— Это легко устроить, сэр, если вы согласитесь. Конечно, возникнут некоторые неудобства…

— Дживс, — сказал я, — я готов подвергнуться любым временным неудобствам, за исключением протискивания сквозь иллюминатор, в котором я просто застряну навеки, лишь бы выбраться из этой плавучей тюрьмы и почувствовать под ногами твердую землю. — Я замолчал и в волнении посмотрел на него. — Вы правда не шутите? У вас в самом деле есть план?

— Да, сэр. Я не решился вам сразу его предложить, потому что опасался: а вдруг вам не понравится идея покрыть свое лицо ваксой.

— Чем-чем?

— Времени очень мало, сэр, и я решил, что пользоваться жженой пробкой нежелательно.

Я отвернулся к стене. Все, это конец.

— Слушайте, Дживс, — сказал я. — Вы перебрали.

Меня как будто ножом полоснули, это было куда страшнее безвыходного положения, в котором оказался я: мои подозрения подтвердились, блистательный ум, восхищавший всех столько лет, увы, деградировал. Я из деликатности сделал вид, что объясняю его болтовню о жженой пробке и ваксе состоянием подпития, однако в глубине души был убежден: малый сошел с ума.

Дживс кашлянул.

— Позвольте мне объяснить вам. сэр. Негры-менестрели уже заканчивают свое выступление и скоро уплывут с яхты.

Я сел. Надежда снова разгорелась, угрызения совести вонзились в меня, точно зубы молодого бульдога в резиновую косточку: как же я был несправедлив к этому великому человеку! Я начал понимать, что замыслил его могучий ум.

— Вы хотите сказать?…

— У меня есть баночка ваксы, сэр. Я захватил ее с собой, предвидя подобный поворот событий. Не составит никакого труда покрыть ею ваше лицо и руки, так что, если вы встретите мистера Стоукера, он примет вас за одного из этих негров-менестрелей.

— Дживс!!!

— Если вы согласитесь на то, что я предложил, сэр, мне кажется целесообразным дождаться, пока эти чернолицые музыканты уплывут на берег. После этого я скажу капитану, что один из них, мой добрый приятель, заболтался со мной и не успел на моторную лодку со всеми. Не сомневаюсь, что капитан позволит мне доставить вас на берег в маленькой лодке на веслах.

Я глядел на него с восхищением. Уж сколько лет я его знаю, казалось бы, лучше некуда, сколько раз он спасал и выручал и меня, и моих друзей, я знаю, что питается он в основном рыбой, так что его мозг наверняка состоит из сплошного фосфора, и все равно этот высочайший взлет интеллекта ошеломил меня.

— Дживс, — сказал я, — я уже не раз говорил вам, но с удовольствием повторю: вы гений.

— Благодарю вас, сэр.

— Никто вам и в подметки не годится. Вы — единственный.

— Я стараюсь быть полезным, сэр.

— Думаете, прорвемся?

— Прорвемся, сэр.

— Берете план под свою личную ответственность?

— Да, сэр.

— Вы сказали, эта штука у вас с собой?

— Да, сэр.

Я плюхнулся на стул и поднял физиономию к потолку.

— Мажьте, Дживс, и не жалейте ваксы, чтобы вы сами меня потом не узнали.

ГЛАВА 13. Лакей превышает свои полномочия

Должен признаться, я терпеть не могу истории, где автор все время перескакивает, пропуская огромные сюжетные куски, а вы извольте сами догадываться, что произошло в промежутке. Например, десятая глава кончается тем, что героя заманивают в логово преступников в подземелье и ловушка захлопывается, а в начале одиннадцатой он уже очаровывает всех светской любезностью на веселом балу в испанском посольстве. Поэтому, мне кажется, я должен самым подробным образом, шаг за шагом описать все перипетии приключения, в результате которого я оказался и на воле, и на свободе, — надеюсь, вы понимаете разницу.

Впрочем, когда за дело берется такой мудрый стратег, как Дживс, подобная необходимость отпадает, зачем попусту тратить время. Если Дживс взялся доставить вас из пункта А в пункт Б, например, из каюты на яхте старого хрыча Стоукера на берег возле вашего коттеджа, он вас просто туда доставит. И никаких трудностей, препятствий, никаких волнений, суеты. Описывать решительно нечего. Вы просто протягиваете руку, берете первую попавшуюся банку ваксы, мажете лицо, прогуливаетесь в свое удовольствие по палубе, неторопливо спускаетесь по трапу, сердечно машете на прощанье членам команды, которые в это время стоят возле борта и плюют в воду, садитесь в лодку и через десять минут, вдыхая прохладный ночной воздух, ступаете на берег. Ювелирная работа.

Я сказал об этом Дживсу, когда мы причалили к пристани, и он ответил, что это чрезвычайно любезно с моей стороны.

— При чем тут любезность, Дживс? Повторяю: ювелирная работа, я вами горжусь.

— Благодарю вас, сэр.

— Это я вас благодарю, Дживс. Однако что же теперь?

Мы отошли от пристани и сейчас стояли на дороге возле калитки моего сада. Тишина. Над головой сверкали звезды. Мы были наедине с Природой. Даже сержант полиции Ваулз и констебль Добсон не подавали признаков жизни. Выражаясь высоким штилем, Чаффнел-Реджис спал. Однако, взглянув на часы, я обнаружил, что всего начало десятого. Помнится, я страшно удивился. Испытав все сопряженные с пленом эмоциональные состояния и побывав на дыбе — позволю себе эту метафору — нравственных мучений, я думал, что прошло очень много времени, наверняка уже второй час, а то и больше.

— А теперь-то что, Дживс? — повторил я.

Я заметил на его породистом лице легкую улыбку, и она мне не понравилась. Конечно, я благодарен ему, он спас меня от участи, которая похуже смерти, но надо уметь держать себя в руках. Я смерил его надменным взглядом, как я это умею, и холодно спросил:

— Вас что-то рассмешило, Дживс?

— Прошу простить меня, сэр. Я не хотел этого показывать, но ничего не смог с собой поделать. У вас и правда не совсем обычный вид, сэр.

— У кого угодно будет не совсем обычный вид, если его намазать ваксой.

— Конечно, сэр.

— Даже у Греты Гарбо [16].

— Совершенно справедливо, сэр.

— Или у Ральфа Инджа [17].

— Вы, безусловно, правы, сэр.

— Тогда избавьте меня от обидных замечаний, Дживс, и ответьте на мой вопрос.

— Боюсь, сэр, я забыл, о чем вы меня спрашивали.

— Я вас спросил и снова спрашиваю — а теперь-то что!

— Вы желаете получить от меня совет касательно ваших дальнейших действий, сэр?

— Ну да.

— Я бы посоветовал вам пойти в коттедж, сэр, и отмыть лицо и руки.

— Ну что ж, разумно. Я и сам собирался.

— После чего, если вам будет угодно выслушать мое мнение, сэр, вам стоило бы первым же поездом уехать в Лондон.

— Опять-таки разумно.

— Как только вы окажетесь в Лондоне, я порекомендовал бы вам отправиться на континент, в какой-нибудь большой город, например, в Париж или в Берлин, а может быть, даже и дальше — в Италию.

— Или в солнечную Испанию?

— Да, сэр, можно и в Испанию.

— А то и в Египет?

— В это время года, сэр, вы сочтете, что в Египте слишком жарко.

— И вполовину не так жарко, как в Англии, если папаша Стоукер меня снова сцапает.

— Справедливо, сэр.

— Это же бандит, Дживс! Разбойник! Такие с хрустом разгрызают бутылки и прибивают себе воротнички сзади прямо к телу гвоздями.

— Мистер Стоукер, без сомнения, очень властный человек, сэр.

— А ведь когда-то, Дживс, я считал сэра Родерика Глоссопа людоедом. А тетю Агату людоедкой. Но куда им до него, дряхлые, беззубые шавки. В связи с чем возникает необходимость задуматься о вашей службе. Вы планируете вернуться на яхту и продолжать поддерживать отношения с этим отвратительным субъектом?

— Нет, сэр. Вряд ли мистер Стоукер окажет мне радушный прием. Обнаружив, что вы совершили побег, джентльмен столь острого ума легко сообразит, что это я помог вам покинуть яхту. Я вернусь на службу к его светлости, сэр.

— Представляю, как он обрадуется.