поскольку есть другое. — С мышлением, или с «я», обстоит дело как

раз обратно. В противоположность сущему друг вне друга и вне себя

чувственному, оно есть изначально тожественное, единое с собою и

всецело сущее у себя. Если я говорю «я», то это есть абстрактное

соотношение с самим собою, и то, что помещается в это единство,

заражается последним и превращается в него. «Я» есть, таким образом,

как бы плавильная печь, огонь, который пожирает безразличное друг

к другу многообразие и сводит его к единству. Это и есть то, что Кант

называет чистой апперцепцией в отличие от обыкновенной

апперцепции, которая принимает в себя многообразие как таковое, чистая

же апперцепция должна, напротив, рассматриваться как деятельность

превращения материала в нечто мое — Этим во всяком случае

правильно выражена природа всякого сознания. Человек стремится

вообще к тому, чтобы познать мир, завладеть им и подчинить его себе,

и для этой цели он должен как бы разрушить, т.е. идеализировать

реальность мира. Но вместе с тем мы должны заметить, что не

субъективная деятельность самосознания вносит абсолютное единство в

многообразие. Наоборот. Это единство есть само абсолютное, само истин-

ВТОРОЕ ОТНОШЕНИЕ мысли К ОБЪЕКТИВНОСТИ 89

ное. Абсолютное, как бы по своей доброте, отпускает от себя

единичности, чтобы они наслаждались своим бытием, и это же наслаждение

само затем гонит их обратно в абсолютное единство.

Прибавление 2–е.Такие выражения, как трансцендентальное

единство самосознания, кажутся очень трудными, как будто бы за ними

скрыто нечто страшное, но дело в действительности проще. Чтобы

понять, что разумеет Кант под «трансцендентальным», мы должны

обратить внимание на различие между последним и трансцендентным.

Трансцендентное именно есть вообще то,что выходит за пределы

определенности рассудка и в этом смысле встречается впервые в математике.

Так,например, в геометрии мы говорим, что следует представлять себе

периферию круга как состоящую из бесконечно многих бесконечно

малых прямых линий. Здесь, таким образом, определения, которые

рассудок считает совершенно различными (прямая линия и кривая), явно

полагаются тожественными. Тожественное с собою и бесконечное

внутри себя самосознание также представляет собою такое

трансцендентное в отличие от определяемого конечным материалом

обыкновенного сознания. Кант, однако, называл это единство самосознания лишь

трансцендентальным, полагая, что это единство лишь субъективно, а не

принадлежит также и самим предметам, как они существуют в себе.

Прибавление 3–е. Естественному сознанию должно казаться очень

странным утверждение, что мы должны рассматривать категории как

принадлежащие лишь нам (как субъективные), и в этом утверждении,

несомненно есть нечто в самом деле неприемлемое. Правильно, однако,

что категории не содержатся в непосредственном ощущении.

Рассмотрим, например, кусок сахара; он—твердый, белый, сладкий и т. д. Мы

говорим, что все эти свойства объединены в одном предмете, но это

единство не является предметом ощущения. Точно так же обстоит

дело, когда мы рассматриваем два события как находящиеся друг к

другу в отношении причины и следствия. Воспринимаются здесь два

отдельных события, следующие друг за другом во времени. Но что

одно событие есть причина, а другое — следствие (причинная связь

между этими двумя событиями), — это не воспринимается, а

существует лишь для нашей мысли. Хотя, как мы видим, категории

(например, единство, причина и следствие и т. д.) принадлежат

мышлению как таковому, из этого все же отнюдь не следует, что они суть

лишь наши определения, а не суть вместе с тем также определения

самих предметов. Но таково именно учение Канта и его философия

есть субъективный идеализм, поскольку «я» (познающий субъект)

90

доставляет как форму, так и материал сознания: форму — в качестве

мыслящего и материал—в качестве ощущающего. — О содержании

этого субъективного идеализма не стоит на самом деле тратить ни

одного слова. Можно было бы, пожалуй, думать, что благодаря тому,

что единство предметов переносится в субъект, предметы лишаются

своей реальности. Однако на самом деле ни предметы, ни мы ничего не

выиграли бы от того, что им было бы присуще бытие. Важно

содержание, важно, истинно ли содержание. То, что предметы просто

есть, еще не спасает их: придет время, и сущее станет несущим. —

Можно было бы также сказать, что согласно учению субъективного

идеализма человек имеет право очень возгордиться собою. Но если

его миром является масса чувственных созерцаний, то у него нет

основания гордиться таким миром. Это различие между субъективностью

и объективностью не имеет, следовательно, вообще никакого значения;

важно лишь содержание, а оно одновременно и субъективно и

объективно. Объективно, в смысле голого существования, также и

преступление, но это— ничтожное в себе существование, и именно эта

ничтожность делается явной в наказании.

§ 43.

С одной стороны, именно посредством категорий простое

восприятие возводится в объективность, в опыт, но, с другой стороны, эти

понятия, как единства лишь субъективного сознания, обусловлены

данным материалом, сами по себе пусты и имеют применение лишь в

опыте, другая составная часть которого, определения чувства и

созерцания, суть также лишь нечто субъективное.

Прибавление. Утверждать о категориях, что они сами по себе

пусты, будет не основательно, поскольку они имеют содержание уже

потому, что они определены. Содержание категорий, правда, не есть

чувственно воспринимаемое, пространственно–временное содержание,

однако последнее мы должны рассматривать не как недостаток

категорий, а скорее как их достоинство. Это находит признание уже и в

обыденном сознании: мы говорим, например, о книге или о речи, что

они полны содержания, когда мы в них находим мысли, общие выводы

и т. д., но мы, наоборот, не скажем, что книга, ну хоть какой нибудь

роман, содержательна, потому что в ней нагромождена масса

разрозненных событий, ситуаций и т. п. Этим, следовательно, обыденное

сознание также определенно признает, что для того, чтобы быть содержа-

ВТОРОЕ ОТНОШЕНИЕ МЫСЛИ К ОБЪЕКТИВНОСТИ 91

нием, требуется нечто большее, чем один лишь чувственный

материал; а что же такое это большее? Не что иное, как мысли, а в данном

случае прежде всего категории. — При этом следует еще заметить,

что утверждение, будто бы категории сами по себе пусты, несомненно

правильно в том смысле, что мы не должны останавливаться на них и

их целостности (на логической идее), а должны двигаться дальше и

переходить к реальным областям природы и духа. Однако мы не

должны понимать этого перехода так, будто, благодаря ему, прибавляется

к логической идее привходящее в нее извне, чуждое содержание, а

должны понимать этот переход так, что именно собственная

деятельность логической идеи определяет себя дальше и развивается в

природу и дух.

§ 44.

Категории поэтому неспособны быть определениями абсолютного,

так как оно не дано в восприятии, и поэтому рассудок, или познание

посредством категорий, не в состоянии постигать вещей в себе.

Примечание. Вещь в себе (а под вещью Кант понимает также и дух,

бога) обозначает предмет, поскольку отвлекаются от всего, что он

составляет для сознания, поскольку отвлекаются от всех

эмоциональных определений, равно как и от всех определенных мыслей

о нем. Легко усмотреть, что остается после этого: голая

абстракция, нечто совершенно пустое, что можно определить лишь как