан!

Гияхунь рывком извлек тальвар из ножен и рассек воздух в направлении шеи посредницы, застав ее врасплох. Женщина застыла, глядя на смертоносный клинок, который замер в миллиметре под ее подбородком.

— Вот так быстро, — сказал Каган, не отводя взора от многочисленных глаз техножреца. — Я хочу мчаться к цели еще до того, как враги задумаются о моих намерениях. Я хочу мчаться к цели еще до того, как сами боги поймут, что я у них на небосводе. Ты сделаешь все, как я сказал, ты перестроишь мой звездолет, и ты сдашь безупречную работу через двенадцать ваших лунных месяцев.

Магос явно растерялся.

— Но… это невозможно, господин, — неестественным тоном возразила посредница, не забывая о кривой полосе стали у своей шеи.

Примарх вновь не удостоил ее взглядом.

— Возможно всё, — произнес он. — Разве не этому учат в империи моего Отца? Или ты исполнишь мою волю, или на Красной планете высадятся мои невежественные сородичи. А они склонны ломать то, чего не понимают.

Техножрец торопливо отправил своей переводчице какой — то сигнал.

— Если вы уже обдумали план… — начала женщина.

— Да, — перебил Хан. — Очень подробно. И после того как закончишь тут, сделаешь то же самое для всего флота под моим началом. Разве хватит одного хорошего клинка, если перед нами лежит целая Галактика? Я желаю получить целую бурю мечей. Говорю тебе, жрец Марса, быстрота наше кредо, и мир еще не видел ничего подобного. Воплоти мою мечту или укажи, кто из вашего непотребного племени способен на это.

Повисло молчание. Maroc явно с кем — то общался — то ли со своей живой статуей-помощницей, то ли с более далекими собеседниками. Скитарии вообще не шевелились. Нойон-хан спокойно стоял довольный собой.

Наконец посредница дала понять, что техножрецы согласны.

— Получено предварительное разрешение. — В ее ровном голосе прозвучало что — то, близкое к досаде. — Все будет исполнено. Если вернуться к текущим вопросам, то сейчас, на данном этапе, нам нужно от вас только одно — название корабля.

Каган жестом показал Гияхуню «отставить», и тот убрал тальвар. Отвернувшись, примарх зашагал к центру незаконченного, но исполинского командного мостика. Он посмотрел вверх, на полусобранные ярусы и оголенные громады опорных балок. Еще выше поблескивало силовое поле, удерживающее пригодный для дыхания воздух, а дальше начинался ледяной безжизненный вакуум, озаренный резкими лучами солнца.

Джагатай какое — то время молчал, оглядывая свои будущие владения — звездную цитадель, созданную для завоевателя. В его узких глазах вспыхнула прежняя алчность. Она присоединилась к иному чувству — возможно, пылкому стремлению.

— Подождем, когда его достроят, — ответил Хан. — Имя придет само.

Несколько дней спустя чогорийцы вновь собрались во Дворце. Им выделили просторные, но какие — то невыразительные покои с гладкими деревянными полами и стенами из шлифованного песчаника. Эти палаты в средоточии имперской власти предназначались для размещения самых разных сановников, а потому не имели наглядных признаков принадлежности к той или иной фракции. Сверху, снизу и со всех сторон доносилось многослойное гудение, создаваемое непрерывной деятельностью: скрежет и грохот механизмов сливались с топотом ног.

Во Дворце никогда не отдыхали: в каждом его уголке происходило приготовление к чему — либо важному. Ежесекундно в пустоту отправлялся очередной корабль, а на его место прибывал другой. Происходили самые масштабные перемещения живой силы и снаряжения в истории — никакие прежние операции не могли сравниться с ними в грандиозности. Большинство людей считали, что и в будущем подобное не повторится.

Есугэй шагал по периметру зала, выглядывая из окон. Солнце уже зашло, и небо, пересеченное инверсионными следами, подсвечивали прожекторы летающих оборонительных платформ на мощных гравипластинах. Сумрак пронзали сотни миллионов мигающих огоньков жилых шпилей.

Гияхунь расположился в одном из низких степных кресел, которые воины привезли с собой со звездолета, окрещенного ими «Чин-зар». Год назад его передали примарху из резерва Марсианского Легиона.

Джагатай сидел, нехотя ковыряясь в блюде с жареным мясом. Хотя дворцовые повара силились приготовить нечто похожее на чогорийскую пищу, требовалось немало трудов, чтобы воссоздать беспощадно жесткий рацион из свежатины и сбродивших молочных продуктов, дающих энергию клановым воинам Алтака.

Из коридора снаружи донесся звонок, и вошел Хасик. Поклонившись примарху, лорд-командующий Пятого легиона посмотрел на закуску, недоуменно вскинув бровь.

— На, поешь. — Хан толкнул к нему блюдо. — Как идут дела?

Хасик уселся, покорно взял ложку и налег на жаркое.

— Они крепкие, — сказал воин с набитым ртом. — Умелые. Вышколенные. Все, что вам нужно.

— Но?..

— Чопорные! — фыркнул лорд-командующий. — Ни разу не видел, чтобы они улыбались. — Чогориец проглотил кусок. — Я кое — что разузнал. В этом легионе много техники — воины едут в сражение на транспортах, рассчитывая, что броня защитит их по пути. Дальше начинается стандартная тактика пешего боя. Знаете, на кого они похожи? На батальоны Цо у Ша’ана. Помните, с бронированными фадуун?

Каган тяжело посмотрел на него:

— Их можно вести?

— Разумеется, их можно вести, — вмешался Таргутай с другого конца чертога. — Их вели в битвы на протяжении восьмидесяти лет, и они завоевали больше миров, чем мы покорили народов.

— Айя, что нам до того? — лениво бросил Гияхунь.

— Я должен знать, удастся ли вылепить их заново. — Джагатай тоже откинулся на спинку сиденья, низ которого почти касался пола. — Наши сородичи вступят в легион лишь через несколько лет. Впрочем, мы уже преображаемся. Ни один отпрыск Алтака до нас не видел звездолета, а теперь они каждую неделю зависают над Хум-Картой. Как это меняет чогорийцев?

Есугэй обернулся к соратникам:

— Полностью. Их разум открывается для чего — то нового. Вот чего Он хочет, и вот почему Он так поступает.

Проглотив еще немного мяса, Хасик отодвинул блюдо.

— У нас получится, — произнес он, утерев рот тыльной стороной ладони. — Только будет нелегко. У этих воинов умы горожан — они охраняют стены.

— А что с погодной магией? — спросил Хан.

Лорд-командующий пожал плечами:

— Легионеры не говорят о ней.

— Потому что она ужасает их. — Советник подошел к остальным. — Нашему миру повезло. Из бесед с иноземцами я узнал о Раздоре, или Долгой Ночи. Они сразу думают об этом, если упомянуть при них «силы». Я прочел архивные записи — те немногие, что удалось восстановить. Мне понятно, чего боятся эти люди.

— Невозможно построить империю на страхе, — заметил Каган, недоверчиво глядя на Таргутая.

— Вот почему они не обсуждают прошлое, — пояснил Есугэй. — Делают вид, что его не было, отстраняются от него. Пока что.

Джагатай поразмыслил над услышанным. Как всегда, пальцы примарха скользнули к его клинку и вцепились в кожаную оплетку рукояти. Он томился в стенах Дворца, словно в клетке.

— Знаю, что ты посоветуешь, — буркнул Хан.

— У нас почти не осталось дней, — напомнил Таргутай. — Скоро мы вернемся в большое ничто, и тогда возможностей уже не будет.

— Что такого может сказать мне он, чего я не слышал от Отца?

— Не ведаю. Однако он лишь немногим слабее, и это здание они возводили вместе.

— Он — раб.