До сих пор о любви не могло быть и речи. После смерти Анник его жизнь остановилась, Люк словно онемел. Временами он пытался начать все сначала, видит Бог, искренне пытался, встречался с женщинами, даже старался полюбить. Но безрезультатно. Все попытки заканчивались полным крахом.

В последние годы у него были женщины, все они были очень милыми, но ни одной из них не удалось пробудить в нем истинное чувство. Постепенно Люк пришел к выводу, что он утратил способность любить, и убеждал себя смириться с неизбежным. Пока не встретил Мередит. Она не делала никаких попыток очаровать его, но Люк сразу же был сражен наповал. Он давно забыл это сжигающее изнутри желание добиться любви женщины, войти в ее жизнь, стать частью этой жизни. И Люк твердо решил, что завоюет Мередит.

Часто ли мужчина испытывает подобные чувства? Может быть, раз в жизни. И тут же Люк поправил себя: это может и повториться, ведь с Анник он испытывал то же самое.

– Мередит Стреттон, – прошептал Люк и написал это имя на листке бумаги, лежавшем перед ним.

Кто ты, Мередит Стреттон? Почему у тебя всегда такой грустный вид? Почему в твоих бездонных глазах столько печали? Кто ранил твое сердце, оставив в нем незаживающую рану? Инстинкт подсказывал Люку, что Мередит пережила глубокое горе. Он видел боль, застывшую в ее зеленых глазах. Он хотел облегчить эту боль, прогнать печаль; он был уверен, что сумеет это сделать, если ему дадут шанс.

Люк не стал расспрашивать Агнес о Мередит, хотя ему и очень хотелось. Он считал недостойным разузнавать о Мередит за ее спиной. Ему почему-то казалось, что он и без того хорошо знает Мередит, понимает, что она за человек. Хороший человек.

Как обычно говаривала его дорогая ирландская бабушка? «Бриллиант чистой воды, без примесей», – любила повторять Роза де Монбуше. «Твой дедушка – без примесей, Люк».

Вот и Мередит тоже – без примесей.

Маленькие часы с черным циферблатом показали, что уже половина первого. Резко отбросив карандаш, Люк встал. Ему хотелось размять ноги, он устал после долгой езды в автомобиле.

Люк спустился по лестнице и прошел в свою спальню. Стянул свитер, зашел в ванную. Там умылся холодной водой, вытерся полотенцем и пригладил волосы щеткой.

Он стоял и смотрел на себя в зеркало. Когда-то черные как смоль волосы кое-где посеребрила седина. Люк вгляделся пристальнее и подумал, что выглядит каким-то усталым, изможденным. Мешки под глазами. Можно дать больше, чем его сорок три.

Мередит тоже за сорок, он был в этом уверен. Агнес говорила что-то такое еще до того, как Мередит приехала в Лондон. Люк боялся, не слишком ли это много, чтобы заводить детей, но потом решил, что все зависит от самой женщины. Ему всегда очень хотелось иметь детей. Продлить свой род. Но пусть даже детей не будет, в конечном итоге не это самое главное. Жизнь – борьба, и Люку вдруг остро захотелось победить в этой борьбе, поймать свое счастье. Что ж, его устроит просто любовь, пусть и без продолжения рода.

Мередит. Она могла бы сделать меня счастливым, «костями чую» – так говорила бабушка Роза. И еще она говорила: «Кости не обманывают, кости много о чем могут сказать. Кости – это порода, Люк. Погляди на лошадей. Если лошадь вынослива, этого еще недостаточно. Нужна порода. Уж я-то в лошадях разбираюсь». «Oui, grand-mere[9]», – послушно, как всегда, отвечал он. «Люк, пожалуйста, сегодня говори по-английски». – «Да, бабушка». – «Всегда доверяй своим костям, – поучала она. – Они никогда не лгут, Люк, никогда». Ах, бабушка Роза, улыбнулся про себя Люк, до чего же ты была необычной, совсем не такой, как другие.

Он торопливо прошел в спальню, надел черный свитер и темно-серые брюки, вынул из шкафа серый твидовый пиджак и отправился в библиотеку.

Люк быстро пересек большой холл, распахнул дверь в библиотеку и оглядел комнату.

В камине пылал огонь, столик на колесиках был заставлен напитками, среди прочего там имелась бутылка «Дом Периньона» в серебряном ведерке. Молодец Винсент, все сделал, как нужно. Осталось только дождаться Мередит.

Люк подошел к окну. Как красив парк: затейливо подстриженные вечнозеленые кусты стали еще изящнее оттого, что их чуть припорошило снежком. Люк порадовался, как удачно получилось, что его сестры не приехали на уик-энд в Талси. Он очень любил своих сестер и их мужей, но сегодня был доволен, что дом целиком в его распоряжении. Нет, Люк не строил планов соблазнить Мередит – это было не в его стиле, он предпочитал, чтобы все происходило естественно, само собой. Но ему хотелось, чтобы Мередит чувствовала себя свободно, раскованно, а не под внимательным прицелом испытующих глаз его родственников.

Услышав звук шагов, Люк повернулся и выжидательно посмотрел на дверь. Вошла Мередит, и Люк при взгляде на нее почувствовал одновременно и радость, и волнение.

Он шагнул ей навстречу и сказал:

– Вот и вы! Проходите к огню, Мередит, садитесь, тут вам будет теплее. Как насчет бокала шампанского?

– С удовольствием, – ответила она, опустив глаза.

Откупоривая бутылку, Люк не удержался и краешком глаза оценивающе поглядел на Мередит. Она была в клетчатом бежевом пиджаке, кремовой шелковой блузке и брюках и, по мнению Люка, выглядела просто сногсшибательно. Он едва сдержал улыбку. Объективность ему явно изменяла, когда дело касалось Мередит Стреттон.

Люк наполнил бокалы, подошел к камину и сел на диван рядом с Мередит.

– Надеюсь, вам удобно в бабушкиных комнатах?

– О да, большое спасибо. Они мне очень понравились, а ванная – просто чудо какое-то. С камином, подумать только! – Она рассмеялась. – Все роскошно. Я чувствую себя королевой.

Он широко улыбнулся.

– На вашем этаже все ванные оборудованы каминами. Мы ими редко пользуемся, только когда приезжают гости или когда уж совсем холодно. Это отнимает много времени и сил. Во времена моей бабушки в доме имелся целый штат прислуги, всем хватало работы. А сейчас найти хороших слуг трудно, и стоят они слишком дорого, так что камины в ванных топятся редко.

– Не могу вас за это упрекать. – Мередит ласково улыбнулась. Люк ей очень нравился, ей хотелось узнать его получше. – Вы здесь выросли? – с любопытством спросила она.

– Да. Мои сестры Изабель и Натали – тоже. Хоть они и младше меня, чего мы тут только не устраивали, каких только игр не затевали, нам было очень хорошо здесь.

– Должно быть, у вас было счастливое детство.

– В общем да, хотя временами мне так не казалось. Мой отец держался с нами очень строго. И был совершенно прав.

Люк бросил на нее быстрый взгляд поверх бокала.

– Вы чем-то опечалены?

– Нет-нет, – торопливо уверила она. – Просто я подумала, какое разное у нас с вами было детство… – Мередит запнулась, удивляясь, как это она могла такое сказать. Она крайне редко делилась с кем-либо подробностями своих детских лет.

Люк догадался, что Мередит не хотела говорить этих слов, по неловкому выражению ее лица. Он быстро произнес:

– Вы выросли в Коннектикуте? Она отрицательно покачала головой.

– Нет. Наверное, вы со слов Агнес поняли, что я из Коннектикута, потому что у меня там дом и гостиница – это так. Но выросла я в Австралии. Мое детство прошло в Сиднее.

– Вы – австралийка?

– Да. По крайней мере родилась я в Австралии. Но когда мне было двадцать два, я стала американской гражданкой. – Откинувшись на подушку, Мередит пристально посмотрела на Люка и добавила: – Это было ровно двадцать три года назад.

– Значит, вам сорок пять? В это невозможно поверить. Вы выглядите намного моложе. – Люк и в самом деле был очень удивлен.

– Спасибо, Люк. Правда: мне пока сорок четыре. Сорок пять исполнится в мае.

– А мне сорок три… Сорок четыре будет в июне. – Он помолчал, а потом осторожно, не желая пробуждать печальных воспоминаний, заметил: – По вашему тону я понял, что ваше детство нельзя назвать счастливым.

– Да, это так. Оно было кошмарным. Просто ужасным. Ни у кого не должно быть такого детства, – выпалила Мередит и тут же прикусила губу, потом отвернулась и стала смотреть на огонь.