Александра смотрела на Золотую Рыбку, а тот смотрел мимо Александры, вслед собаке. Александра оглянулась. Собака возвращалась из путешествия по ее крошечной квартире, улыбаясь и легкомысленно мотая хвостом. Ага, это его личная служба безопасности.

— Как мне вас называть?

Герман Львович говорил, что его надо называть Золотой Рыбкой. Александре казалось это глупым.

— Да как хотите. Например, Андрей Андреевичем. По-моему, ничего, а? Мне идет… но это все такие условности… Позвольте, чуть в сторонку… Прошу прощения. Ага, вот так. Еще одна минута…

Он болтал что-то веселым мальчишеским голосом, а сам быстро и совершенно бесшумно обыскивал прихожую, потом — кухню, потом — комнату… Не просто осматривал, а именно обыскивал — трогал пальцами края зеркала, нижние поверхности столешниц, верхние наличники дверных проемов, перевернул и внимательно ощупал домашний телефон… А, нет, это он не пальцами трогает, это у него в руке какая-то шпионская штука. Как в кино. Микрофоны ищет.

— По крайней мере, вас не слушают, — подтвердил ее догадку Андрей Андреевич. — Хорошо. Чаю дадите? Жарко. Почти ночь, а все жарко… Я буду пить ваш чай, а вы будете формулировать свою просьбу. Неспеша.

Неспеша Александра сформулировала свою просьбу за три минуты. Даже чайник еще не успел вскипеть.

— И всего-то? — откровенно огорчился Андрей Андреевич. Голос у него был все равно веселым. — Нет, я чаю хочу. Ну, тогда расскажите заодно, кто и почему за вами следит.

Александра еще три минуты рассказывала о решении Сан Саныча «присматривать» за ней, о мужиках на скамейке на детской площадке и об уверенности Сан Саныча в том, что сегодня она из квартиры не выходила.

— Это они не следят, это они вас охраняют, — весело сказал Андрей Андреевич. — Наверное, ждут кого-то. Знакомого… А? Похоже, похоже… Ну, ладно. Как поступим: я завтра сюда нотариуса привезу или вы к нему сами хотите?

— А вообще без меня нельзя? — нерешительно спросила Александра.

Андрей Андреевич долго молча смотрел на нее непонятным взглядом, шевелил левой седой бровью, подрагивал левым углом крупного рта… Улыбается? Наконец удивленно — весело сказал:

— Княгиня. Чистой воды княгиня. Аристократка. Герман Львович меня предупреждал. Александра Александровна, разве можно быть такой доверчивой? Все документы — в чужие руки!

— Так это не мои документы, — тихо напомнила Александра. — Мои руки — тоже чужие. Мне же их отдали. При чем тут княгиня?

— Да потому и отдали, что княгиня, — возразил Андрей Андреевич, задумчиво разглядывая ее. Одним глотком допил чай, бесшумно опустил чашку на блюдце и деловито добавил: — Ну, давайте все, что там у вас. Куда потом дарственную? Вам или Зое Михайловне этой? И паспорт этот куда девать?

— Дарственную — Зое Михайловне… — Александра помолчала, вздохнула и неожиданно для себя решила: — А паспорт — мне.

— Ага, — без удивления согласился Андрей Андреевич. — Завтра часов с семнадцати будьте при телефоне. Мы с Гретой заглянем на минутку… Грета, нам пора. Спокойной ночи, Александра Александровна.

— Андрей Андреевич, минуточку… — Александра помнила, что Герман Львович говорил о трех бесплатных желаниях. Но ведь столько времени прошло. Что-то могло и измениться. — Андрей Андреевич, вы мне не сказали… Я не в курсе… сколько это будет стоить?

— Разве вас не предупредили? — Андрей Андреевич старательно натягивал бейсболку в прихожей перед зеркалом. Его отражение внимательно смотрело на Александру. — Вас предупредили. Три желания — бесплатно. Любые желания, даже такие дикие, как сегодняшнее… Кто вам эта Зоя Михайловна?

— Это бабушка моего первого ребенка. Девочка безнадежно больна. Это я виновата…

— Тьфу ты, — с досадой буркнул Андрей Андреевич и взялся за ручку двери. — Знаю я все. Ни в чем вы не виноваты. Вот ведь аристократия… Зло берет. Пойдем, Грета.

Надежду Ивановну выписали из больницы во вторник утром. Забирать ее поехали целой толпой — Леонард Семенович, и Хозяин, и Настя с Александрой — в бронированном джипе, и еще два джипа с привидениями, и зачем-то — Сан Саныч, отдельно, на своей машине, сам за рулем. Так и перлись караваном сначала по шоссе, потом по улицам, все время в левом ряду, иногда помигивая фарами: уступите, мол, дорогу, будьте так добры. Александра заметила: их каравану дорогу уступали все. Даже такие же страхолюдные джипы. Беда.

Надежду Ивановну одели во все новое. Она было всполошилась: «Зачем?!» — но Настя, мартышка хитрая, важно заявила:

— Так положено. Бабуль, ты разве не знаешь? Тебя вылечили, поэтому у нас праздник. На праздник надо надевать все новое. Смотри, какое платье! Я сама выбирала. Тебе нравится? А сумку папа выбирал. Тебе нравится? А вот это, на цепочке, — дедуля выбирал. Тебе нравится? А это называется па-лан-тин, его Саша выбирала. Тебе нравится?

Строго говоря, вообще все, кроме тонкой серебряной цепочки с каким-то знаком зодиака, которую действительно купил Леонард Семенович, выбирала одна Александра. И даже не слишком-то и выбирала. Просто в воскресенье Хозяин, после обеда опять заявивший, что им нужно поговорить, битых полчаса говорил ни о чем, ходил вокруг да около, непонятно улыбался и почти довел Александру до нервного срыва, прежде чем смог внятно объяснить, чего он от нее, собственно, хочет. Он хотел, чтобы Александра выбрала для его тещи подобающую одежду. Для тещи! Это было неожиданно. Подобающую! Это — ожидаемо. Хозяин всегда внимательно следил за тем, что подобает и что не подобает его положению. Похоже, он решил, что такая теща его положению подобает. А ее одежда — нет.

В воскресенье же Александру отвезли в какой-то сумасшедший бутик, где было пять продавцов и ни одного покупателя. Все пять продавцов, пять практически одинаковых девочек с разными именами на бейджиках, кинулись на Александру, как стая пираний на свежего утопленника. Александра равнодушно переждала выражения восторга по поводу ее появления, заявления об эксклюзивности всех тряпок, которые здесь висят, грубые комплименты ее фигуре, а потом так же равнодушно сказала:

— Пятьдесят второй размер, шестьдесят два года, волосы темно-русые, кожа светлая, глаза светло-карие. Безупречный вкус. Что-нибудь бежевое. Серое. Белое, черное. Ерунды не предлагать. Ничего концептуального. Стиль — «консерватор» или «царская семья».

И села в кресло рядом со стеклянным столиком. Интересно, как они выкрутятся? Эти стили она придумала только что. Не назло, просто от плохого настроения.

Девочки растерянно переглянулись. Одна незаметно скрылась за кулисами. Другая вопросительно поглядывала на привидение, которое застыло рядом с креслом Александры. Наконец самая сообразительная из оставшихся озабоченно сказала:

— Хм, царская семья… на такой размер трудновато… Хотя, конечно, можно попробовать собрать из разных коллекций.

Александра одобрительно посмотрела на сообразительную девочку. Неужели понимает, о чем идет речь? Если правда соберет то, что нужно, — она купит что-нибудь и себе. Ерунду какую-нибудь, просто в качестве поощрения сообразительности.

Как ни странно, но довольно быстро нашли, собрали и приволокли вполне подходящие вещи. Примерять и демонстрировать пятьдесят второй размер было некому, так что платья, юбки, брюки, костюмы и блузки Александре показывали, неся их перед ней на пластмассовых плечиках. Александра, рассеянно вертя в руках чашку с кофе, без размышлений, без пристального разглядывания и без троганья тряпок руками быстро показала: это, это и это. И белый палантин из шелкового трикотажа. И белье того же размера ко всему. В тон, в стиль, в цвет. Нет, выбирать некогда. На ваш вкус. Я довольна вашим вкусом… подойдите поближе… да, я довольна вашим вкусом, Женя. Заверните все для транспортировки в ограниченном объеме. Всего хорошего. Возможно, я сюда еще зайду.

Александра поставила чашку с так и не тронутым кофе на стеклянный столик, кивнула привидению и пошла к выходу. В зеркале увидела, как девочки дернулись было за ней, но кредитка в руке привидения их загипнотизировала. Бандерлоги все-таки. Даже развлекаться как-то неинтересно. А никому не известные стили «консерватор» и «царская семья», надо полагать, скоро войдут в моду. Примерно так вот и входят в моду всякие дурацкие стили, о которых еще вчера никто не слышал. Мода — это просто массовый психоз. Беда.