Ветер дул с побережья. Французские моряки уже подготовили корабли к отплытию, как вдруг непонятно откуда взявшиеся облака затянули небосвод. Хлынул дождь.

Брест — город портовый, потому неудивительно, что жители его привыкли следить за погодой и ветрами: И вот, когда корабли уже были готовы отплыть, кто-то из местных в великой тревоге прибежал на пристань и сообщил морякам, что с дождем происходит что-то неладное. Облака, говорили они, появились с севера, а ветер дует с востока, хотя такого просто не может быть. Капитаны кораблей только успели удивиться, недоверчиво усмехнуться или испугаться — всякий по своему разумению и характеру, — как события приняли совершенно новый оборот.

Гавань Бреста состоит из двух бухт: внешней и внутренней. Внутренняя отделена от моря узким полуостровом. Когда дождь зарядил сильнее, вахтенные офицеры на кораблях заметили во внешней бухте британские корабли — целый флот!

Сколько их там было, никто не мог сосчитать — вероятно, не меньше тысячи. Подобно дождю, корабли внезапно возникли прямо посреди пустого доселе моря. И какие корабли! Тяжело вооруженные двух-трехпалубные боевые линкоры.

Размер и количество кораблей поражали даже больше, чем необъяснимость их появления. Британскому, флоту уже доводилось осаждать Брест, но никогда еще количество кораблей не превышало трех десятков, из которых только четыре-пять были линкорами, а прочие представляли собой юркие фрегаты и сторожевые корабли.

Новость о появлении сотни британских кораблей казалась такой невероятной, что французские капитаны не поверили, пока сами верхом или на лодке не добрались до Лошри или Камаре-сен-Жульена, где с высоких утесов самолично могли лицезреть британскую флотилию.

Шли дни. Небо по-прежнему затягивали свинцовые тучи, из которых без остановки сыпал дождь. Британские корабли упрямо стояли на рейде. Жители Бреста тревожились, что англичане высадятся в городе или обстреляют его из пушек. Однако корабли не двигались с места.

Еще удивительнее были вести, приходившие из прочих портов Империи: из Рошфора, Тулона, Марселя, Генуи, Венеции, Флиссингена, Лорьяна, Антверпена и сотен менее значительных приморских городов. Британские боевые корабли числом не менее сотни блокировали и эти порты. Подобное не укладывалось в голове. Если сложить количество кораблей, то получалось больше, чем весь английский флот! Да такого количества боевых кораблей не нашлось бы и в целом мире!

В то время военно-морскими силами в Бресте командовал адмирал Демулен. У него был слуга — ростом с восьмилетнего ребенка и для европейца необыкновенно смуглый. Казалось, слугу посадили в печь и там на время позабыли, так что он слегка подгорел. Кожа слуги была цвета кофейных зерен, а на ощупь напоминала пересушенный рисовый пудинг. Курчавые и сальные черные волосы торчали, словно перья у жареного цыпленка. Звали слугу Перроке (что означает попугай). Адмирал Демулен весьма гордился Перроке — его ростом, сообразительностью, живостью, но, более всего, цветом кожи. Хозяин часто хвастался, что ему доводилось видеть негров, рядом с Перроке выглядящих светлокожими.

Перроке просидел под дождем четыре дня, наблюдая в подзорную трубу за кораблями неприятеля. Дождь стекал с полей его треуголки детского размера, словно по водостокам. Дождь пропитал детский сюртучишко, превратив шерсть в тяжелый войлок. Струйки воды скользили по смуглой блестящей коже. Однако Перроке не обращал на дождь никакого внимания.

Спустя четыре дня он вздохнул, вскочил на ноги, потянулся, снял шляпу, поскреб голову, зевнул и произнес:

— Мой адмирал, это самые странные корабли, которые я когда-либо видел.

— Что ты имеешь в виду, Перроке? — поинтересовался адмирал, который тоже стоял на утесе рядом с Перроке и капитаном Жюмо, а дождь стекал с полей их треуголок, превращая шерсть в тяжелый войлок и наполняя башмаки водой на целый дюйм.

— Посмотрите, корабли замерли, словно в штиль, а на море, между тем, неспокойно. Сильный западный ветер должен был давно пригнать их вон к тем скалам и разбить в щепки. Но нет. Может быть, они убрали паруса? Тоже нет. Ветер менялся уже несколько раз, а что делала команда? Да ничего!

Капитан, не любивший Перроке и завидовавший его влиянию на адмирала Демулена, рассмеялся.

— Он сошел с ума, мой адмирал. Если бы англичане были так ленивы и нерасторопны, их корабли давно бы превратились в щепки!

— Они больше похожи на изображения кораблей, — размышлял вслух Перроке, словно не заметив замечания капитана, — чем на настоящие корабли. Однако самое удивительное, что вот тот трехпалубник, самый крайний к северу, в понедельник выглядел, как прочие, а теперь паруса все в лохмотьях, бизань-мачты нет, а в борту зияет дыра.

— Ура! — вскричал капитан. — Какие-то французские храбрецы занялись делом, пока мы здесь стоим и болтаем!

Перроке усмехнулся.

— Вы полагаете, капитан, что англичане позволили бы французскому судну подойти к сотне своих кораблей, ударить по одному из них из пушки и спокойно улизнуть? Ха! Посмотреть бы, как вам удастся подобный маневр на вашем маленьком суденышке! Нет, мой адмирал, я думаю, что английский корабль попросту растворяется.

— Растворяется! — удивился адмирал Демулен.

— Каркас корабля распускается, словно вязаная дамская сумочка, — сказал Перроке. — А бушприт и утлегарь сползают в воду.

— Что за дурацкая идея? — возмутился капитан. — Как корабль может растворяться?

— Не знаю, — задумчиво проговорил Перроке. — Смотря из чего он сделан.

— Господа, — начал адмирал, — полагаю, нам следует отправиться к этим кораблям. Если англичане соберутся на нас напасть, мы повернем обратно, а тем временем что-нибудь да разглядим.

И вот Перроке, адмирал Демулен и капитан Жюмо уселись в шлюпку с несколькими храбрыми матросами. Матросы весьма подвержены различным суевериям, да и не только Перроке успел заметить странности, творившиеся с английскими кораблями, однако на лицах французов была написана полная невозмутимость.

Подойдя к флотилии неприятеля, исследователи обнаружили, что удивительные корабли вблизи кажутся совершенно бесцветными, однако сверкают на солнце, несмотря на затянутое тучами небо и моросящий дождь. Внезапно тучи разошлись, и на море упал солнечный блик. Корабли пропали. Затем тучи вновь сошлись, и корабли снова появились на месте.

— Боже! — воскликнул адмирал Демулен. — Что все это значит?

— Возможно, — неуверенно сказал Перроке, — британские корабли попросту потонули, а это их призраки…

Так как удивительные корабли продолжали сиять и сверкать изо всей мочи, исследователи начали спорить, из чего они сделаны. Адмирал полагал, что из железа и стали. (Ну, да, как же, корабли из металла!.. Нет, все-таки французы — нация непредсказуемая).

Капитан предположил, что корабли изготовлены из серебряной фольги.

— Серебряной фольги! — воскликнул адмирал Демулен.

— Да, — подтвердил капитан. — Дамы, как известно, скручивают серебряную фольгу в трубочки и делают из нее корзинки, которые потом украшают цветами, а в корзинки кладут засахаренные сливы.

Адмирал Демулен и Перроке удивились, но спорить не стали — капитан был мужчиной видным и знал о женских хитростях не в пример больше них.

Однако если за вечер дама успевает сплести не более одной корзинки, то сколько же дам потребовалось бы, чтобы сплести целый британский флот? Адмирал Демулен сказал, что ему больно даже думать об этом.

Снова выглянуло солнце. Теперь французы увидели, что солнце просвечивает сквозь корабли и делает их бесцветными, а после и вовсе обращает в слабые искорки над водой.

— Стекло?

Адмирал почти угодил в цель, но тут сообразительный Перроке, наконец, догадался.

— Нет, мой адмирал, это дождь. Корабли сделаны из дождя. Падая с небес, дождевые капли соединялись друг с другом и образовывали твердые формы — пиллерсы, бимсы и обшивку, а некто неизвестный придавал им формы кораблей.

И Перроке, и адмирала Демулена, и капитана Жюмо снедало любопытство: кто мог совершить подобное? Они решили, что дождевых дел мастер хорошо знал свое дело.