Как бы ни хотелось трусливо отсидеться в комнате до возвращения Демьяна, не могу себе такого позволить. Даже не имею права. Честно говоря, не испытываю никакого желания проверять, что же будет, если в назначенное время не приду в комнату, отведенную под медицинский кабинет.

Не в силах уснуть, спускаюсь на кухню. Дом еще спит. Еще бы, сейчас только три часа ночи. Специально выбираю время, чтобы не сталкиваться с обитателями дома. Я же для них, считай, источник крови, неодушевленный предмет, да еще и оборотень, то есть опасный зверь. Кто будет со мной рядом по своей воле принимать пищу? Мне хватило одного раза за общим столом, чтобы почувствовать себя лишней и отверженной. Больше флюидов страха и ненависти на себе испытывать не желаю.

Аппетита совсем нет. Его сожрал страх за судьбу Демьяна, так бесстрашно отправившегося в одиночку в логово врага. Ну до чего безрассудный поступок! Перебираю в мыслях варианты исхода этой вылазки, и ни один мне не нравится. Но что я могу сделать?

Да еще и переживания по поводу моих ночных обращений совершенно истощили моральные силы.

Бутерброд с кофе – вот и весь мой скудный паек. Больше в меня не влезает.

Но я обязана хорошо питаться, иначе организм не будет в нужных количествах вырабатывать кровь. Надо что-то предпринять, чтобы прекратить переливания крови больным. Я не выдержу этого долго.

Да и они не смогут постоянно жить в зависимости от одного человека.

Кто знает, вдруг Демьян все-таки поступил правильно. Он хотя бы пытается переломить ход событий и что-то изменить в нашем странном существовании, а не тупо безвольно ждет, когда кто-то примет за него решение.

Так или иначе, его действия должны привести к какому-то результату. Остается ждать.

А пока я по собственной воле перемещаюсь в комнату для переливания крови. Иду сама, таким образом создавая иллюзию того, что меня не принуждают и я как альтруист решила облагодетельствовать несчастных людей. Скоро вереница больных потянется ко мне, придет Михал с журналом, четко регистрируя количество перелитой крови, его девушка Кася будет заниматься самой процедурой.

На удивление, мало кто спит в эту беспокойную ночь, и приличное количество народу приходят за бесценной кровью. Всё происходит как обычно. Я лежу на узком диванчике, рядом нуждающийся в переливании.

Не все подвергаются процедуре. Более слабых и детей пропускают вперед. Кому-то и вовсе отказывают после осмотра – если показатели в норме, переливание можно отложить. Каждому отмерена своя доза. Переливания происходят пару часов, выкачивают у меня не меньше литра, вливая пациентам примерно по сто граммов целебной крови.

В норме у человека за раз можно взять около четыреста пятидесяти миллилитров, за год у женщин – не более четырех раз в год.

Но то, что творится в этом доме, выходит далеко за пределы норм. Да и я не человек, восстанавливаюсь достаточно быстро, уже через час после процедуры чувствуя себя нормально. Обычно во второй половине дня я прячусь в своей комнате или гуляю по лесу в сопровождении охраны с оружием, но сегодня меня задерживает Михал с расспросами о Демьяне.

Куда пропал, что говорил да когда вернется. Меня раздражает, что Демьян повесил на меня обязанность отмазывать его. Оставил бы записку другу, да и вообще повел себя более ответственно. Приходится выкручиваться и юлить, мямлить что-то нечленораздельное, но потом как будто волчица во мне просыпается, и я резко бросаю здоровяку:

– Мне нет дела до того, куда делся ваш вожак! Я ему никто и звать меня никак. Он передо мной не отчитывается.

Михал спокойно откладывает ручку, отодвигает от себя журнал и встает со хлипкого стульчика, жалобно скрипящего под его весом. Огромная фигура нависает надо мной, черная футболка обтягивает мускулистый торс, тело так и пышет тестостероном, и сердце у меня начинает громко колотиться в груди. Мужчина удивленно хмурит брови.

– Зачем грубишь? Я просто спросил. Меня удовлетворило бы, ответь ты, что просто не знаешь.

– Что-то никого не интересует, что удовлетворило бы меня, – бормочу себе под нос, не собираясь извиняться за грубость.

– Считаешь, мне доставляет удовольствие наблюдать каждый день, как над тобой измываются? – с удивлением и нотками обиды спрашивает Михал.

Я лишь пожимаю плечами – откуда мне знать, что у него на уме.

Михал по-своему воспринимает мой жест, озлобляясь прямо на глазах. Черты лица искажаются, он становится похожим на большого злого волка.

Но я уже не боюсь его! Я никого не боюсь! Уход Демьяна открыл во мне невидимый шлюз, сорвал узы покорности, и бурным потоком из меня хлынуло негодование, которое я едва способна сдерживать. 

– Достали уже использовать меня! Даже не думаете что-то менять!

– Раз такая умная, предложи выход! – рычит Михал мне в лицо.

– Будто меня здесь кто-то послушает! – восклицаю, недовольно качая головой. – Я здесь абсолютно бесправное существо. 

– Я послушаю, обещаю тебе. Говори.

– Ну хорошо, – смиренно соглашаюсь я, усаживаясь на диван со вздохом, Михал снова опускается на скрипящий стул. – У вас в доме есть бесценный источник информации – медицинский работник из «Возрождения». Но я не заметила, чтобы она поделилась хоть какими-то полезными сведениями.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– С чего ты взяла, что не поделилась? – удивленно спрашивает Михал, сразу понимая, что речь о Касе. И ему явно не нравится ее упоминание.

– Во-первых, – начинаю загибать пальцы, – если бы она хоть что-то сообщила, вряд ли бы вы продолжали использовать мою кровь. Во-вторых, наверное, сделали бы что-то, дабы улучшить жизненные условия, то есть уехать отсюда. В-третьих, я заметила, что Кася вообще не отличается разговорчивостью.

– Ты права. Она замкнулась в себе, не подпускает близко.

Вижу, что мои слова причинили боль Михалу. Значит, я верно догадалась, что он к Касе неровно дышит, а она его отвергает по каким-то причинам. Не заметить его к ней чувства было сложно, а дальше цепочка рассуждений привела меня к логическому выводу – Михал совершил что-то, отвернувшее от него любимую девушку.

– Что ты натворил такого, после чего она даже не смотрит на тебя? – спрашиваю откровенно, отбросив любые приличия. Сейчас не до церемоний.

– Я? Да я пальцем ее не тронул! – возмущенно взрывается Михал. – Более того, я спас ее из «Возрождения», когда профессор за помощь беглецам заточил ее в железный бокс. А она… Черт, боится меня, что ли. Сам не знаю. Шарахается как от чумного. Не знаю, что произошло. – Нахмурившись, Михал задумчиво смотрит в невидимую точку за окном, полностью уйдя в себя.

Я размышляю об услышанном.

Может быть, Кася боится полуволков? Но она же имела с ними дело в клинике. Так что, скорее всего,  Михале обидел ее, но сам не представляет, чем именно.

– Я бы с ней побеседовала по-женски и попыталась выяснить правду, но языковой барьер этого не позволяет. Мне никак не втереться к ней в доверие, пока мы общаемся одними жестами. Только человек с геном оборотня или оборотень не нуждается в переводчике. А если в качестве переводчика будешь выступать ты, она ничего не расскажет.

– Так говоришь, будто ситуацию решило бы обращение Каси в оборотня.

– С чего такие выводы? Я даже не думала о подобном. Между прочим, могу предположить, в чем кроется суть проблемы. Каково ей сейчас – одной среди нелюдей? Она боится. Может быть, ей страшно, что она рискует стать такой же.

– Могла бы и уйти, раз мы ей омерзительны, никто ее здесь не держит! – вспыхивает Михал, и я вижу, насколько эта тема болезненна для него. Наверняка думает о ней днями и ночами.

– Если остается, значит, что-то ее здесь держит. Или кто-то, – намекаю, не понимая, как можно быть таким слепым и тупоголовым. Мужчины. Не может добиться от любимой девушки откровенного разговора!