Димеро Бун взирал на меня с легкой улыбкой. Я, береговая крыса, вздумал распоряжаться на его судне как у себя дома. Однако — я заказывал музыку, швырял деньги на ветер, так почему бы мне не позволить эту блажь, по крайней мере, до тех пор, пока я не слишком обнаглею.

Он не принимал меня всерьез. Я суетился, утирал пот и нервничал.

— Успеете собрать всех матросов к шести часам? — спросил я.

Плутовская улыбка затерялась в каштановой бородище.

— По правде говоря, не уверен. Но ежели кто не успеет, так останется на берегу, монсер. У меня хватит матросов, чтобы управлять кораблем. Семь человек или десять — невелика разница. Клянусь Аркелионом, пути до Семеринды — не более двух суток. А ежели что — нам пособят ваши люди… и эльфы. И те милые пташки, монсер… — Он осекся, словно ожидал, что я вот сейчас пущусь в россказни про девиц из гарема, с какой целью я везу их в Дольмир.

Я не рассказал, и он пожал плечами: я нанял его корабль, я плачу, я прав.

Шкипер приподнял мохнатые брови:

— Я слышал, из города ушла… живность?

— Крысы, — произнес я с деланым безразличием. — И птицы. И кошки с собаками. Так всегда бывает перед какой-нибудь напастью вроде большого пожара.

Он кивнул.

— Ну, наши-то крысы по-прежнему в трюме.

Это обнадеживало.

Квинтариминиэль свистнул носом и вскричал:

— Снова жертвы на благотворительность!

Я избегал его взгляда.

— Мы вернемся к шести часам. Тогда же мы отплывем. Барка выведет корабль в море за считанные минуты. Если не вернемся — вы все равно отплывете. Это приказ.

— Моя плешь! Ты, варвар, опять задумал пакостные благости для всех!

А эльф не дурак, надо признаться. Он почти читал мои мысли. Заключение у Фаерано здорово на него повлияло. Он и прежде не особо привечал людишек, а теперь, похоже, стал законченным мизантропом.

Виджи сидела на откидной койке рядом с принцем, притянув колени к подбородку, в глазах — немой вопрос. Весь отряд кроме Альбо теснился в каюте, пропахшей смолой и древесной стружкой.

— Не для всех. Имоен — ты здесь остаешься, не стоит смущать моряков своим видом. Монго — в коридор. Будешь смотреть, чтобы матросы не шастали к нашим девкам, а девки — к матросам. Возьми меч. Сделай лицо пожестче.

— Я по-по-пробую. А ку-куда вы идете, мастер Фа-атик?

Ошметок аристократа с цыплячьей грудью как всегда заикался от волнения. Его худое лицо, теперь уже навсегда перекошенное на левую сторону после знакомства с шершнями, пошло красными пятнами.

Слабоват в коленках. Слабоват. Как человек с таким характером возглавит Альянс?

— Куда иду — там меня нет, но скоро буду, и хватит об этом.

Ишь, выспрашивает!

Эльфийский принц продолжал сверлить меня надменным взглядом. Я не смотрел в его сторону. Крессинда получила мои распоряжения и наморщила нос-пуговку:

— Брутально…

Угу, родная, брутальней некуда: тебе придется свести близкое знакомство с большой водой. Ничего, ты и сама девочка немаленькая, как-нибудь договоритесь.

— Скареди — на палубу. Слушать, что говорят матросы. Не дайте им отплыть раньше шести часов. Если Димеро затеет шевеление, — начинайте кричать, что пожалуетесь коменданту порта. Это образумит. Возьмите с собой меч, сделайте несколько упражнений — как бы между прочим.

Старый паладин тряхнул вислыми пшеничными усами.

— Уразумел.

— Но в шесть часов — вы отплывете, ясно? Даже если мы не придем.

— Сделаем, мастер Фатик.

Только эльфы знали, что город погибнет. Скажу отряду — немедленно начнутся пересуды, а на палубе юта — вахтенный матрос, который легко может услышать громкую речь. Я не хотел, чтобы новость достигла ушей Димеро Буна, пока не исполню задуманное.

— Олник, идем. Прихвати колотушку.

— Мастер Фа… — трепыхнулась Крессинда, но я молча наставил на нее палец. Было в моем лице что-то, что заставило ее скукситься и отступить.

«От меня не отвяжешься», — сказали глаза Виджи.

«Отшлепаю!» — намекнул я.

«Если это поможет нашему общему делу», — сказала она, как в тот раз, когда увязалась за мной и спасла от смерти. Зрачки ее глаз все еще были расширены.

Несносная девица!

— Меч не бери. Гном с колотушкой еще куда ни шло, а вот люди… и прочие с оружием — на это стража порта смотрит косо. Так что Олник — он как бы наш телохранитель.

Надо ли говорить, что бывший напарник немедленно раздулся от важности?

— Жертва черных камушков! — крикнул Квинтариминиэль мне в спину.

Кто бы мне сказал, что он имел в виду, а? Жаль, что родители не слишком долго думали перед его зачатием.

На палубе меня осенило (как я уже говорил, на меня иногда снисходят откровения): а если Виджи заглянула в плетение нитей и разглядела там хреновый расклад для всех нас… в случае, если я покину борт «Горгонида»? Разглядела и рассказала принцу. А мне — ни гу-гу. И ему запретила говорить. Вот он и бесится.

Неужели пытается предупредить меня? По-своему?

Валеска смотрела на меня сквозь дверную щель. Глаза у нее были как у затравленной лани.

— Фа… — пискнула она, но я покачал головой и прошел мимо. Нет времени выслушивать твои жалобы, девочка! Не сейчас.

— Мастер Фатик! — позвала она в спину, но Виджи шикнула на нее рассерженной кошкой, и Валеска испуганно захлопнула дверь.

Мы прошли мимо, выиграв час времени у судьбы и добавив новых бед нашему отряду.

На пирсе я оглянулся: матросы «Горгонида» уже убрали веревочный трап, и Крессинда, широко расставив ноги в сапожищах, обживалась на посудине гребцов. Первым делом она согнала с банки бригадира и уселась на его место. Затем ласково начала баюкать молот, полученный от Жриц Зеренги взамен утерянного на поле Хотта. Бригадир разом скукожился и откочевал в направлении носа.

По расслабленным движениям Крессинды я бы нипочем не определил, насколько ей страшно. Большая вода была рядом — за низкими бортами. Я подозревал, что гномша плавает не лучше топора.

Она бросила в рот порцию табака и мерно начала молоть его пудовыми челюстями. От меня она знала, что плевать на палубу не рекомендуется: за такое унижение корабля матросы спровадят ее за борт.

Скрипнуло оконце кормовой каюты. Валеска клюнула воздух точеным носиком и уставилась на меня молящим взглядом, чертовка. Ее лицо выражало страх. Я чуть было не крикнул: «Ну что тебе надо?», но в другом окне явил миру льняные патлы эльфийский принц. Его лицо выражало сдержанное отвращение — ко мне, к месту, где он вынужден пребывать, ну, и до кучи, вообще к людям.

Он раскудахтался на дивном языке — судя по интонациям, упрашивал Риэль никуда не ходить. Добрая фея отвечала ему с холодным упрямством, снова прозвучал аллин тир аммен, от которого Квакни-как-там-его буквально подпрыгнул, да так, что стукнулся лебяжьей шеей об оконную раму. Олник одобрительно хмыкнул:

— Гшантаракш гхор![20]

— Да не говори, — откликнулся я, стряхнув с бровей капли пота. Духота улеглась на груди тяжким грузом, и этот груз увеличивался с каждой минутой.

Я повернулся к принцу спиной и сделал несколько шагов по пирсу. Надеюсь, мой затылок излучал нужный градус презрения.

Лейта разделила порт Ридондо на две части. Наша, западная сторона была торговой, на восточной располагался порт Верхнего города — пристани Ковенанта выглядели роскошно, местами к воде сбегали мраморные ступени. О богатстве кораблей и яхт патрициата я умолчу.

Верхний город виделся мне плоской картинкой из работы бездарного художника. Ее вырезали из рамы и вклеили между водой залива и сводом небес. Там жили слишком большие люди, не интересные мне ни в малейшей степени. Большие алчные люди, стоящие на плечах людей маленьких из века в век с надеждой, что так будет продолжаться до скончания времени.

Ну что же, сегодня ваше время закончится, и я не стану лить по этому поводу слез.