— Чего уставился? — Отодвинув лампу, Рози смерила мужа свирепым взглядом.

— Ты сегодня очень хорошенькая.

Джон Хоукинз пробормотал что-то одобрительное, а Лодиша просияла.

— Это Лодиша прицепила ленту к моим волосам, а не я. — Наградив Лодишу хмурым взглядом, Рози наполнила стакан виски, а затем с каменным выражением лица повернулась к Стоуну: — Наверное, ты не прочь трахнуть меня сейчас.

Боуи опрокинул чашку с кофе. Джон Хоукинз поднял голову, и его вилка застыла на полпути ко рту. Лодиша кинулась за полотенцем и вытерла разлитый кофе.

— Так вот — и не надейся. Эта дурацкая лента никакой не сигнал, что можно запрыгнуть ко мне в постель! — Ее плечи поникли, и она содрогнулась.

Боуи не верил своим ушам. Рози, казалось, жаждала перерезать ему горло. Лодиша и Джон Хоукинз с ожиданием посматривали на него.

Подыскивая ответ, он глубоко вздохнул и промокнул салфеткой кофейные пятна на рубашке и брюках.

— То, что ты хорошенькая, еще не повод для того, чтобы броситься на тебя или начать приставать.

— Вполне достаточный повод. Женщина может избежать этого, только если она законченная уродина.

— Ошибаешься. — Боуи посмотрел на нее в упор. — Далеко не все мужчины животные, не способные управлять своими страстями. Большинство мужчин в состоянии оценить красивую женщину, не принуждая ее ни к чему силой.

— Ответь лучше на вопрос. Ты намерен трахать меня? — требовательно спросила Рози, шаря по его лицу сузившимися глазами.

Боуи перевел взгляд с Джона Хоукинза на Лодишу. Оба взирали на него с нескрываемым интересом.

— Конечно, нет. Не намерен, — неохотно выдавил он.

Джон Хоукинз снова занялся едой. Лодиша разочарованно вздохнула.

— Даже если Лодиша будет прятать заговоренные узелки и украшать мои волосы лентами?

Поднявшись из-за стола, Боуи подошел к плите и налил себе кофе. Он не знал, что и думать об этом нелепом разговоре, крайне смущавшем его.

— Даже если ты разоденешься в платье с кружевным лифом, обольешься с головы до ног духами и покроешь себя слоем пудры. — Боуи вздохнул. — Даже если ты будешь разгуливать в своем трико. — Представив себе Рози, надушенную и напудренную, он почувствовал спазм в желудке. Боуи сомневался, что Рози понимает, как она хороша с шелковистой гривой волос и свежевымытым лицом. Ее кожа сияла, янтарно-карие глаза сверкали от ярости. Даже свободная мужская рубаха не скрывала изящных очертаний высокой груди.

Когда Боуи вернулся к столу, Рози все так же буравила его настороженным взглядом. Вся ее фигура выражала крайнее напряжение.

— Видимо, рано или поздно ты галопом поскачешь в заведение Мод, чтобы переспать с одной из ее шлюх. — Красные пятна вспыхнули у нее на щеках.

— Черт бы тебя побрал, Рози! — Боуи заметил, что Джон Хоукинз едва сдерживает улыбку. Лодиша шлепнула на тарелку капитана еще один кусок тушеного окорока, делая вид, будто ей нет дела до этого разговора. — Нам что, необходимо обсуждать это сейчас?

— Полагаю, это означает, что ты собрался к Мод.

Темный румянец залил его шею.

— Пока не думал об этом. Такой ответ тебя устроит? — Боуи обвел всех возмущенным взглядом. — В любом случае это никого не касается.

— Еще как касается, гореть мне в аду! У одной из девиц Мод сифилис. Все знают об этом!

Возможно, глаза Рози увлажнились, но на выяснение этого обстоятельства просто не было времени. Лодиша как смерч сорвалась со стула, выхватила у Рози тарелку с ужином, мгновенно пересекла кухню и бросила пищу в помойное ведро.

— В моем доме никаких выражений. Кэптин этого не любит.

Рози издала негодующий вопль.

— Он тоже выражался! — Она возмущенно ткнула пальцем в Боуи.

— Воспитанные молодые леди не бранятся как ковбои, — отрезала Лодиша.

— Но это несправедливо. Я не воспитанная молодая леди, я… — Вскочив, Рози пнула ботинком ножку кухонного стола, схватила с крючка куртку и с грохотом захлопнула за собой дверь.

Боуи положил на стол забытое печенье, которое держал в руке на протяжении всей сцены.

— Что, черт возьми, сейчас произошло?

— Это хорошо, — умиротворенно проговорил Джон Хоукинз, принимая из рук Лодиши печенье. — Роуз Мэри задумалась о том, что пора стать женой.

Лодиша вздохнула и поставила миску с печеными сливами возле лампы.

— Ей долго еще блуждать по этой дороге. Но один шаг вперед мы сделали.

Сигнал тревоги прозвучал в голове Боуи.

— Лодиша, я ценю ваши усилия в этом… э-э… направлении, но есть вещи, которые лучше оставить как есть.

— Неестественно, когда муж и жена не спят вместе. Детишек тогда не видать. Нипочем не видать.

Боуи в ужасе уставился на нее.

— С Рози чудовищно обошлись. Вы оба это знаете. Меньше всего на свете я хотел бы причинить ей боль. — Его плечи напряглись. — Я много чего сделал в своей жизни, но никогда не навязывался женщинам против их воли.

Джон Хоукинз мазал печенье маслом, будто от его усилий зависел завтрашний восход солнца.

— Помните день сразу после вашего приезда, капитан Боуи Стоун? Вы отправились в поле с «винчестером» и подстрелили двух зайцев.

Эти два выстрела отделили Боуи от того рокового, что стоил жизни Лютеру Рэдисону. Теперь, когда капитану случалось уложить зайца или фазана, он всегда вспоминал о дичи, которую принес Лодише в прошлый раз. Лицо Лютера Рэдисона больше не стояло перед дулом его ружья.

— Вам было полезно застрелить тех зайцев, — продолжил Джон Хоукинз. — Теперь вы часто приносите дичь.

— Я понимаю, что вы хотите сказать, Джон Хоукинз, — вымолвил Боуи. Однако он не считал себя способным вытеснить ужасные воспоминания Рози. У него нет на это права. Боуи отложил салфетку и встал. — Мы с Рози не можем жить как муж и жена. Это было бы неправильно.

Капитан повторял эти слова каждую ночь, когда лежал, уставившись в потолок, прислушивался, как Рози ворочается в постели, и представлял себе, как она выглядит после купания. Вспоминал, как брюки облепили ее круглые ягодицы, когда Рози нагнулась, чтобы разрубить полено. Заново ощущал мягкое женское тепло, как в тот день, когда лежал на ней на земле. Вспоминал груди с вишенками сосков и бронзовый треугольник волос на своде ног, которые предстали перед его глазами, когда она поднялась из жестяной ванны.

Боуи проглотил тугой ком в горле.

— Ужин был прекрасный, — сказал он, проходя мимо Лодиши к кухонной двери. Прихватив куртку и шляпу, Боуи вышел во двор.

Дни стали заметно длиннее. Далеко на западе горизонт окрасился в розовые и оранжевые тона. На бледном, холодном небе появились первые звезды, такие близкие, что, казалось, их можно поймать, взмахнув шляпой.

Он нашел Рози возле могилы Фрэнка Блевинза. Она стояла, засунув руки глубоко в карманы куртки. В волосах уже не было ленты, и ночной ветер трепал ее локоны, свободно ниспадавшие почти до талии. Подавив острое желание ощутить шелковистую прядь между большим и указательным пальцем, Боуи тоже сунул руки в карманы.

— Я не обижу тебя, — тихо проговорил он. — Ты красивая, желанная женщина, Рози, и я хотел бы, чтобы ты это знала. Знай также, что незачем прятать красоту под мужской одеждой и слоями грязи, стараясь защититься от меня или кого-то еще. Разумеется, в Пэшн-Кроссинге есть мужчины, которые мне не нравятся, но большинство из них порядочные и богобоязненные люди. Они не станут приставать к тебе, если ты позволишь им увидеть, какова ты на самом деле. Так же, как и я.

— Ты не можешь поручиться за каждого мужчину в Пэшн-Кроссинге. — Рози подтолкнула валявшийся в стороне булыжник к надгробному камню Фрэнка Блевинза.

— Я готов поручиться за большинство. Главное, не вини себя в том, что сделал Фрэнк Блевинз. Он обидел тебя вовсе не потому, что ты носила юбку или как-то по-особому причесывалась, не из-за твоей походки или красоты. Блевинз обидел тебя, потому что был слаб и жесток, труслив и подл, а может, даже порочен. Причина в нем, Рози, не в тебе. Твоей вины здесь нет.