- А больше, - говорю, - ты ничего не даешь? – И смотрю в упор.

Ф-фух! Наташа вспыхнула, как костер на Санктханс[2], который бензином облили и спичку бросили. Сидит, губами хлопает, а звука нету.

- Ну, я тогда с Томасом останусь. Спасибо за колбасу и... усы от какао вытри.

Остаток дня Адамс таскалась за мной, как тень. Подходить не подходила, но взгляды ее я то и дело на себе ловил. Мне же больше всего хотелось поговорить с Лэрке, но я не решался. Девчонка меня явно игнорила, и потом: может, она стыдиться меня? Я бы понял. И не хотел на людях к ней лезть.

Уроки у нас кончились около двух. Выкатился во двор пораньше, вытащил байк из-под навеса и занял стратегическую позицию у дорожки в город: типа весь деловой, цепь подтягиваю. Около меня тут же Адамс нарисовалась.

- Джек, а хочешь, заедем к нам на кемпинг? У нас гольф, теннисные корты, бассейн, зал компьютерных игр... Если ты вместе со мной, всем можно пользоваться бесплатно.

Нет, эту настырную ничего не берет! У меня уже на языке какая-то грубость вертелась, но тут я увидел, что Лэрке из школы выходит – такая непохожая на всех остальных, хрупкая в своей длинной юбке и белой кофточке, что у меня сердце защемило.

- Извини, Наташа, - решил отделаться от Адамс по-быстрому. – Не могу сегодня. В другой раз как-нибудь.

Она от радости чуть брекеты не потеряла, а я на велик взлетел и от нее подальше. Потом притормозил, пристроился за Лэрке в хвост. А чо? Все норм, нам же в одну сторону домой. Постепенно мы остались одни – остальные ребята посворачивали, отстали или укатили вперед. Мы выехали из города, свернули на дорожку вдоль озера, и тут я решился ее нагнать.

- Привет, - говорю.

Она крутит себе педали, смотрит прямо перед собой. Будто это ветерок в ветвях прошумел, или утка крякнула.

- Я знаю, ты хочешь говорить только о важном. Поэтому я начну сразу с важного.

Лэрке рулит, мягкие волосы летят назад, открывая нежное розовое ухо.

- Не думай, что я пристаю. И если ты со мной не хочешь разговаривать – твое право. Я просто хочу извиниться. За то, что был таким придурком, там, на кургане.

Покосилась она на меня, или мне почудилось?

- Я не должен был так с тобой говорить. Я ведь тебя совсем не знаю.

Мне пришлось заткнуться, потому что нам навстречу колесило семейство – мама, папа и двое мелких, на одном шлем в виде динозавра, на другом – тигриная голова. Мы уступили выводку дорогу, и я продолжил:

- Только я все еще думаю, оно неправильное, твое решение. Ты обязательно должна жить, Лэрке. Долго. И счастливо.

Она замедлила ход, пока совсем не остановилась. Я тоже затормозил. Тут она в первый раз за весь день по-настоящему на меня посмотрела. Со странным таким выражением на лице – как у человека, который долго-долго искал зарытое сокровище, нашел, открыл сундук, а там... ну не знаю, яйцо динозавра вместо изумрудов.

- Счастье? – Лэрке очень старательно произнесла это слово, будто я был глухим и читал по губам. – Ты веришь, что это возможно?

- Я был счастлив там, на холме с костями.

Говорил я, не думая, потому что знал – включу мозги, и все, пропаду, изгажу все.

- Почему именно я? – она изучала мои глаза, а я тонул все глубже между зеленью и ультрамарином, и все тело тянуло сладко, будто засасывало в слив ее зрачков. – Прямо сейчас в мире умирает больше сотни людей. Дети. Герои. Святые. Почему я должна жить?

- Фак героев, - говорю. Блин, почему у меня между ног все еще гребаный велосипед? – И святых. Ты особенная. Для меня. Думаю, я смог бы убить того, кто причинил тебе боль.

Лэрке усмехнулась невесело, одним уголком рта:

- Думаю, им пришлось бы занять к тебе очередь.

Я бросил велик на дорожку. Шагнул к ней, руку на руль положил.

- Я серьезно говорю. Мне все равно уже. Если тебя обижает кто-то... Если это выход... Ты только скажи мне, кто он.

Она помолчала немного, будто серьезно взвешивала такую возможность. Думаете, мне было страшно? Нефига. Думаете, я бы сочковал, если бы она назвала тогда имя? Не знаю. Честно. Меня будто вштырило тогда, просто от одного разговора с ней. Сказал бы раньше кто, что бывает такое, я бы первый этого идиота послал.

Лэрке вздохнула, провела пальцами по рулю, стряхивая мою ладонь:

- Для меня это – не выход. Выход – побег. Смерть – побег. Разве ты никогда не думал об этом?

- Думал, - говорю. – Но меня всегда что-то держало.

- Что? – снова она в глаза мне заглядывает, а у меня уже земля из-под ног плывет от ее близости, от запаха чистоты и цветущего бабочкина куста.

- Не знаю. Боялся... сделать больно другим.

- Даже если тебя бьют, издеваются, насилуют, даже если ты ночью кусаешь подушку от боли и плачешь в нее?

Блин, это же мои слова, одно в одно!

- Я... это так сказал, - отвел глаза, и будто холодная тень между нами скользнула. Как облако на солнце нашло. – В переносном смысле.

- Я так и поняла, - тихо сказала Лэрке. – В переносном смысле.

Села в седло и поехала. Я стою посреди дороги, как дурак, пялюсь ей вслед. Факинг Себастиан! И тут он мне все поломал!

- Лэрке! – она не обернулась на крик, но я продолжал. – Ты всегда можешь рассчитывать на меня, слышишь? Если тебе плохо... Или помощь нужна. Ты знаешь, где меня найти!

И все. Она исчезла за поворотом.

Почему-то я думал, что теперь, когда пошел в школу, отчим отстанет от меня.

Вечер, и правда, прошел хорошо. Мать рассказала о своем экзамене, я – про то, как опоздал на уроки. Вместе поржали над разными носками. Потом смотрели новый датский сериал, детектив вроде, уже не помню. Сева сделал попкорн, которым мы обожрались, а остатки пустили на снаряды в диванной войнушке. Победила ма. Короче, все как у всех, идеальная семья, ячейка общества.

Заснул я почти сразу. И оказался в ванной на втором этаже. Джакузи была наполнена горячей водой и бурлила, пуская пар. Подсветка мигала, окрашивая пузыри голубым, розовым и зеленым. Лампочки в потолке не горели, только свечи в стеклянных стаканчиках бросали на стены дрожащие блики. Дверь открылась, заставив пламя панически метнуться, но тут же закрылась снова. В ванную вошел Якоб. Я видел его в запотевшем по краям зеркале, но сразу узнал. На нем были только футболка и трусы.

Пацан поежился, будто мерз. Снял одежду и аккуратно сложил около ванны. Он был хрупкий, с тонкой талией и узкими бедрами, очень бледный и без растительности на теле. Потом он залез в джакузи. Сначала просто лежал, откинувшись затылком на край и прикрыв глаза. И вдруг скользнул вниз – медленно так, спокойно. Типа нырнул. Под пузырями и цветными вспышками мне было мало что видно, да и стоял я будто в стороне. Думал, вот вынырнет он сейчас, отдуваясь и отфыркиваясь, - обычный мальчишка, играющий в ванне. Но все оставалось тихо, жутко тихо, только слышались механическое жужжание насосов и бульканье воды.

Потом картинка стала наползать, словно я подходил ближе, или на джакузи наезжала камера. Вот я уже смог заглянуть через край.

Якоб лежал на дне, лицом вверх. Струи воды шевелили его волосы, вокруг носа скопилось ожерелье пузырьков, меняющих цвет – голубой, розовый, зеленый. Рот был приоткрыт, глаза тоже. Они смотрели прямо на меня – не двигаясь и не мигая. Мой взгляд в панике скользнул ниже. Его руки будто тянулись к поверхности, безвольные кисти почти всплыли. Маленький член торчал вверх и бился под ударами боковой струи, как розоватая рыбка на крючке.

У меня даже не было сил, чтобы кричать. Голос примерз к глотке. Я медленно попятился, и тут мой взгляд наткнулся в зеркале на чужой. Из запотевшей глубины на меня смотрел Себастиан. Смотрел и усмехался.

Он также усмехался, когда разбудил меня той ночью, чтобы увести на башню.

- Не надо, пожалуйста, - сонно бормотал я, пытаясь отбиться от его рук. – Мне же завтра в школу.

- Ну и что? – по ходу, мое сопротивление его искренне забавляло. – Что же, нам теперь и поразвлечься нельзя?