потустороннее, отрицательное представления, чувства,

определенного мышления и т. д. Также просто соображение, что это caput

mortuum есть само лишь продукт мысли, а именно продукт мысли,

перешедшей к чистой абстракции, продукт пустого «я», которое

делает своим предметом это пустое тожество самого себя.

Отрицательное определение, которое получает это абстрактное тожество,

определенное как предмет, равно приводится среди кантовских

категорий и так же хорошо известно нам, как и вышеуказанное пустое

тожество. После всего этого нужно только удивляться, когда читаешь,

что мы не знаем, что такое вещь в себе, так как на самом деле нет

ничего легче, чем знать ее.

§ 45.

Разум, способность безусловного, усматривает обусловленность

этих опытных познаний. То, что здесь называется предметом разума,

безусловное или бесконечное, есть не что иное, как самому себе равное,

92

или, другими словами, это есть вышеупомянутое (§ 42) изначальное

тожество «я» в мышлении. Разумом называется абстрактное· «я»,

или мышление, делающее своим предметом или своей целью это

чистое тожество. Сравните примечание к предыдущему параграфу.

Этому всецело лишенному определенности тожеству несоотве с венны

опытные познания, ибо они представляют собою вообще

определенное содержание. Поскольку такое безусловное принимается за

абсолютное и истинное разума (за идею), постольку эти опытные

познания объявляются неистинными, явлениями.

Прибавление. Только Кант определенно выдвинул различие между

рассудком и разумом и установил это различие следующим образом:

рассудок имеет своим предметом конечное и обусловленное, а разум —

бесконечное и безусловное. Хотя мы должны признать очень важным

результатом кантовской философии то, что она настаивала на конечности

основанного лишь на опыте познания рассудка и называла содержание

этого познания явлением, мы все же не должны останавливаться на этом

отрицательном результате, не должны сводить безусловность разума

лишь к абстрактному, исключающему различие тожеству с собою. Так

как разум, таким образом, рассматривается здесь лишь как

выхождение за пределы конечного и обусловленного рассудочного познания, то

он этим на самом деле сам низводится до конечного и обусловленного,

ибо истинно бесконечное не есть только потустороннее конечного, а

содержит последнее внутри самого себя как снятое. Это верно также

и по отношению к идее, которой Кант, правда, отвел снова почетное

место, поскольку он ее в отличие от абстрактных определений

рассудка, а то и просто чувственных представлений (в повседневной жизни

называют идеей также и последнее), признавал уделом разума;

однако надо сказать, что по отношению к ней он также остановился

на отрицательном и на одном лишь долженствовании. Очень важный

результат кантовской философии состоит далее в том, что предметы

нашего непосредственного сознания, составляющие содержание

опытного познания, постигаются только как явления. Обыкновенное

(т. е. чувственно–рассудочное) сознание считает предметы, которые

оно знает в их разрозненности, самостоятельными и самодовлеющими;

а так как обнаруживается, что эти предметы соотносятся друг с

другом и обусловливают друг друга, то их взаимозависимость

рассматривается как нечто внешнее предметам и не принадлежащее их сущности.

Вопреки этому теперь должно утверждать, что предметы, о которых мы

непосредственно знаем, суть только явления, т. е. что они имеют

ВТОРОЕ ОТНОШЕНИЕ МЫСЛИ К ОБЪЕКТИВНОСТИ 93

основание своего существования не в самих себе, а в чем–то

другом. При этом, однако, имеет важное значение, как определяется это

другое. Согласно кантовской философии вещи, о которых мы знаем,

суть лишь явления для нас, а в себе они остаются для нас недоступным

и потусторонними. Этот субъективный идеализм, согласно которому

то, что составляет содержание нашего сознания, есть лишь наше

содержание, содержание, полагаемое лишь нами, непредубежденное

сознание справедливо отвергает. Истинное положение вещей на деле

таково, что вещи, о которых мы непосредственно знаем, суть простые

явления не только для нас, но также и в себе, и настоящее определение

конечных вещей и состоит в том, что они имеют основание своего бытия

не в самих себе, а во всеобщей божественной идее. Это понимание

вещей также должно называться идеализмом, но, в отличие от

субъективного идеализма критической философии, мы; должны его

назвать абсолютным идеализмом. Хотя этот абсолютный идеализм

и выходит за пределы обыденного реалистического сознания, но все

же по существу не представляет собой особенности философии,

а является, наоборот, основой всякого религиозного сознания,

поскольку именно последнее также рассматривает совокупность всего

того, что есть, вообще весь существующий мир, как сотворенный

и управляемый богом.

§ 46.

Однако появляется потребность познать это тожество, эту пустую

вещь в себе. Познать означает не что иное, как знать предмет

соответственно его определенному содержанию. Но определенное содержание

заключает в себе многообразную связь и служит основанием связи со

многими другими предметами. Для определения вышеуказанного

бесконечного или вещи в себе разум не располагает ничем другим, кроме

категорий; когда же разум хочет дать им такое применение, он выходит

за свои пределы (становится трансцендентным).

Примечание. Здесь выявляется вторая сторона критики разума и

эта вторая сторона сама по себе важнее, чем первая. Первую сторону

составляет именно вышеуказанное воззрение, что категории имеют свой

источник в единстве самосознания, что, следовательно, познание

посреством них на самом деле не заключает в себе ничего объективного, и

приписываемая им объективность (§ 40, 41) сама есть лишь нечто

субъективное. Если мы примем во внимание только эту сторону, то

кантовская критика оказывается лишь субъективным (плоским) идеализмом,

94

который не входит в рассмотрение содержания, видит пред собою лишь

абстрактные формы субъективности и притом односторонне

останавливается на субъективности как на последнем вполне утвердительном

определении. Но при рассмотрении так называемого употребления,

которое разум делает из категорий для познания своих предметов,

обсуждается содержание категорий, по крайней мере, со стороны

некоторых определений, либо, во всяком случае, представлятся повод

для рассмотрения этого содержания. Особенно интересно посмотреть,

как Кант судит об этом применении категорий к безусловному, т. е.

о метафизике. Его отношение к последней мы здесь кратко изложим

и подвергнем критике.

§ 47.

а) Первое безусловное, которое рассматривается Кантом, есть

(смотри выше § 34) душа. — В моем сознании я нахожу себя всегда:

а) как определяющего субъекта, ?) как единичное, как абстрактно

простое, ?) как то, что есть одно и то же во всем многообразии

сознаваемого мною, — как тожественное, ?) как отличающего себя, в

качестве мыслящего, от всех вещей, находящихся вне меня.

Метод рассуждения прежней метафизики правильно указывается

Кантом. Это метод состоял в том, что она ставила на место

эмпирических определений определения мысли, соответствующие категории.

Отсюда возникали следующие четыре положения: а) душа есть

субстанция, ?) она есть простая субстанция, ?) она в различные периоды

своего существования численно тожественна, ?) она находится в

некотором отношении к пространственным предметам.

Кант указывал недостаток этого перехода, заключающийся в том,