На Чаффи мои слова явно произвели впечатление. Я видел, что память его зашевелилась, что он вспоминает триумфы этого удивительного человека.

— Черт, а ведь и верно. Ты прав, он всегда находит выход.

— от видишь.

Я бросил уничтожающий взгляд на Стоукера, который начал было что-то относительно ангелов, и обратился к Дживсу.

— Дживс, — сказал я, — нам нужна ваша помощь и ваш совет.

— К вашим услугам, сэр.

— Для начала я кратко, так сказать, конспективно, если это слово здесь подходит…

— Да, сэр, безусловно подходит.

— …так вот, конспективно обрисую положение дел. Вы, несомненно, помните покойного мистера Джорджа Стоукера. В телеграмме, которую вы только что принесли, сообщается, что его завещание, согласно которому мистер Стоукер получил такую значительную сумму, будет оспорено родственниками на основании того, что завещатель был совершенный идиот.

— Понимаю, сэр.

— Дабы опровергнуть это заявление, мистер Стоукер хотел представить в суд в качестве свидетеля сэра Родерика Глоссопа, чтобы он удостоверил полную, совершенную и безупречную вменяемость старины Джорджа. Ну то есть просто эталон душевного здоровья, хрестоматийный образец. И в любых других обстоятельствах все прошло бы на «ура», блестящая победа обеспечена, противник посрамлен и повержен.

— Понимаю, сэр.

— Но, Дживс, сэр Родерик сейчас — и в этом вся загвоздка — находится в садовом сарае — в большом, а не в маленьком, — его физиономия вымазана жженой пробкой, а над ним самим нависло обвинение в ночной краже со взломом. Вы ведь понимаете, как сильно это подорвет доверие судьи к его показаниям?

— Понимаю, сэр.

— В этом мире, Дживс, у нас только два пути. Либо вы выносите окончательные, не подлежащие обжалованию приговоры ближним — психи они или нормальные, либо мажете себе физиономию жженой пробкой и оказываетесь в садовом сарайчике под охраной полицейского. Совмещать и то, и другое невозможно. Итак, Дживс, что делать?

— Я бы посоветовал, сэр, изъять сэра Родерика из сарая.

Я повернулся к собранию:

— Ну вот! Говорил я вам, что Дживс найдет выход?

Несогласие выразил только один голос — голос папаши Стоукера. Видно, он всерьез настроился перечить и противоречить.

— Изъять его из сарая, говорите? — спросил он с редкостным ехидством. — А как, позвольте поинтересоваться? С помощью сонма ангелов?

Он снова шумно задышал со стонами, и мне пришлось принять решительные меры, чтобы его угомонить.

— Дживс, а вы действительно можете изъять сэра Родерика из сарая?

— Могу, сэр.

— Вы уверены?

— Да, сэр.

— Вы продумали план или у вас хотя бы есть идея?

— Да, сэр.

— Беру все свои насмешки обратно, — благоговейно произнес старый хрыч. — Забудьте все, что я говорил. Вытащите меня из этого кошмара, и можете будить меня посреди ночи и хоть каждую ночь рассказывать про своих ангелов, сколько вашей душе угодно.

— Благодарю вас, сэр. Удалив сэра Родерика из сарая до того, как он предстанет перед его светлостью, — продолжал Дживс, — мы, я надеюсь, исключим возможность возникновения нежелательных последствий. Ни констебль Добсон, ни сержант Ваулз не установили его личность. Констебль вообще увидел его в первый раз вчера вечером и принял за негра-менестреля из труппы, которая выступала на яхте мистера Стоукера. Сержант Ваулз придерживается того же мнения. Поэтому нам надо освободить сэра Родерика, пока они не углубились в расследование, и все будет хорошо.

Я уловил его мысль.

— Понимаю, Дживс, — сказал я.

— Если позволите, сэр, я изложу вам способ, с помощью которого хотел бы достичь цели.

— Валяйте, — сказал Стоукер. — Что за способ? Ну?

Я поднял руку. Меня осенила отличная мысль.

— Постойте, Дживс, — сказал я. — Погодите.

И вонзил в Стоукера повелительный взгляд.

— Сначала решим два важных вопроса, а уж потом будем продолжать обсуждение. Подтверждаете ли вы свое твердое осознанное намерение купить у старины Чаффи поместье и замок Чаффнел-Холл за сумму, подлежащую дополнительному согласованию между двумя договаривающимися сторонами?

— Да, да, конечно. Что еще?

— Вы даете согласие на брак вашей дочери Полины и старины Чаффи? И чтобы никаких попыток навязать ее мне.

— Согласен, согласен!

— Дживс, — сказал я, — теперь можете продолжать.

Я отступил в сторону, предоставляя слово ему, и при этом заметил, что в его глазах сияет свет высшей мудрости. Его затылок, как всегда, глыбой выпирал назад.

— Тщательно продумав все детали предстоящей операции, сэр, я пришел к заключению, что главной помехой на пути к достижению цели является присутствие возле двери сарая констебля Добсона.

— Совершенно верно, Дживс.

— Он в этом деле — самый существенный фактор, если можно так выразиться.

— Можно, Дживс, можно. Иными словами, в нем вся загвоздка.

— Вы очень точно подметили, сэр. И потому наш первый шаг должен состоять в устранении констебля Добсона.

— Именно это я и предлагал, — сварливо вставил папаша Стоукер. — Только никто меня не стал слушать.

Я тут же его осадил:

— Вы хотели огреть его по башке лопатой, а это совершенно никуда не годится. Здесь требуется… как бы это сказать, Дживс?

— Тонкая дипломатия, сэр.

— Именно. Продолжайте, Дживс.

— Этот маневр по устранению констебля Добсона можно легко, на мой взгляд, провести, сообщив ему, что в кустах малины его ждет горничная Мэри.

Я был поражен дальновидной проницательностью Дживса, однако это не помешало мне сделать, исходя из интересов присутствующих, пояснительную сноску:

— Эта горничная Мэри помолвлена с кретином Добсоном, и хоть я видел ее только издали, уверяю вас: любой горячий молодой констебль побежит к такой девушке в кусты сломя голову. Очень женственная, как вы считаете, Дживс?

— Чрезвычайно привлекательная молодая особа, сэр. И я полагаю, для большей убедительности сообщение должно содержать намек на приготовленные для него чашку кофе и бутерброды с ветчиной. Насколько мне известно констебль еще не завтракал.

Я поморщился:

— Не надо подробностей, Дживс. Я все-таки не каменный.

— Прошу прощения, сэр. Я забыл.

— Ладно, Дживс, чего уж там. Но вам, конечно, придется уговаривать Мэри?

— Нет, сэр. Я поинтересовался ее мнением, и выяснилось, что она буквально горит желанием передать полицейскому поднос с едой. Я бы предложил сообщить ей — якобы от имени упомянутого полицейского, — что он ждет ее в условленном месте.

Тут я почувствовал необходимость вмешаться:

— Но ведь он же загвоздка, Дживс, самый существенный фактор. Если он хочет есть, почему бы ему не пойти прямо домой?

— Он побоится, что его заметит сержант Ваулз, сэр. Его начальник дал ему строжайший приказ оставаться на посту.

— Значит, он не отлучится ни на миг? — огорчился Чаффи.

— Дружище Чаффи, ведь он еще не завтракал, — сказал я. — А у этой девушки будет на подносе дымящийся кофе и бутерброды с ветчиной. Так что не прерывай ход беседы глупыми вопросами. Да, Дживс?

— В его отсутствие, сэр, будет проще простого вывести сэра Родерика из сарая и где-нибудь спрятать. Спальня его светлости приходит на ум.

— А Добсон никогда не посмеет сознаться, что отлучался с поста. Ведь на этом строится ваш расчет?

— Совершенно верно, сэр, его уста останутся немы.

Папаша Стоукер опять встрял.

— Ничего не получится, — заявил он. — Дохлый номер. Мы, конечно, можем выпустить Глоссопа из сарая, я не спорю, но полицейские почуют, что что-то тут неладно. Арестованный исчез, неужели они не сообразят, что его умыкнули? Кто умыкнул? Да мы, конечно, это они сразу поймут, тут большого ума не требуется. Например, вчера вечером на моей яхте…

Он умолк, не желая ворошить печальное прошлое, как можно было предположить, однако я понял, на что он намекает. Когда я исчез с яхты, он сразу смекнул, чьих это рук дело.

— А ведь он прав, Дживс, — вынужден был признать я. — Может быть, полицейское расследование ни к чему и не приведет, однако разговоров будет много, мы и опомниться не успеем, а весь свет уже будет знать, что сэр Родерик бродил ночью по округе с вымазанным сажей лицом. Все местные газеты подхватят эту историю. Услышит какой-нибудь репортеришко светской хроники, они вечно толкутся в «Трутнях», ушки на макушке, вынюхивают что-нибудь жареное о знаменитостях, и уж тогда пиши пропало, лучше бы старику Глоссопу отсидеть десяток-другой лет в Дартмуре или любой другой тюрьме.