— Вам следует носить распущенные волосы, — произнес он ровным тоном. И Соня не сразу поняла, что это записывать не нужно. — Позвольте, я…

И он, продолжая диктовку, принялся с нежнейшей осторожностью освобождать ее вьющиеся, непослушные локоны от оков множества шпилек-невидимок, от вульгарной резинки, собиравшей недлинные пряди в глупый пучок высоко на затылке. Шпильки с тонким звоном падали одна за одной на безупречное черное зеркало лакированного стола, и Соня всякий раз вздрагивала всем телом.

С приоткрытых губ срывалось глубокое жаркое дыхание, чуть вздернувшаяся верхняя губа обнажила ровные зубы, словно у голодного зверя. В затуманенных глазах мерцала страстная жажда. Весь мир для него сосредоточился в легкой пушистой прядке над розовым от смущения ушком…

Ольгерд вновь не заметил возникшей паузы. Молчание затянулось, Соня ждала — точно напуганный зверек, который боится обернуться назад, чтобы не встретиться взглядом с готовым напасть хищником. Она понятия не имела, с какой стати он вдруг занялся ее волосами. Резинка на хвосте настолько оскорбила его эстетические чувства, что он немедленно решил от нее избавиться? Или у него просто заболела голова при виде ее невидимок — сам-то он предпочитает довольно слабую заколку, которая то и дело сползает с гладких прядей. Возможно, ему просто захотелось занять чем-то руки. Так от скуки гладят кошек или собачек. Соня в повисшую паузу успела придумать для себя кучу объяснений его поступку.

— Прочитайте, пожалуйста, что у нас получилось, — облизнув губы, попросил Ольгерд.

Взяв трепетный листок, Соня порывисто встала с кресла. В замешательстве не заметила, как ударила плечом слишком близко наклонившегося к ней шефа, так что тот клацнул зубами. Запинаясь, принялась вслух зачитывать проклятое поздравление, с трудом разбирая свой почерк. Ольгерд машинально потер челюсть.

— Это всё? — закончив, пролепетала Соня.

— Нет, — покачал головой Ольгерд. — Мы забыли о пожеланиях.

— Да, точно…

— Пусть наступающий год принесет вам удачу… — стал осторожно подбирать слова Ольгерд. Оттолкнул мешающее кресло, бесшумно укатившееся прочь. — Успех… Процветание… Благополучие…

Прикрыв глаза, он вдохнул запах ее разгоряченной кожи. Она же широко распахнутыми глазами уставилась на трясущийся листок, словно тот превратился в заполошную чайку, бьющую крыльями. Спиной она ощущала тепло его тела. Так близко. Так непозволительно, опасно близко, волнующе…

— Успеха, — повторил он, едва ли помня, о чем говорит.

— Было, — прошептала она.

— Хорошо. Счастья. Любви…

— Уместно ли это? — задыхалась она.

— Любви, — продолжал он, обжигая дыханием, едва не касаясь губами ее шеи, мочки ушка, виска. — Страсти. Безумной, всепоглощающей…

— Ой… — Она выронила черновик из рук.

Листок спланировал под стол в сумеречную темноту. И Соня бросилась подбирать, резко присела, ускользнув из готовых сомкнуться объятий.

От неожиданного побега Ольгерд утратил равновесие, пришлось неловко опереться о стол. При этом случайно смахнул рукой бессмысленную офисную игрушку — подвешенные на рамке стальные «шарики Ньютона».

Соня вынырнула из-под стола с противоположной стороны. Настороженно уставилась на шефа. На каждый его шаг к ней отвечала шагом назад.

— Вы… Вы, наверное, оговорились… — едва слышно пробормотала она. — Причем здесь любовь?

Она пятилась, он приближался.

И всё, недолго бегство длилось. Отступать больше некуда: под колено ткнулся округлый мягкий подлокотник кожаного дивана. Соня сглотнула.

Она видела безумную страсть в его глазах. Он с сожалением осознал, что это ее безумно пугает.

— Нет, прости…

Невероятным усилием воли Ольгерд заставил себя оторвать взгляд от манящей жилки на шее, часто-часто пульсирующей от возбуждения. Нет, он желал ее по-прежнему сильно — и теперь даже еще больше! Но не так. Не дрожащую от страха, но дрожащую от переполняющей ответной страсти. Не загнанной безропотной жертвой он мечтает ее получить, но добровольно отдающей себя в его власть.

— Прости, — выдохнул, со стыдом закрыв лицо рукой. — Я не хотел тебя напугать. Прости.

Он сделал шаг назад, будто поспешное отступление могло послужить извинением. Или тем более умерить его лихорадку неутоленной жажды… Под подошвой ботинка лязгнули металлические шары бестолковой настольной игрушки. Он нелепо взмахнул руками, попытавшись вернуть потерянное равновесие… Не сумел.

Видя неминуемое падение, Соня протестующее пискнула — и машинально ухватила шефа за грудки, дернула на себя. Однако и сама на ногах не устояла: тяжесть навалившегося на нее мужского тела опрокинула ее на спину и прижала к прохладным подушкам дивана. Ее щеки запылали на миг раньше, чем до сознания дошло, в каком положении она оказалась.

— Ольгерд… Оскаль… дович… — пролепетала она беззвучно.

Она смотрела на него снизу вверх, и этот ошеломленный взгляд, ее беспомощность, заставили его побледнеть.

Его руки упирались в кожаные подушки, его лицо нависало над ее лицом, совсем близко. Его прерывистое взволнованное дыхание касалось ее щеки, его губы были рядом с ее губами… Она чувствовала своей грудью его твердую грудь, к ее мягкому животу прижимались безупречные кубики его мускулистого торса, его колено оказалось между ее ног…

Внутри у нее всё сжалось, она резко выпустила из легких весь воздух. И получившийся душераздирающий визг заставил подпрыгнуть на месте весь коллектив конторы.

Оглушенный, Ольгерд скатился на ковер.

Пунцовая Соня вскочила на ноги, подбежала к двери. Схватилась за ручку, открыла. Захлопнула, обернулась к шефу. Глотнула воздуха:

— Вы!.. — хрипло пискнула. Голос осекся. Соня шумно задышала, попыталась снова: — Вы!.. Я думала, вы другой!.. А вы!.. А вы как все!!!

Развернувшись, распахнула дверь и выбежала прочь.

— Что стряслось? — в недоумении поднялась навстречу подруге Люсиль. — На тебе лица нет!

— Что?! — в ярости шепотом завопила Соня. Голос по-прежнему отказывался подчиниться, срываясь с визга на хрип на каждом слове. — Он меня хотел!.. Он меня…

— Шеф вас хочет?! — приподнялись с кресел офисные дамы.

Соня оглянулась вокруг, на изумленные женские лица. До нее дошел смысл сказанных слов.

— Я увольняюсь!!! — завопила она прорезавшимся дискантом. В слезах схватила свою сумку и кинулась к выходу.

— Постой! Погоди! — закричала вслед Люсиль. — Пальто забыла! И шапку! Подожди меня!..

Люсиль догнала подругу только на улице. Под густым снегопадом на ходу завернула в пальто, нахлобучила шапку с нелепым огромным помпоном. Соня всхлипывала в голос, размазывала колючие снежинки по мокрым щекам. Нервно отмахивалась от заботливых объятий, не сбавляя решительного шага.

— Ну, что случилось-то? — участливо вопрошала Люсиль. — Он тебя обидел, да?

— Гад… Подлец… Подлец-гад… — бормотала между всхлипами Соня. — Как он мог?.. Я думала, он такой… А он на самом деле!.. Подлец, негодяй…

— Охо-хо-хо-хо, — вздохнула Люсиль озабоченно. Она незаметно отключила свой мобильник, сбросив настойчивый вызов начальника. — Зайка, тебе нужно срочно успокоиться. Давай-ка вот глотнем чего-нибудь для сугреву, и ты мне всё толком расскажешь, хорошо?

И она ловко втолкнула зареванную подругу в двери бара, очень кстати попавшегося на пути.

Там, в тепле и уюте, под тоскливую музыку лаундж, вытекающую из побитого жизнью и посетителями караоке-центра, подруги излили друг дружке душевные горести. Вернее, изливала Соня, а Люсиль подливала. Для врачевания душевных ран шоколадный ликер пришелся лучше всех бальзамов.

Соня могла реветь вдоволь, не стесняясь — Люсиль предусмотрительно заняла столик в тихом уголке, наполовину прикрытый елкой, уныло перемигивающейся огоньками. После первой бутылки Соня пристрастилась занюхивать клеенчатой хвоей, благо на двух девушек никто не обращал внимания. Посетителей в заведении было немного, только какая-то полусонная компания клерков у стойки безрадостно праздновали свой новогодний корпоратив.