Джон поспешно нажал кнопку на трубке.

— Стоп! — закричал он. — Остановитесь!

Но Джалобин прекратил спуск не сразу, и ведро успело погрузиться в воду сантиметров на сорок-пятьдесят, прежде чем они остановились. Еще чуть-чуть — и вода перелилась бы через край. С тревогой они водили лучами фонариков по стенам колодца, ища третью кобру, но ничего не обнаружили.

— Должно быть, мы ее пропустили, — проговорила Филиппа. — Наверно, она все-таки была на том месте, где обвалилась стена. А кирпич с третьей коброй, например, упал в воду.

— Или кто-то добрался до третьей кобры раньше нас, — вставил Дыббакс.

— Ладно, не унывай, — отозвалась Филиппа. — Мы ее найдем.

Джон положил фонарик на небольшой выступ каменной кладке и опустил руку в воду.

— Ледяная, — сказал он. — Аж пальцы сводит.

Филиппа с Дыббаксом тоже сунули руки в воду, Джон был прав. В такую воду лучше не соваться.

— Это, наверно, родниковая вода, — догадалась Филиппа. — Бьет прямо из горы.

— Надо подниматься, — сказал Дыббакс. — Мы все-таки пропустили третью отметину.

Но прежде чем близнецы успели ему ответить, раздался громкий всплеск: совсем рядом с ними в воду что-то упало.

— Что это было? — удивился Джон и, перегнувшись через край ведра, успел заметить, как тонет трубка. На долю секунды он решил, что рацию упустил он сам. Но нет, его трубка в руке! Не успел он сообразить, что это Джалобин уронил свою трубку, как ведро стало тоже стремительно погружаться в воду, и вся троица мгновенно оказалась с головой в ледяной воде, не успев ничего предпринять, не успев даже вспомнить, что у них есть джинн-сила.

— Что случилось? — завопил Дыббакс, когда смог наконец вынырнуть и глотнуть воздуха.

— Не знаю, — крикнул ему Джон, который все-таки успел вытащить долото из ведра, прежде чем оно перевернулось. В другой руке у мальчика по-прежнему была трубка. Взглянув на эту бесполезную теперь вещь, Джон тут же ее выбросил, а долото сунул за пояс, чтобы освободить руки и держать себя на плаву. Филиппа и Дыббакс лишились своих фонариков, но, к счастью, фонарик Джона остался лежать на выступе стены, так что свет у них какой-никакой был.

С трудом дыша в холодающей воде, дети пытались сосредоточить свою джинн-силу, чтобы выбраться из колодца, но было слишком поздно: они уже промерзли до мозга костей и напрочь лишились джинн-силы.

— Это все ваш идиот дворецкий! — воскликнул Дыббакс. — Что он вздумал? В игрушки играть?

И Дыббакс начал голосить, призывая кого-нибудь на помощь.

— Замолчи, — велел ему Джон. — Замолчи, дай подумать. Джалобин не сделал бы этого нарочно. С ним наверняка что-то случилось. — И он рассказал Филиппе и Дыббаксу о том, что за секунду до того, как ведро погрузилось в воду, Джалобин уронил рацию. — Короче, звать на помощь не стоит. Пока, во всяком случае.

— Но нам-то что делать? — возмутился Дыббакс. — Джинн-силы ни у кого из нас нет. По веревке нам в жизни доверху не долезть. А если мы останемся здесь, мы попросту утонем.

— Предлагаю не унывать, — бодро сказала Филиппа.

— Может, я чего-то не понимаю, — буркнул Дыббакс, отчаянно молотя по воде руками. — Но я не вижу никаких поводов для оптимизма.

— Но и слезами горю не поможешь, — заметила Филиппа.

— Эй вы, оба! Прекратите спорить, — сказал Джон.

— Никто и не спорит, — возразила Филиппа.

— Послушайте, ведь могло быть еще хуже, — продолжал Джон. — Мы могли оказаться в полной темноте. Но у нас есть свет, а потому есть и шанс на спасение, даже не один.

— Например? — Дыббакса рассуждения товарища явно не убедили.

— Надо подняться совсем немного — до того места, где когда-то обвалилась стена. Там есть уступчик. Можно вынуть еще несколько кирпичей, сделать его побольше и сидеть там, пока мы не обсохнем, не согреемся и не вернем джинн-силу.

Филиппа поглядела вверх. Место, о котором говорил Джон, было высоко, метрах в десяти над их головами. Девочка не была уверена, что сможет туда долезть. Зато Дыббакс уже ухватился за веревку.

Еще утром, когда во время встречи с паствой к нему подвели новых членов ашрама, гуру Масамджхасара начал терзаться подозрениями. Где-то он уже видел этого однорукого… Во всяком случае, он был чем-то похож на одного его старого знакомца… Гуру видел его всего единожды, давным-давно, по крайней мере десять лет назад… Но тот человек был дворецким у джинн, которого звали Нимрод, и англичанином… А сегодняшний был индийцем и назвался господином Гуптой… Однако что-то в этом новичке, попросившемся к нему в ашрам, настойчиво напоминало ему о дворецком Нимрода. Только что?

Когда-то нынешний гуру был врачом и успешно практиковал в Лондоне, причем среди его пациентов были самые высокопоставленные лица страны вплоть до жены премьер-министра Великобритании. Именно поэтому ранним апрельским утром в самом конце двадцатого столетия его и вызвали на Даунинг-стрит, попросив осмотреть самого премьер-министра. Большинство докторов, увидев пациента в таком состоянии, решили бы, что он сошел с ума, и отправили бы его в сумасшедший дом. По счастью, доктор Варнакуласурия — а именно так звали в те времена гуру Масамджхасару — относился к числу очень немногих врачей, способных распознать симптомы болезни, внезапно поразившей премьер-министра, который вел себя как взбалмошная двенадцатилетняя девчонка. Доктор понял, что в премьера вселился злой джинн. Воспользовавшись тем, что его покойный отец был знаком с могущественным джинн по имени Нимрод, он пришел к Нимроду и попросил о помощи. Там-то он и столкнулся с одноруким дворецким. Ну да, конечно! Дворецкий-то был однорук! И у этого господина Гупты только одна рука!

Еще тогда, в Лондоне, ему показалось странным, что Нимрод выбрал себе в слуги человека с одной рукой. Но эта странность была ничто по сравнению с престранными событиями, которые произошли сразу после этого в доме премьер-министра и так потрясли доктора Варнакуласурию, что он решил оставить медицину и, подобно отцу, стать праведником. Вскоре после изгнания нечистой силы с Даунинг-стрит он возвратился в Индию и на заработанные в Лондоне деньги купил розовый форт близ Лакхнау, открыл там ашрам Джаяр Шо и провозгласил себя гуру.

С тех пор ашрам стал во главе всемирной сети духовных центров, которых насчитывалось уже больше пятидесяти, а последователей у гуру было несколько тысяч. Короче говоря, предприятие оказалось весьма прибыльным. И сейчас, когда тайные планы гуру были близки к осуществлению, он меньше всего хотел бы видеть у себя под боком лазутчиков и диверсантов. Особенно если они как-то связаны с Нимродом. Поэтому сразу после полуночи гуру послал нескольких садхаков из состава своей личной охраны за господином Гуптой. Надо расспросить его поподробнее, кто он такой и что привело его вместе с детьми в ашрам.

Направляясь в отведенную новеньким спальню, садхаки наткнулись на Джалобина во внутреннем дворе розового форта.

Почувствовав, что эта недружелюбная команда пришла по его душу, Джалобин запаниковал. Он туг же избавился от портативной рации — просто бросил трубку в колодец, надеясь только, что она не угодит в детей. А потом, рассудив, что близнецы и Дыббакс все-таки не простые дети, а джинн, которые смогут о себе позаботиться, он снял ногу с тормоза и, засунув свою новообретенную руку под мешковатую индийскую рубашку, принял самую что ни на есть невинную позу и стал праздно глазеть на звезды.

Старший из садхаков, господин Бхуттоте, раздраженно ткнул пальцем в Джалобина.

— Что вы здесь делаете? — спросил он на хинди. — Разве вы не знаете, что после полуночи из спальни выходить запрещено?

— Я только что закончил работу, — сказал Джалобин. — В центре компьютерной помощи. Я просидел там на одном месте несколько часов, и теперь мне обязательно надо размять ноги и подышать свежим воздухом.