И прости, что втянул тебя в это. Я не знал, а ты… ты могла бы сказать, что тебе будет плохо.

Предводитель Братства злобно уставился на меня из-под лавки. Я выволок его и рассек веревки на лодыжках. Затем учтивым пинком выпроводил из фургона.

— Наверх!

Он заартачился, тогда я отвесил ему плюху.

— Не собираюсь с тобой церемониться, приятель.

Я повлек его на холм за связанные руки, с трудом удерживаясь от новых пинков и ударов. Предфинальная часть моей пьесы, подзаголовок — «Еще одна побрехушка». Цель — спасение жизни Отли и, возможно, маленький сюрприз для ошметков Ковенанта, которые останутся после гибели Ридондо… И для магов Талестры, которые хотели устроить в Мантиохии небольшой переворот.

Я поставил предводителя в тени обломка маяка и развернул лицом к городу.

— Смотри! Внимательно смотри! Ну, как тебе картинка?

Худощавое лицо пленника исказилось, он начал мусолить кляп из красной ткани в мелкий белый горох, от чего казалось, что он с тоской пережевывает шляпку мухомора. Вид циклопической волны тумана, должен сказать, впечатлял. Я ронял слова на голову парня, как капли раскаленного олова:

— Смотри! Это дело рук твоих благодетелей, магов Талестры! Да, сынок, я знаю, с кем связалось твое Братство! Твои наставники — подлецы, они провели над Ридондо магический эксперимент, и он — ты только представь! — провалился! Городу крышка, его скоро поглотит магический туман. А в тумане, небось, еще и монстры водятся! Что, свербит спросить, откуда я все это знаю?.. Ах да, ты и спросить-то не можешь… А узнал я об этом от своего друга, он, представь, мелкий эльфийский шаманишко. — Я нелюбезно развернул парня лицом к принцу, который, похоже, слегка ошалел от моей наглости, а еще больше — оттого, что я в трезвом уме назвал его своим другом. Я протянул руку и бесцеремонно отбросил золотистый локон с виска Квинтариминиэля, обнажив маленькое заостренное ухо.

— Бог… ужасный… варвар… — Щеки принца покрылась багровыми пятнами. Он суетливо спрятал ухо под волосы, развернулся и стремительно сбежал к подошве холма.

Я бросил взгляд на парня.

— Во, слыхал? Маги воззвали к ужасному богу, богу тьмы, и он их услышал! Город будет разрушен, чуть только туман заполнит его до краев! Но мы, простые путники, спасли жителей вашего города. Гляди! — Я снова развернул парня, как манекен, на сей раз, к северу. — Ты видишь пыль над дорогами? Мы настращали жителей Нижнего города чумой, и они сбежали, как и повелел им государь Амаэрон. Патриции запрутся в Верхнем городе и, конечно, погибнут. Погибнет и настоящий государь. Завтра твое Братство будет единственной серьезной властью в Мантиохии!

Не дав ему времени осмыслить эту новость, я свел — почти стащил парня вниз и, надавив на плечи, усадил на траву.

— Сиди — и ни гу-гу. А, черт, и не мычи мне! Надумаешь встать — пожалеешь. Собираемся!

Сборы труппы не заняли много времени. Имоен прошмыгнула в фургон чистая, как младенец. Выбрел из-за липы принц, пронзивший меня скверным взглядом. Скареди, отвязав лошадей фургона, вдруг вознамерился дать свободу и Кролику, но я запретил.

— Завтра он понадобится государю. А если его найдут горожане… что ж, пусть им будет подарок.

Он шевельнул вислыми усами:

— Государю? Но он погибнет, как и те… там… наверху…

— Завтра в Ридондо будет новый-старый государь.

Мне показалось, что из ушей старого рыцаря показался пар.

— Милостивая Барбарилла, как это?

— Объясню, когда будет время. Надеюсь, туман не доберется до кладбища.

Я завернул одежду лже-Амаэрона, венец, цепь и меч в дерюгу и запихнул под корни липы у ручья. Вырезал на коре на уровне своего роста «О» и «М». Если дело выгорит, Отли Меррингер снова примерит королевскую одежку, которая с завтрашнего дня станет для него второй кожей, хочет он того или нет.

— Запомни место, запомни дерево, — сказал я предводителю Братства, который, казалось, впал в ступор. — Тебе пригодится, поверь.

Я бросил парня внутрь фургона, морщась от тягучей боли в плече, вновь спутал ему ноги и занял место возницы. Спины коней лоснились от пота.

Еще пара минут.

Если Олник не изволит явиться…

Он не изволил.

Проклятие!

* * *

— О-о-олник!

А в ответ — раскатистое эхо и чей-то пьяный смех.

Я катил вдоль пустых, местами разоренных лавок, то и дело наезжая на брошенные товары. Там и тут мелькали шкодные тени мародеров. В любом городе, в любой стране мира всегда найдутся люди, способные запросто обобрать даже чумной труп.

— О-о-олник!

Выкликая имя своего друга, я ехал по Торжищу, возвращаясь тем же путем, каким двигался к погосту. Скареди звал гнома с задника фургона.

Впустую.

— О-о-олник!

Ага, отозвался он, как же.

На рабском рынке из-под колес порскнула стайка зеленых гоблинов. Стальные ободы на шеях с кусками цепей… Хозяева расковали и увели часть рабов, ну а прочие горемыки вот прямо сейчас помогали друг другу освободиться.

Серый тролль с остатками кандалов на руках (каждое звено — шире моей ладони) при виде нас прыгнул с купчего помоста и сграбастал молот:

— Гро-о-о!

Кажется, принял нас за торговцев, что вернулись за брошенным товаром. Я послал коней рысью. Тролль устремился за нами, но вскоре отстал, проревев напоследок что-то непотребное.

Я свернул круто вбок, и чуть придержал лошадей: в проулок уже заглянуло щупальце тумана.

Вот оно… Держись, Виджи!

Лошади заартачились. Я стегнул по их спинам, и они, встряхивая гривами, нехотя двинулись вперед. Вскоре туман сомкнулся над моей головой. Изнутри он был изжелта-розовый, душный, без вкуса и запаха. Странно, ведь должен был пропитаться запахом моря…

Я видел в нем не дальше чем на пятнадцать ярдов. Но не беда. Если помните, варвару Джарси достаточно только раз засечь направление, и он приведет своего нанимателя хоть к вратам ада.

— О-о-олник!

Нет ответа.

Плечо екало, боль потекла вниз, к локтю.

Прости, друг, я больше не могу тебя ждать.

Я погнал фургон к порту, стараясь не думать, каково сейчас Виджи. Чем быстрее я выведу ее из тумана, тем лучше ей и… принцу. Я вдруг обнаружил, что привязался к нему, вернее — притерпелся. Так собака привыкает к настырной блохе.

Ах да, внезапно я обнаружил и кое-что еще. Мое осознание себя как неудачника испарилось начисто. Говоря по совести, оно испарилось еще во Фрайторе, но только здесь, в Ридондо, я осознал, что больше не боюсь неудач, что у меня, черт подери, все получается, и получится вот сейчас, вот прямо сейчас, как надо. И плевать мне на удачливость моего брата Шатци.

Мы выехали на пустынные улицы города; цокот копыт дробился и многократно множился в тумане. Я прибавил рыси, не особенно рискуя наехать на случайного обывателя: улицы Нижнего Ридондо были практически пусты.

Я услышал шепот, когда до набережной оставалось около мили. Нечто вроде далекого шума прибоя, в который вплетаются обрывки неизвестных, нелепо растянутых по слогам слов: квииии-шииии… кваиии-шиииии… шииии-моооо-квааай… Зловещий напев творящих волшбу чародеев звучал прямо в голове, рождался ниоткуда, обдавая холодом.

Тут, чтобы добавить мне седых волос, где-то залился плачем младенец.

О нет, Гритт! Младенец!

Я резко натянул поводья, спрыгнул и прислушался. Поминая Великую Торбу, ринулся в желтовато-розовый сумрак.

Младенец! Лучше бы на меня напал тот тролль с башкой, похожей на огромную оливку! Что я буду делать с младенцем на «Горгониде», скажите на милость? Куда я дену его в Дольмире? Неужели придется тащиться с ним до самого Оракула?

Младенец заливался плачем все ближе.

А ведь придется взять, с тоской подумал я. Джарси я, или кто? Взять с собой, утирать сопли и менять пеленки, и затем усыновить, ведь времени искать его родных, даже если они уцелеют после апокалипсиса, не будет. Усыновить ребенка — вот настоящее геройство, к которому я уж никак не был готов. Мой дедушка Трамп — другое дело. Он усыновил нескольких детей из агонизирующего Фаленора, и среди них — меня, Фатика Джарси, и моего брата Шатци (последнего привезли дедушке кочевые эльфы, впрочем, это мелочь несущественная).