— Да, — подтвердила Озерова и рассказала обо всем, что с ней произошло.

Теперь, когда картина происходящего приобрела ясность, мнения молодых сыщиков разделились. Сеня и Валя считали, что должны срочно обо всем сообщить в милицию, а Маша предлагала собрать побольше улик и уже с ними идти в правоохранительные органы.

— Вы просто не знаете взрослых, — убеждала Мария Нестерова своих собеседников. — Они никогда не слушают тех, кто их моложе. Им кажется, что мы маленькие детишки, которые только и умеют, что играть в детские игры. Если мы придем в милицию и скажем, что дяденька-фотограф — шпион, нас просто выгонят на все четыре стороны.

— И каков твой план?

— Мой план, Озерова, очень прост: мы соберем неопровержимые доказательства виновности Дмитрия (или как там его зовут на самом деле) и отправимся с ними не в милицию, а в ФСБ. Там к нашей информации отнесутся серьезно.

— Круто… — только и смог вымолвить Сеня, а Валя после небольшой паузы произнесла:

— Кажется, у меня есть план…

Валя медлила. Ей очень не хотелось делать этого, но, увы, иного выхода у нее просто не было. Конечно, она бы могла попробовать жить, как обычно, словно ничего не произошло, но, несмотря на вредный характер, совесть у Вали все же имелась. Нестерова спасла ей жизнь, к тому же теперь они все вместе пытались разоблачить шпиона и вроде бы стали одной командой, а потому для Вали пришло время проделать работу над ошибками и попытаться исправить сложившееся положение.

Обо всем этом Озерова раздумывала по дороге в школу. Она решила придти туда пораньше, чтобы успеть разобраться со всеми своими проблемами, и быстро шагала по переулку, дрожа то ли от утреннего холода, то ли от нервного напряжения. Школьный автобус еще не приехал, и вокруг светлого двухэтажного здания было непривычно тихо и пустынно. Не задерживаясь в вестибюле. Валя прямиком проследовала к находившемуся на первом этаже кабинету директора. Высоченная, обитая коричневым дерматином дверь показалась взволнованной девочке входом в царство какого-нибудь монстра или коварного волшебника. Мимо директорского кабинета всегда проходили с трепетом, сбавляя шаг и стараясь не шуметь, и уж конечно никому из ребят не пришло бы в голову добровольно перешагнуть этот порог. Валя на секундочку зажмурилась и решительно потянула на себя высокую створку.

— Здравствуйте, — поздоровалась она с секретаршей. — Мне надо к Ядвиге Игнатьевне.

— Тебя вызывали?

— Нет. Я сама, по очень важному делу.

Секретарша недоверчиво посмотрела на юную посетительницу. Женщина всю жизнь проработала секретарем директора школы, многое повидала на своем веку, а потому такой визит показался ей неожиданным. Но лицо у маленькой толстушки было очень серьезным и решительным — девочку явно волновала какая-то важная проблема, которую могла разрешить только Ядвига Игнатьевна.

— Как твоя фамилия?

— Озерова. Валя Озерова.

— Подожди, я сейчас о тебе доложу, — секретарша поднялась со своего места и направилась к кабинету директора.

Валя осталась одна. Больше всего ей хотелось удрать из этого страшного места, дабы избежать крайне неприятного разговора с директрисой, но она так не сдвинулась с места, готовясь к самому худшему.

— Ядвига Игнатьевна ждет тебя, заходи.

— Спасибо… — пробормотала Валя и бочком протиснулась в кабинет.

Худощавая женщина в белоснежной блузке сидела за столом, словно фараон на троне.

— Здр… здравствуйте, — неожиданно для себя начала заикаться девочка.

— Здравствуй? С чем пожаловала?

— С чистосердечным признанием. Это я во всем виновата, а не Нестерова!

— Будь добра, Озерова, четче выражай свои мысли.

— Сегодня к вам должна придти мама Маши Нестеровой, — собравшись с духом начала объяснять суть проблемы «кающаяся грешница». — Вы ее вызвали из-за плохого поведения дочери, но на самом деле Нестерова ничего дурного не делала! Это я ее «подставила»!

— Озерова, следи за языком! Я не желаю слышать жаргонные выражения. Назови синоним слова «подставила».

— Обманула, предала, поставила в неловкое положение… — растеряно подыскивала замену емкому словечку Валя, вообще-то имевшая по литературе и русскому стабильные «пятерки». — Короче, я специально все подстроила, чтобы у Нестеровой получились неприятности.

Далее последовал печальный рассказ о происках Озеровой, подбросившей однокласснице шпаргалку, выставившей в журнале фальшивую оценку и совершившей другие, не менее жуткие злодеяния. Директриса слушала рассказ внимательно, чуть покачивая головой, и свет лампы то и дело отражался в стеклах ее очков:

— А теперь, Озерова, объясни, что означает твое чистосердечное раскаянье. Насколько я поняла, ты недолюбливаешь Нестерову, но тогда скажи, почему ты готова взять на себя ее вину?

— Она невиновата!

— Валя, — директриса внимательно посмотрела в глаза девочке, — будь со мной откровенна и ничего не бойся. Если Нестерова тебя шантажирует и вынуждает к подобным заявлениям, мы сумеем с ней разобраться, а ты при этом не пострадаешь. Скажи честно, эта девочка продолжает тебе угрожать? Может быть, у нее есть дружки или…

— Нет! Нет, Ядвига Игнатьевна! Я правду сказала! Маша мне вчера жизнь спасла. Я шла рядом со стройкой, с лесов сорвалось ведро с мусором, оно бы непременно упало мне на голову, но у Нестеровой отличная реакция, и она успела оттолкнуть меня в сторону. Потом я всю ночь не спала, думала о своем поступке и вот, решила придти.

— Допустим, ты говоришь правду, Озерова. Но в таком случае тебя ждут очень серьезные неприятности, и мне придется говорить уже с твоими родителями.

— Знаю. Но за свои поступки надо отвечать.

— Здравая мысль, Валентина, только пришла она к тебе с опозданием. Я во всем разберусь. Иди.

Аудиенция окончилась. Валя стремглав вылетела из кабинета директора — на сердце у девочки было удивительно хорошо, хотя умом она понимала, что впереди ее ждут большие испытания. До звонка оставалось всего несколько мгновений. Вбежав в класс, Озерова подошла к сидевшей за партой Маше:

— Расслабься. Я все объяснила. Теперь не твоей, а моей маме придется идти к директору, — торопливо произнесла она, и ее голос заглушил заливистый звонкий звонок.

Маша осталась в полном недоумении. Весь урок она размышляла о поступке Вали и никак не могла дождаться перемены, чтобы начистоту поговорить с ней. Однако задушевного разговора не вышло — девчонок ожидала сенсационная новость, которую принес взволнованный Сеня. Едва только одноклассницы вышли в коридор, как мальчишка подбежал к ним и огорошил заявлением:

— Привет! Я такое узнал! Только никому не слова — это самая настоящая тайна!

После такого заявления Маша с Валей уже не могли думать ни о чем ином, и как булавки за магнитом, потянулись за Сеней, подыскивавшим укромный уголок для конфиденциальной беседы. Зайдя под лестницу возле запертого черного хода, он сходу выпалил то, о чем просто не мог молчать:

— Солдат жив! Жив!

— Какой солдат? — в первый момент не поняла Маша.

— Как какой? Тот, кого со скалы сбросили!

— Но этого не может быть! Я там присутствовала, правда за оцепление меня не пропустили, но все, кто находился на берегу, говорили, будто он разбился насмерть.

— Он жив!

— А ты откуда знаешь? — недоверчиво спросила Озерова. — Может, это слухи?

— Нет! Это информация из самого наидостовернейшего источника. У меня мама работает в военном госпитале, куда этого парня и доставили.

— Но почему ты раньше молчал? — продолжала допытываться Озерова.

— Мама после дежурства только сегодня утром вернулась. Раньше она просто не могла бы мне об этом сообщить.

— И как себя чувствует солдат? — живо поинтересовалась Маша.

— Паршивенько, с точки зрения здорового человека, но вообще-то — ничего. У него сотрясение мозга, кости поломаны, однако позвоночник цел, а, следовательно, ходить он сможет. Мама говорит, что он уже пришел в себя и находиться в полном сознании. Короче, чудо это или везение, но парень, похоже, родился в рубашке.