Третья волна, наиболее компактная и массовая, датируется временем между 907 и 913 гг. Несомненно, она связана с походом Олега на Константинополь, после которого «русы» в 909–910 гг. разграбили Абесгун, Миан-Кале и другие города Закаспия, а в 912–913 гг., по свидетельству Масуди, совершили еще один грабительский поход «на 500 кораблях» [130, с. 218, 231–234]
Четвертая, последняя, волна арабского серебра (ок. 944 г.) может быть сопоставлена со знаменитым походом на Бердаа, во главе которого, как предполагал М.И.Артамонов, стоял воевода киевского князя Игоря варяг Свенельд [17, с. 32]. Бердаа находился в центре зоны обращения серебра, выпускавшегося на тех монетных дворах, продукция которых, по данным X.Арбмана, представлена в Швеции [270, с. 136]. Именно здесь в первую очередь было захвачено это серебро в качестве военной добычи.
Могилы предполагаемых «ветеранов походов» 913–914, 943–944 гг. содержат не только серебро, но и другие вещи, свидетельствующие о связях с Востоком. Наряду с предметами роскоши (дорогие ткани, посуда, украшения), которые могли быть не только добычей, но и товарами, поступавшими в Бирку, есть находки, иллюстрирующие более сложный, многоплановый характер этих связей. Так, в камерном погребении № 735 (X в. с монетой первой волны, превращенной в подвеску), открыто захоронение воина в сопровождении женщины и коня. Среди мужских вещей — массивная булавка с длинной иглой, украшенная тремя масками, по манере изображения близкая маске из гнездовского клада 1867 г. В женском погребении, кроме скандинавских фибул (типа ЯП 51 с) найдено зеркало, остатки шелковой материи, бубенчик восточноевропейского происхождения. Особенно интересен набор вооружения: меч с опущенным перекрестьем (черта, по мнению оружиеведов, восточная), пика и овальные стремена. Весь этот набор мог сложиться только на Востоке, в условиях постоянного военного контакта с кочевнической степью. Перед нами, вероятно, одно из типичых погребений «русов в Бирке» — пышная могила варяга, после долгой жизни на Руси, вернувшегося на родину, где он, судя по погребальному обряду, занял видное положение среди местной раннефеодальной знати.
Вещевой импорт восточноевропейского происхождения позволяет уточнить маршруты шведских викингов. Ряд вещей происходит из Финляндии, Прибалтики и лесной зоны Древней Руси (от Смоленщины до Ярославского Поволжья): подковообразные пряжки круглого, треугольного и четырехугольного сечения, некоторые виды бубенчиков (прорезанные с пояском), подвески-уточки, гребни с фигурной спинкой. Следующий ареал аналогий — Прикамье (отсюда, в частности, происходят известные ажурные кресала; в орнаментике некоторых камских кресал Г.Ф.Корзухина установила параллели со скандинавской мифологией) [97, с. 135–140]. Наконец, серия вещей — «хазарского происхождения» (по Арбману) — связана с ареалом салтово-маяцкой культуры (поясные бляшки, солярные привески, оружие, сбруя). Таким образом, документировался путь варяжских дружин через земли Хазарского каганата, по Дону — на Волгу, а равным образом, их движение по Волжскому пути (который, видимо, использовался при возвращении дружин в Скандинавию из Закаспия).
Итак, в 830-х, 860-х, 900-х и 940-х годах в материалах Бирки выступают взаимосвязанные явления, которые позволяют предложить следующую реконструкцию событий. Раз в тридцать лет (т. е. каждое поколение) определенные контингент шведских викингов отправлялись «на Восток, в Гарды». Видимо, в Ладоге они вступали в контакт с местным боярством, военно-торговой дружинной средой и княжеской администрацией Древнерусского государства. В качестве наемных варяжских отрядов эти контингента двигались на юг по Пути из варяг в греки. Вероятно, в районе Смоленска — Гнездова был следующий крупный сборный пункт общерусского войска: в развитии Гнездова и Бирки отмечается известная синфазность, сходство структуры этих центров [31, с. 11–17; 174, с. 193–194]. В IX — первой половине X вв., видимо, существовали и конкретные связи между ними.
Раннему этапу славяно-варяжских дружинных контактов в памятниках Древней Руси соответствуют комплексы с ранними арабскими монетами, фризской керамикой, биконическими бусами из рубленой проволоки, ранними формами мечей типа Е, дамасцированных копий с «готическим» орнаментом. Это курганы № 7 в могильнике Плакун (Ладога), № 15 (10) из раскопок М.Ф.Кусцинского и № 47 из раскопок Д.А.Авдусина в Гнездове, № 95 в Тимерево (раскопки И.В.Дубова). В гнездовском кургане № 47, самом позднем из серии, вместе с монетой Феофила (829–842 гг.) найдена причерноморская гончарная керамика (176, с. 170–172).
С начала X в. (точнее, в последних десятилетиях IX в.) главной базой для дальнейшего движения общерусского войска стал Киев. Отсюда русская рать (с наемными варяжскими отрядами) не раз отправлялась на Византию, к стенам Константинополя. Так было в 860, в 907, 943 гг., так бывало и позднее (до 1043 г.). В дружинных могильниках Древней Руси комплексы второй I половины IX — начала X в. составляют горизонт, характеризующийся мечами типа В, ранними мечами типа Н, равноплечными I фибулами ЯП 58, ЯП 60, скорлупообразными ЯП 37. В Ладоге к этому времени относится курган № 11 (дендродата 879 г.), в Гнездове — серия ранних курганов (85 из раскопок С.И.Сергеева, 35, 38, Ц-2 — Д.А.Авдусина). В киевском «могильнике I» — христианского облика погребение № 122, с имитацией «золотого византийского солида» Василия и Константина (869–879 гг.) и круглой фибулой. Комплекс можно отнести ко второй половине IX в. Известно, что после похода 860 г. какая-то часть «руси» крестилась. Серия находок этого времени имеется в небольших локальных центрах на Пути из варяг в греки. Исторически этот горизонт археологических памятников связан с периодом, завершившимся объединением Древнерусского государства. Варяги, включившиеся на Руси в этот процесс, действуют совместно с русской раннефеодальной знатью, при этом вовлекая в военно-политические и торговые предприятия пришлые контингента дружин викингов, что отразилось и в материалах Бирки.
После того или иного решения военно-политических задач очередного похода киевских князей на Византию варяжский контингент (по крайней мере, в значительной своей части) становился избыточным. В то же время Русь, выполняя в соответствии с заключенными русско-византийскими договорами союзнические обязательства, должна была принять участие в арабо-византийской борьбе [192, с. 207]. Именно здесь и могли найти себе дальнейшее применение варяжские дружины. Киевские князья и их воеводы охотно отпускали викингов на свободный воинский промысел. Варяги выходили на Дон; здесь хазары, по свидетельству Масуди, беспрепятственно пропускали их, и под именем «русов» эти дружины обрушивались на враждебные Хазарии города мусульманского Закаспия. Несмотря на тяжелые потери, каждый такой поход сулил богатую добычу. Отягощенные ею, варяги по Волжскому пути (через Итиль, Булгар, Ярославское Поволжье) возвращались на родину.
Древнерусские комплексы этого времени с дирхемами 900–913 гг., мечами типов Е и Н, византийскими монетами составляют ранние «большие курганы» Гнездова, срубные гробницы «могильника I» и первые погребения «могильника II» в Киеве, ранние курганы Шестовиц (Гнездово — курганы 23 и 13 раскопок Д.А.Авдусина, 20 и 21 — В.И.Сизова; Киев — могилы 14, 30, 110, 121, 116, 117; Шестовицы — курганы 83,100). Серия комплексов относится ко временам походов Игоря, правления Ольги, «русов» Константина Багрянородного; в них найдены мечи X, V, фибулы ЯП 51 (Гнездово, курганы 61 — Д.А.Авдусина, 52–41 и 88–28 — С.И.Сергеева, 39–17 и 59–37 — В.Д.Соколова; Киев — могилы 108, 112, 114, 123, 94, 124; Шестовицы — курганы 36, 53, 58, 61, 78, 110). Серия синхронных камер Бирки свидетельствует о значении восточных ресурсов для роста статуса свейской знати.
Расцвет и, пожалуй, само существование Бирки во многом определялось этими походами, сложившимися в своеобразную систему уже во второй половине IX в., после того, как потерпели неудачу попытки обложения славянских племен «варяжской данью» и она была ограничена государственным откупом в 300 гривен (около 75 марок, т. е. вполне символическая сумма в год). Основное количество серебра, жизненно необходимое для успешного развития социально-политических отношений во всех скандинавских странах эпохи викингов, поступало с Востока через Бирку, и его поступление регулировалось Киевским государством. Русь сумела подчинить движение викингов своим политическим целям, используя военную силу варяжских дружин в обмен на предоставление им свободы действий в заморских землях, и свободы передвижения по Волжскому пути. Именно в Закаспии можно видеть известную параллель деятельности викингов на Западе Европы. Эти своеобразные отношения сотрудничества, подготовленные славяно-скандинавскими контактами в Верхней Руси еще довикингского времени, в полной мере определяли характер деятельности варягов на Руси, а в значительной степени — и значение результатов этой деятельности для развития Скандинавии.
