Дмитрий Николаевич откинулся на низкую спинку автомобильного сиденья и тряхнул рыжими кудрями.

— Ну, новгородскую берестяную грамоту я уже упоминал. Но есть свидетельство и в летописи. Во время очередной стычки новгородцев со шведами тяжело заболел сын посадника Степана Твердиславича, Михалко — то есть, Михаил. В летописи сказано, что он «тяжко маялся животом». Ни лечение травами, ни молитвы не помогали. Но тут один из местных жителей подсказал посаднику, что на «озере среди лесов» живёт колдун, который лечит любые болезни. Посадник сам повёз сына к колдуну. Колдун дал Михалку отвар из трав, а посаднику велел молиться перед иконой в своей келье, которую «выкопал в земле, словно звериную нору». Летопись говорит, что выпив отвара, сын посадника «впал в беспамятство», и отец всю ночь молился над его телом. Под утро Михалко очнулся, и был здоров, «только сильно слаб».

Мы свернули с шоссе на дорогу, ведущую в Светлое. Автомобиль тряхнуло на ухабах. Дмитрий Николаевич ухватился за сиденье, а я сбавил газ.

— После смерти Степана Твердиславича Михалко Степанович тоже был посадником в Новгороде. Не так давно отыскалась ещё одна берестяная грамота, а в ней перечисляются дары, которые Михалко Степанович отправил «колдуну близ озера Елового». В грамоте упоминаются «мёд сотовый, сыры, рыба сушёная и десять кулей хлеба», — то есть, зерна. А также «шуба лисья короткая».

Увлёкшись разговором, Дмитрий Николаевич повернулся ко мне.

— Этой историей меня заинтересовал мой коллега — профессор Миропольский. Слушая его рассказ, я вспомнил, как студентом изучал в архивах документы периода Северной войны Петра Первого. И в одной из бумаг упомянуто, что некий колдун «возле озера Еловаго» выходил восьмерых раненых солдат, за что ему была пожалована серебряная полтина. А при устройстве в Петербурге «аптекарского огорода» упомянуто, что некоторые растения доставлены туда с Елового озера.

Дмитрий Николаевич почесал подбородок.

— Когда я вспомнил об этом, меня словно в бок толкнули. В свободное время я стал изучать другие периоды истории нашего края. И снова наткнулся на упоминание колдуна в хрониках времён Ливонской войны.

Дмитрий Николаевич прикрыл глаза, вспоминая. Мы как раз проехали Светлое и приближались к повороту на охотничью базу. И вдруг я увидел на дороге участкового Павла. Он махал нам рукой, показывая, чтобы я остановил машину.

Странно! Откуда здесь Павел? Что-то случилось?

Я нажал на тормоз. Участковый подбежал к нам.

— Андрюха! — закричал он. — Ну, наконец-то! Где ты пропал?

— Ездил в Старую Ладогу, — ответил я. — А что случилось?

— Брат где? — не отвечая, продолжал спрашивать Павел.

Его глаза быстро обшарили машину, на секунду задержавшись на лице Дмитрия Николаевича.

— Остался в Старой Ладоге, помогает на раскопках. А мы с Дмитрием Николаевичем едем смотреть базу.

— Дмитрий Николаевич Сюзин, — представился археолог Павлу.

Тот ничего не ответил и снова спросил меня:

— Где твоё ружьё?

— Здесь, в машине. Паша, да объясни — что случилось?

— Фух! — шумно выдохнул участковый. — Значит, оружия у них, скорее всего, нет.

— У кого «у них»?

— Жмыхин в следственном изоляторе раскололся, — сказал Павел. — Следователь, просто на всякий случай, подсадил к нему информатора. Тот наплёл Жмыхину, что может связаться с волей. И Жмыхин через него попытался передать записку своим приятелям.

— Каким приятелям? — не понял я.

— Помнишь схрон с оружием, который мы нашли в лесу? Так вот это Жмыхин с двумя дружками выносил оттуда оружие. У одного из дружков отец — не последний человек в Министерстве иностранных дел. И Жмыхин решил, что они смогут ему помочь.

— Вы их задержали?

— В том-то и дело, что нет. После подрыва схрона с оружием они прятались на квартире у этого работника Министерства. А сам он сейчас в ГДР. Пока группа получала разрешение на обыск квартиры — бандиты успели скрыться через крыши. Следователь предположил, что они могут попытаться отсидеться здесь.

— Почему здесь? — спросил я. — Они же знают, что Жмыхина арестовали.

— Откуда? — возразил Павел. — Скорее, они подумали, что их сдал кто-то из покупателей оружия.

— Ага, — понял я. — И вы решили обыскать базу? Ну, поехали.

Пока мы разговаривали, Дмитрий Николаевич успел перебраться на заднее сиденье.

— Бандиты уже здесь, — сказал Павел. — На базе. И у них заложник.

Я ощутил, как резко сдавило сердце.

— Чёрт! Кто?

— Мы не знаем, — пожал плечами Павел. — Сначала думали, что ты уехал по делам, а на базе остался твой брат. Но ты говоришь, что он в Старой Ладоге.

— Да, — кивнул я. — И обогнать нас он никак не мог. Мы прямо оттуда.

— А что, если...

Глаза Павла сузились. Он быстро запрыгнул в машину.

— Поехали, Андрюха! Только близко не подъезжай, останови возле машин.

В ста метрах от поворота на базу на обочине стояли милицейские «Жигули» и потрёпанный «ГАЗ-69». Я узнал машину Фёдора Игнатьевича. Видно, он привёз сюда Павла.

Я остановился сразу за «Жигулями». Павел выскочил из машины и побежал к коллегам. Четверо приехали из Волхова, старшим был тот самый усатый капитан, вместе с которым мы искали пропавшего грибника. Пятым оказался участковый из Светлого.

— Товарищ капитан! — доложил Павел. — Егерь нашёлся! Он в Старую Ладогу уезжал, вместе с братом.

Усы капитана воинственно встопорщились.

— Так, может, у них и заложника нет? А что с оружием? В доме оставил, когда уезжал?

Спрашивал капитан Павла, но смотрел при этом на меня.

— Нет, — ответил я. — Ружьё с собой, в машине.

— Точно? Тогда ещё легче. Из Ленинграда передали, что у бывшего егеря в погребе тайник. Но Жмыхин утверждает, что эти двое про тайник не знали. Как думаешь, егерь — могли они его найти?

Я вспомнил капитальный погреб Жмыхина. Он был вырыт на небольшом пригорке позади дома, рядом с собачьим вольером. Когда жена Жмыхина переезжала в военный городок, мы с солдатами перетаскали оттуда все банки с вареньем и солёными огурцами. Но никакого тайника я там не увидел.

— Можно проверить, — сказал я. — Погреб был заперт на замок. Если замок на месте — значит, до тайника преступники не добрались.

— Проверить, — задумался капитан. — Ладно.

— Подождите, — неясная мысль не давала мне покоя. — Там собаки рядом. Они залают, если к дому подойдёт посторонний. Могут насторожить бандитов.

— Да, псы у тебя — просто звери, — согласился капитан. — Мы к дому сунулись, а они как залились!

— Давайте, я проберусь вдоль леса и осмотрю погреб. Меня собаки знают, лаять не станут.

— А если эти ухари тебя подстрелят? — засомневался капитан.

— Когда вы в первый раз к дому пошли — они в вас стреляли? — спросил я.

— Нет. Только орали, что убьют заложника.

— Меня они не заметят. Я краем леса пройду и выйду так, чтобы не было видно из окон. Так же и вернусь. А вы их пока отвлеките. Попробуйте переговоры устроить.

Я вспомнил фильмы, которые во множестве пересмотрел в прошлой жизни.

— Переговоры? — переспросил капитан. — В каком смысле?

Да, здесь, в этом тихом мире ещё нет террористов. И захват заложников для областной милиции в новинку.

Я пожал плечами, стараясь не слишком выдавать свою осведомлённость.

— Ну, не знаю. Спросите, чего они хотят. Предложите им отпустить заложника и сдаться. Или денег и вертолёт. Главное — не злить их и не пугать.

— Где я им вертолёт-то возьму? — поразился капитан.

А потом свирепо взглянул на меня.

— Шутишь, что ли? Нашёл время, б...!

— Это от нервов, — ответил я. — Всё же, бандиты в моём доме сидят. Если бы мы с братом не уехали — они нас бы захватили.

Я ещё раз взглянул на дом егеря. Видно, так и не привыкну называть его своим.

— Я пойду, посмотрю. Через полчаса вернусь.

Я вернулся по дороге назад. Дошёл до края опушки и нырнул в густые кусты. Чтобы не пробираться по зарослям, зашёл чуть глубже и двинулся между берёз, ориентируясь на мелькающую в просветах крышу дома.