Он вновь стиснул мою руку.

— Ты остаешься.

Каждый частичка меня воспротивилась этой идее, и, тем не менее, мне пришлось признать, что я не могу его ослушаться. Просто фантастика какая-то.

— Отлично. Я остаюсь.

Я села.

Ноа снова погладил мою руку.

— Похоже, у нас возникла проблема.

— Почему?

Он наклонился ко мне. Я тоже наклонилась поближе, грудь прижалась к столешнице, а тело покалывало от волнения. А если он лизнет мне ушко? Я взорвусь от этого в мгновенном оргазме?

— Я думаю, что ты умерла, — прошептал он.

Такие разговоры однозначно портят настроение.

— Нет, и ты туда же? — Я вскочила из-за стола, опрокидывая кофейные чашки и заставляя несколько человек обернуться. Мне было все равно — вся моя неприязнь была направлена прямо на Ноа. — С меня уже хватит. Пошел к черту!

Здесь что, все, своего рода, одержимы смертью?

Ноа тоже поднялся, и его сильная рука опустилась мне на плечо.

— Ты сядешь, и будешь молчать. — Его голос оставался тихим и спокойным.

К моему удивлению, я полностью подчинилась, неуклюже опустившись обратно на свое место и отводя от него взгляд. Ноа присел напротив, спокойно разглядывая меня, в то время как подбежавшая официантка вытирала пролитый кофе. Через несколько безмолвных минут наши чашки вновь были наполнены, и мы снова остались одни.

— Теперь сиди и пей, — скомандовал он.

— Почему, всякий раз, когда ты что-то говоришь, я чувствую, что должна тебе повиноваться? — Я взяла чашку, сбитая с толку собственным поведением.

Он вздохнул:

— Я боялся этого. Ты будешь сидеть тут и слушать то, что я скажу, или мне придется силой удерживать тебя на месте?

Я не думала, что это имеет какое-то значение, поэтому я выдавила из себя фальшивую улыбку:

— Я само внимание. Продолжай.

Ноа был вторым человеком, который думал, что я умерла. И, несмотря на весь мой скептицизм, я почувствовала, как у меня на затылке зашевелились волосы.

Он взъерошил волосы рукой, выглядя слегка обеспокоенным — до тех пор, пока официантка не поставила перед ним долгожданный чизбургер. Тут уж он повеселел на глазах.

Мой же салат выглядел не аппетитным, но по крайне мере он не “отложится” сразу на бедрах. Я взяла вилку и начала выбирать кусочки огурцов и отодвигать их к краю тарелки, ожидая, когда он начнет разговор.

— Ты не воспринимаешь это в серьез, — начал Ноа, между откусыванием кусочков от очень жирного и на редкость сочного чизбургера. Меня поразило, что он ухитрился не запачкать свою рубашку и остаться чистым и опрятным. Он облизал губы языком и у меня потекли слюнки.

Какого черта со мной происходит?

Раздосадованная сама на себя я бросила в него салфетку.

— Трудно воспринимать серьезно мужика, у которого с подбородка капает горчица, — солгала я.

Я хотела облизать его губы вместо него.

Ноа взял салфетку и вытер подбородок.

— Извини.

Он положил чизбургер и серьезно посмотрел на меня:

— Я собираюсь все объяснить, и не хочу, чтобы ты перебивала меня, пока я не закончу.

Я открыла рот, чтобы возразить, но ничего не вышло. Дерьмо! Еще одна из его ментальных штучек. Что вообще с этим парнем? И почему я не боялась человека, который мог заставить меня сделать все, что ему захочется.

На самом-то деле, это меня заводило. Я снова скрестила ноги в надежде, что “волшебное местечко” перестанет непрерывно пульсировать.

Все происходившее могло бы быть бесконечно прекрасным. Я никогда не видела мужчину, выглядевшего красивее, чем он. Бред Питт ничто по сравнению с ним. Его волосы имели светло-русый оттенок, густые и вьющиеся. И ниспадали на воротник дорогой накрахмаленной рубашки. Его лицо украшали высокие скулы, подчеркивая идеальный нос и красиво очерченный рот. Ноа выглядел так, словно собрался на деловую встречу в брюках и облегающей белой рубашке, но без галстука. Широкие плечи, большие руки. Все большое. Я вспыхнула и снова заерзала на месте.

Он был едва ли не слишком красив для человека, с его точеными чертами лица, орлиным профилем, и великолепными глазами цвета тусклого серебра. Когда они были синими, как раньше, они были изумительными. Носил ли он цветные линзы?

— Ты молчалива.

Я прекратила изучать его сквозь мутные очки и сердито на него посмотрела. Когда Ноа в недоумении моргнул, я показала на свой рот.

— Ах, да. Извини, Я еще плохо освоил этот навык “управления”. Слушай, я… — он замолчал, задумавшись и уставившись на меня как на врага рода человеческого, — мне сложно это объяснить. — Он закатал рукав и протянул ко мне руку. На запястье была вытатуирована крошечная вязь архаичных символов. Я ничего такого прежде не видела и снова непонимающе уставилась на него.

— Верно, ведь ты же не знаешь, что это значит. Я забыл, насколько невежественно современное общество.

О чем он говорит?

Ноа указал на запястье, оглядываясь по сторонам, чтобы убедиться, что нас никто не подслушивает.

— Это символ из ангельского алфавита.

Когда я недоверчиво приподняла бровь, он добавил:

— Я ангел.

Очевидно, — несмотря на мою “немоту”, — фыркнуть от недоверия я все еще могла.

— Я не шучу, — возразил Ноа. — Ты могла бы мне и не верить, если бы сейчас это не было столь важно. Дело в том, что я один павших ангелов, нас называют серимами, и зачем я здесь — не столь важно. Важно лишь то, что произошло между нами.

“Какая жалость”, — подумала я, смотря на него с тоской. — “Великолепный и абсолютно полоумный”. Мне до смерти хотелось сказать что-нибудь ехидное, но я лишь могла жевать свой салат.

Похоже, мой скептицизм действовал ему на нервы, от чего я почувствовала себя неловко. Я помахала вилкой, чтобы он продолжал.

— Проблема в том… Я думаю, что прежде чем мы встретились, тебя укусил вампир.

О, Господи боже! Секс с ангелом, а теперь это.

— Послушай, вампиры имеют отношение к серимам, до некоторой степени, но у них разные проклятья. Они жаждут крови, они порочны, их голод сильнее, чем у серимов, которые просто жаждут плоти. Вампиры заключили сделку ради этого в давние времена.

Я почти разделалась со своим салатом и стянула картофель-фри с его тарелки. Ноа продолжал говорить, а я заставляла себя слушать.

— …Укус вампира противоестественное дело, — продолжал он. — С разумом жертвы что-то происходит — нечто вроде помутнения рассудка, — от чего воспоминания и все то, что в нормальной жизни для тебя является “табу” становится туманным и не имеет значения. К тому же, из-за попадания вампирской слюны в кровь, жертва ощущает интенсивное сексуальное желание, не удовлетворимое в течение следующих нескольких часов. Тех, кого истощили в большей степени, вирус, содержащийся в слюне, поразит сильнее среди прочих, прежде чем они замертво рухнут через несколько часов. Как ты.

Рука с картофелем-фри остановилась, не доходя до рта. Волна ужаса зародилась где-то в районе солнечного сплетения, и картофель больше не выглядел аппетитным. Мое неверие испарилось, я почувствовала, как волосы на затылке встают дыбом. Это вполне объясняло и затуманенную память, и сексуальную сирену, занявшую мое место вместо обыкновенной заучки, которой я обычно была.

Но это не объясняло, почему я очнулась в мусорном контейнере. Я указала на свои грязные волосы, молча задавая вопрос.

— Я не знаю, почему ты была в мусоре. Сверх того, я не знаю, почему тобой питались на грани сексуального безумия.

Я вспыхнула от его откровенности. Очки соскользнули на кончик носа, и я резко толкнула их назад. Верно, сексуальное безумие. Это точно про меня.

— Большинство вампиров берут лишь немного крови от своих жертв. Потеря небольшая и действует на человека подобно афродизиаку, при этом память замутнена как раз настолько, что он не может вспомнить последующие несколько часов после укуса. От тебя же взяли крови больше, чем требовалось для утоления жажды, и, ну… именно тогда я тебя и встретил.