Но княгиня Александра Павловна все равно умерла. И ее дочь умерла бы, наверное, и восьмилетняя Лида, если бы в Ленинград по каким-то государственным делам не прилетел прямо через линию фронта старый друг Очень Большого Начальника, тоже большой начальник. Старый друг пришел по знакомому адресу, принес жене друга гостинчики — а жены-то и не оказалось. В квартире, промерзшей до последнего уголка, оказались две непонятные фигуры, завернутые во все, что было в доме теплого: в платки поверх пальто, в шторы поверх платков, в ковровые покрывала поверх штор… Одна фигура слабо шевелилась, совала в «буржуйку» остатки домашней библиотеки. Вторая фигура, поменьше, сидела на табурете перед буржуйкой неподвижно, тихонько, без голоса, плакала.

Старый друг Очень Большого Начальника задал двум непонятным фигурам несколько вопросов, подумал, собрал все документы, которые нашел в квартире, потом снял со стен оставшиеся картины, вытряхнул в наволочку оставшееся столовое серебро, завернул в газетку шкатулку с оставшимся хозяйским золотом, а потом позвал шофера и сопровождающего, и те забрали и погрузили все добро в «эмку», ждущую во дворе. Заодно забрали и погрузили в «эмку» и две непонятные фигуры, завернутые во что попало. В хозяйстве все пригодится.

Через сутки друг Очень Большого Начальника вывез его восьмилетнюю дочь Лиду и ее няню Александру на своем самолете прямо через линию фронта в Москву. При ближайшем рассмотрении в Москве обнаружилось, что Александра — другая, не та, которая няня. Может быть, ее и отпустили бы, и даже с благодарностью за спасение дочери от голодной смерти. Но Лида так цеплялась за нечаянную няню, так настойчиво рассказывала, что умерла бы, если бы не дочь Александры Павловны, и все равно умрет, если она уйдет… В общем, у Александры отобрали документы, немножко подлечили в госпитале, чтобы хотя бы на ногах стоять могла, а потом поселили в московской квартире родителей Лидиной мамы. Лида вцепилась в нее, как в спасательный круг. Лида была слабенькая, как и сама Александра. К тому же, она помнила ее маму. Все время говорила о ней. Александра осталась с Лидой.

Дети за родителей не отвечают.

Настя еще капризничала, но уже совсем немножко. Температуры у нее не было, поспала она хорошо, носик и веки посветлели, никакого насморка, никаких слёз, никаких пятен на коже… Так просто капризничает, по инерции. Или из вредности: как же так, проснулась — а Александры рядом нет! Безобразие. Надо проявить неудовольствие, а то, чего доброго, у бонны в привычку войдет отсутствовать, когда бедный больной ребенок просыпается…

Ах, сколько артистизма! Отшлепать бы эту мартышку хитрую…

— Отшлепать бы вас, мисс, — мечтательно сказала Александра, склоняясь над кроваткой и глядя, как Настя надувает губы, отворачивается к стене, а сама косит из-под ресниц хитрым глазом. — Ох, как давно мне хочется отшлепать вас, Анастасия Владимировна!

За спиной осторожно кашлянула няня. Александра оглянулась:

— Да-да, можете идти.

— Да нет, что вы… Мне же еще Настю одеть нужно.

— Бог с вами, — весело удивилась Александра. — Настя прекрасно оденется сама. Не маленькая… Анастасия Владимировна, я правильно понимаю ситуацию?

— Натюрлих, — сказала Настя, перевернулась на спину и протянула лапы к Александре. Раздумала капризничать. — Ну где же ты была?! Давай я буду вставать скорее. А отшлепать — это как?

— Вот так. — Александра перевернула Настю на живот и побарабанила обеими ладонями по тугой круглой попке. — Ну, мисс, и какое у вас впечатление?

— Вандэфул. — Настя расплылась в блаженной улыбке и зажмурилась. — Еще разочек, если можно.

— Ну, если ты так просишь… — Александра шлепнула покрепче. — Я и еще могу, мне не жалко.

— Ой! — Настя брыкнула ногами и живо села в кроватке. — Мерси, достаточно… А почему от тебя духами пахнет?

— Потому, что я не успела переодеться, — с укором сказала Александра. — Я бы успела, если бы ты вела себя прилично, а не устраивала тут щенячий скулёж. Лишних две минуты спокойно подождать не можешь! Стыдно, мисс.

— Ай м сорри, — весело мурлыкнула Настя. Ну никаких признаков раскаяния! — Я не две минуты ждала, а много… то есть долго. Э лот ов тайм. Не надо переодеваться, духами и не пахнет почти… Совсем немножко. Но это ничего. Мне даже нравится. А какие это духи?

— Понятия не имею, — призналась Александра. — Просто я попала в комнату, где разлили много разных духов. Не знаю, какой запах осел на мне. Наверное, несколько. Ты потерпишь, пока все не выветрится? Или мне лучше все-таки переодеться?

— Сач э трайфл! — Настя уцепилась за Александру и прижалась мордашкой к ее животу. Оторвалась, заглянула ей снизу в глаза и успокаивающим тоном сказала: — Видишь? Хоть бы что. Не переодевайся, мне правда нравится… А в какой комнате духи разлили? А! Наверное, ты у мамы была! А зачем?

Ах, как неудачно получилось. Надо было все-таки переодеться, прежде чем к Насте заходить. Никогда не знаешь, какая мелочь может сработать детонатором. Настя уже недели две не вспоминала о матери. А тут запах духов — и нате вам… Объясняй теперь ребенку, зачем встречалась с Хозяйкой и почему самой Насте встречаться с матерью незачем.

— Да так, надо было по хозяйству кое-что решить, — равнодушно ответила Александра, поднимая Настю на ноги и стаскивая с нее батистовую ночную рубашку. — Ну что ты опять в рукавах путаешься? Хендэ хох…Вот так, зер гут. Тебя, наверное, пора уже под холодный душ сунуть, как ты полагаешь?

— О, ноу! — с отвращением сказала Настя. — Нот эт олл. Ихь бин кранк. И уже есть хочу. Можно шорты надеть? А душ — вечером, ладно?

— Хорошо, — согласилась Александра. — Но должна предупредить, модмуазель: вечером душ будет в два раза холоднее. А пока просто умойся холодной водой.

— Оффули, — буркнула Настя, но все-таки послушно потопала в ванную.

— Саша, — робко подала голос няня. — Это сколько ж языков Настя знает?

— Нисколько, — честно ответила Александра. — Разве это можно считать знанием? Она только по-русски довольно сносно говорит и практически все понимает. На остальных говорит неохотно… Правда, понимает тоже хорошо. Вот начнем читать — тогда и говорить будет посвободнее.

— Как же это — читать? — не поверила няня. — Маленькая еще… Да если еще по-иностранному… Такой маленькой учиться рано еще… А то никакого детства не будет.

— Детство в любом случае бывает у всех…

Скольким мамам, няням, родственникам, врачам и вообще посторонним людям, озабоченным отсутствием детства у ее воспитанниц, Александра объясняла, что детство в любом случае бывает у всех? Просто у всех оно разное. У Хозяйки детство прошло в каком-то райцентре, где в единственной средней школе каждый учитель преподавал несколько предметов. Хозяйка окончила свою среднюю школу с золотой медалью. Очень гордилась. Правда, даже золотая медаль не помогла ей поступить хоть в какой-нибудь институт. Какой-то диплом ей купил муж, не так давно, года два назад. Хозяйка потребовала диплом после того, как ее Дашка случайно упомянула о своем… У Хозяина детство прошло в семье известных кинодеятелей. Не режиссеров, не актеров, а именно кинодеятелей. Высокопоставленных чиновников, ответственных работников, отвечающих за кино. Потом — школа для детей ответственных работников, потом, конечно, МГИМО, как же иначе. Потом недолгая работа в Англии, потом — перестройка, потом — бизнес. Хозяин был сравнительно хорошо образован. Неплохо знал разговорный английский. Наверное, и в своем бизнесе что-то понимал. И коллекционировал редкие кактусы, чтоб ему…

— Нина Максимовна, ваши дети в каком возрасте заговорили?

Няня растерянно моргнула и неуверенно ответила:

— Ну, как все… Лялька пораньше, в год уже лопотала вовсю. Алеша попозже, года в полтора. Но мало говорил. Да он и сейчас молчун.

— А как вы их учили? — с интересом спросила Александра.

— Да что ж учить? — совсем растерялась няня. — Говорила с ними, вот и все. Они сами как-то научились.