- Руки вниз, - неумолимо приказывала Лэрке. – Мизинец освободи, куда ты его засунул?
Она дотянулась до моей ладони и уложила повод, как надо.
- Помнишь, как лошадь посылать вперед? Вот этим местом работаешь, - она шлепнула меня по заду, - и шенкелями. Повод припусти.
Я смутился и попытался скрыть это шуткой:
- А я думал, тут конь должен работать.
- Это кобыла, - невозмутимо поправила Лэрке. – Ну, давай! Чего заснул?
Я кинул взгляд на детишек, под руководством инструктора бесстрашно перешедших на рысь, и осторожно подал корпус вперед. Ура, заработало! Мы с Луной описали первый круг. Потом еще один.
- Попробуй остановить ее, - велела Лэрке. – Так. Давай вперед. Поворот направо. Поводья не дергай! А ногами чего дрыгаешь? Налево!
Так мы развлекались полчаса, пока я не взмок и четко не ощутил, что в моих джинсах есть очень неудобно расположенные швы.
- Готов попробовать рысь? – осведомилась девчонка с хищной улыбкой.
Блин, вот садистка! Но русские не сдаются.
- Готов, - говорю.
- Тогда с шага ее поднимай. Опять корпус, шенкеля, поводья. Вот так, - Лэрке эротично подала попкой вперед, чуть сведя коленки. Нет, мама дорогая, я так не могу! Мне уже шов в паху давит, а тут еще такое шоу!
Короче, с третьего раза я как-то умудрился жопой правильно вильнуть и скоординировать это с руками-ногами. Мы потряслись, и я очень отчетливо понял, что не всегда здорово иметь яйца.
- На стременах привставай, - хихикала Лэрке. – Спина прямая! Почувствуй ритм.
- Как –по-чув... чув-ство-вать? – прокрякал я, как больная утка.
- Не как, а чем, - девчонка уже откровенно покатывалась со смеху, Луна фыркала, вторя хозяйке. – Кормой, Джек!
Вот так мы и развлекались. Туристы с детишками отчалили, соседний манеж опустел, зато из леса показалась цепочка всадников на красивых шоколадных лошадях. Оказывается, тут и конные прогулки устраивают!
- Хочешь, к озеру прокатимся? - предложила внезапно Лэрке. – Я у Элис попрошу Монтенегро. Это ее собственная горячая кровь. Я на ней и раньше ездила, так что, думаю, Элис мне не откажет.
Если бы не мои убитые жопа и яйца, я бы первый заорал: «Уря!» Еще бы, романтическая прогулка, сосны-ели, все дела. Только толку с этой романтики, если я потом неделю враскорячку ходить буду.
- Хочу, - говорю. Говорить уже могу, потому как ритм у меня теперь точно находился в районе очка, и рысили мы с Луной вполне в такт. – Только, если можно, на великах. А еще лучше пешком. А то, боюсь, тебе назад меня придется транспортировать кормой кверху.
Лэрке прыснула, прикрыв ладошкой рот.
- Ой, извини, Джек, я как-то не подумала про твои... особенности. У нас же тут девчонки одни. Из мужчин только туристы иностранные иногда бывают, но с ними Элис занимается.
- Почему? – не понял я, спешиваясь. Блин, по ходу, ногу на ногу закинуть я точно не смогу еще неделю.
- Ну, - она сделала большие глаза, - глупо, конечно, но парни почему-то считают, что лошади – это для женщин. Ты разве не знал?
Мило! То есть меня еще и угораздило пойти в женский спорт?! А как же мушкетеры, рыцари какого-то там стола и факинг Зорро?!
- Так как насчет похода к озеру? – поспешил я сменить тему.
Лэрке задумчиво покусала губу:
- Вот что, давай Луну расседлаем, а потом я покажу тебе тут в лесу одно место. Раз ты новичок, то наверняка его не знаешь. Идет?
Мы шли по узкой тропинке, обросшей вереском, и волокли велики за руль. Я был рад, что Лэрке показывала дорогу, а потому не видела, какая интересная у меня стала походка. Зря радовался. Девчонка обернулась и страдальчески сморщила носик:
- Что, очень больно, да?
Я пробормотал что-то нечленораздельное и постарался шагать прямее.
- К следующему разу купи себе брюки для верховой езды и сапоги. Это защитит, - она скользнула по мне взглядом, и я почувствовал, как уши наливаются жаром, - ноги.
Блин, а защита паха, значит, только хоккеистам полагается? Вот веселуха! Не, мне про следующий раз пока даже думать страшно, с брюками там, или без брюк.
- А ты давно живешь тут, у озера? – спросил я, чтобы сменить тему.
- Сколько себя помню, - поскучнела Лэрке.
- А... – начал было я, но она перебила.
- Знаю, ты сейчас спросишь, кем работает мой отец, и чем занимается мать, есть ли у меня собака или парень.
- Гхм, - я закашлялся, типа пыль в горло попала. На самом деле, про парня узнать мне, и правда, не терпелось.
- Давай договоримся сразу, - мы вышли на песчаную дорожку пошире, и Лэрке повернулась ко мне, поджидая. – Мы будем говорить только о важном. У меня просто нет времени, чтобы тратить его на пустяки, вроди болтовни ни о чем.
- Ты куда-то торопишься? – удивился я.
Зачем мы тогда в лес-то поперлись?!
- Я этого не говорила, - она тряхнула пушистыми волосами, на лбу сложилась сердитая морщинка. – Просто, когда ты знаешь, что тебе осталось всего два года, то понимаешь, сколько всего надо еще успеть, и на ерунду жалко потратить даже минуту.
Я офигел и замедлил шаг:
- В смысле, два года осталось? Ты что... – я пошевелил во рту пересохшим языком в поисках нужного слова, - больна?
- Нет, конечно, - фыркнула Лэрке, и потащила велик дальше, стараясь идти по траве. – Я что, похожа на больную?!
- Да нет, - поспешил заверить я, хотя сомнения у меня возникли. Насчет головы. – Тогда почему два года?
- Потому что я умру, когда мне исполнится шестнадцать, - пояснила как ни в чем не бывало Лэрке.
Я застыл, как вкопанный в песок, глядя на удаляющуюся спину и желтых бабочек, устроивших хоровод вокруг девчачьей головы.
- Не отставай, - улыбнулась она, оглядываясь через плечо.
Я вспомнил, что сам еще жив, откопался и попер велик дальше.
- Тебе что, нагадали это? – предположил я осторожно. – Или злая фея предсказала?
- Нет, - Лэрке беззаботно мотнула головой. – Я сама так решила.
Мы свернули с песка на более твердую дорожку, которую затеняли старые ели. Сразу похолодало, по коже поползли мурахи.
- Как это сама? - не отставал я, пытаясь заглянуть девчонке в лицо. Может, все это наглый развод? – Разве можно самому решать, когда тебе умереть?
Тут до меня дошел смысл моих слов, и в живот будто влетел целый рой тех самых желтых бабочек.
- Погоди, ты же не хочешь сказать, что собираешься...
Я не договорил. У меня язык просто не поворачивался такое произнести.
- Мы пришли, - Лэрке махнула рукой на небольшой круглый холм, густо поросший вереском везде, кроме лысой плоской макушки, обложенной по периметру гранитными валунами. – Вот мое место для размышлений. Велики можно оставить здесь.
Гора, на которую ходил думать Виннипух. Мило. Думал, думал, и решил самоубиться.
Вслед за Лэрке я полез по пахнущему зноем и терпким травяным соком склону. Добравшись до верха, она растянулась на спине, закинув руки за голову. Я лег рядом. На короткой травке, усыпанной прошлогодними иглами, оказалось удивительно мягко и удобно. Земля приятно грела спину, за камнями потрескивали кузнечики, деловито жужали где-то пчелы. Небо над нами синело глубиной в легких белесых спиралях, такое яркое, что на него было больно смотреть.
Я скосился на Лэрке. Между ее мягкими нежно-розовыми губами колыхалась сухая травинка, длинные ресницы прикрывали глаза, бросая тени на щеки.
- Знаешь, - внезапно заговорила она, - когда лежу здесь и слушаю тишину, мне кажется, что я слышу кости погребенных там, внизу, воинов, - она похлопала ладошкой по траве. – Мне кажется, они говорят со мной. Рассказывают истории.
Курган, сообразил я. Мы лежим на гребаном кургане викингов, каких полно по всей Дании.
- Это они тебе сказали самоубиться в шестнадцать лет? – чуть резче, чем хотелось, спросил я.
Она повернула ко мне лицо. Сейчас в ее глазах было больше синего, чем рыжего или зеленого, наверное потому, что в них отражалось небо.