— Ну дк, шерсть Юноны. Приходи ко мне в племя. И тебе смастрячим.

Кажется, где-то здесь я отключился и проснулся глубокой ночью в захламлённом большом шатре, лёжа на чём-то, что напоминало кровать, чувствуя распирающую изнутри энергию.

Сумочки, ящечки и сундучки в полумраке начали недобро смотреть на меня своими чёрненькими глазками-бусинками, щёлкать замочками и веревочками хлестать себя.

Какой продолжительный эффект… — подумал я и, неожиданно, мне захотелось разорвать себя изнутри и прокричать эти слова.

Меня распирала внутренняя энергия. Она у меня внутри живёт,

она покоя не даёт. Она бьёт исподтишка, да так, что кружится башка. Все вещи разом заряжает и в меня кидает.

Сидя на сене про себя кричу, что невиновен, — честное слово, я не помню откуда столько крови на руках и на одежде, я никогда никого не бил прежде. Да я был тих и спокоен! Со всеми вежлив!

Круши, ломай. Давай-давай! — кричит нутро. — Мой баламут и обормот. Давай разбей, разрушь… уничтожь, коли ты не слаб.

Да она на слабо меня берёт!

Тебе кажется… — хитро улыбаются сундучки.

Этот случай усугубит, а не исправит!

Между нами начинается война? — спрашивает внутренняя энерги.

ДА! Мы непримиримые враги. И если ты меня увидишь — беги. БЕГИ, СУКА, БЕГИ!

Я думала, ты чудо. А ты Иуда… — разочаровавшись, покинула она меня, оставив чертовски заряженным.

— Я убью тебя, милая, моя энергия “шизокрылая”, если будешь мешаться мне, словно муха в вине…

Вскочив, Энеральд начал наворачивать круги внутри шатра, прыгать на месте и делать зарядку, вернее, разрядку до самого утра.

Изрядно устав, я присел и частично вспомнил то, что вчера творил.

— Надеюсь, нам ничего не сделают за то, что стебали шатер главной, — сказал я сам себе, и, в процессе разглядывания “хором”, мне на глаза попалась сломанная табуретка.

— Вроде, обещал показать братьям во что у нас играют…

Я взял в руки квадратное основание, к которому крепилось четыре ножки, и увидел в нём будущую шахматную доску.

Порывшись в сундучках и мешках, ничего подходящего для черчения и окраски клеточек не нашел, поэтому взял уголь и начертил им. Получилось, с виду, ровно. Теперь осталось сделать шахматные фигуры. Но как? Я не мастер по дереву, я не смогу их вырезать, та и долго это все. Решил, лучше, сделать шашки. Их и быстрее и проще, и мне по силам.

Взял ножки от этой же табуретки, и начал нарезать их на небольшие сплюснутые параллелепипеды.

В процессе я так увлёкся, что не заметил, как ко мне ввалился Дрог, откинув дверь-занавеску, чтобы внутрь попадал свет.

— О, зырь. я копченого гуся нам намутил, — он с хрустом отломал ножку и дал её мне.

— Спасибо, — взяв еду, и в процессе её поглощения, спросил:

— А че ты вчера в костер кинул?

— Коноплю, — как как ни в чём не бывало ответил он. — Я говорил про баньку с ней. Жаль не успели вчера. Но ничего, сегодня наверстаем. Кстати, ты первый не орк, кто пережил Кавараху. Обычно все отказываются, а тот, кто не отказывается — хочет безболезненно умереть. Это как отдаться на растерзание пышногрудой демонессе, только улететь в небеса в сисястым гарпиям.

— Аааа… А я думал, что мне причудилось, что какой-то древолюд вопил, что это яд. Это он, значится, правильно вопил. Понимаю…

Я то думаю с чего он такой добрый, поесть принёс мне. А он посмотреть жив я или нет пришёл.

— Ты че эт тут такое делаешь? — цепляя потолок, Дрог подошел поближе ко мне, чтобы понять, зачем я закрашиваю угольком некоторые квадратики на доске.

— Шашки, — ответил я.

— А че цвета так стрёмны? Надо красный. И… и синий! — он чуть не ткнул мне в глаза своими сардельками.

Как он любит во всё тыкать пальцем.

— Символичные цвета, тип? Сила и скорость? — вопросил я в ожидании забавного диалога.

— А то. Только нужно всё так красить. Одним цветом всё. А не, а не…

— Не в шахматком порядке? — помог я ему не сбиться с мысли.

— Дэ, — согласился он с непонятным словом.

— Но так оба цвета сохраняют свою функциональность. Я буду и быстрым и сильным, — продолжил Энеральд.

— Дэ? — удивился орк.

— А то!

Помявшись и что-то обдумав, Дрог спросил: — А второй цвет какой будет?

— Белый, если найду что-то подходящее, а так, похоже, придется оставить незакрашенным. Цвет дерева придаёт некой деревенщины. Хех, — пошутил я.

— А деревенщина от слова дерево? — ввёл в ступор он меня.

— Не, не дерево. Поскольку дерево вот оно, — я постучал по остаткам табуретки, — а деревенщина значит: в жопе!

— Эвоно как, да? — впал бугай в ступор, теперь ему нужно немного времени, чтобы усвоить новую информацию и перемолоть мозгами…

— А белый ты можешь из пыльцы феи сделать, — оживился орк и, резко опустив голову, пару секунд выискивал кого-то, затем резким движение раздавил жучка на земляном полу. — Это не фея, но тож нормас. Высохнет, белый будет. Зуб даю. — Дрог взял в руку ожерелье, нащупал на нём клык какого-то зверя и показал мне его. — Во-о!

— Пыльца феи говоришь…

— Да, берешь её и перетираешь в пыль, — он взял в руку жука и выдавил из него белые вещество, отчего у меня рвотные позывы начались, — а потом из неё что-нибудь делаешь.

Белая жижа из жука полилась прямо на шахматную доску, окрашивая пустую бесцветную клетку между четырьмя черными в “белый” цвет.

— Знаешь, какие эти феи злые? — продолжил орк, — у тебя хоть один детский зуб остался? Вот и у меня нет. Так что не надо этих маленьких тварей жалеть.

— Да… Пожалуй ты прав, — согласился я.

Сев рядом со мной на землю и подмяв под себя сено, он необычайно дружелюбно обратился ко мне: — Слу-ушай.

— Слушаю, — скептически ответил Энеральд.

— А ты кто такой, откуда взялся?

— С неба упал, — решил я продолжить дурачится.

— На чём упал? — серьёзно спросил он.

— На белом орле, сел и упал.

Дрог оценивающе посмотрел на меня и сказал: — Значит, орёл — птенец?

— Наверное, птенец, — согласился я с ним, — но тень от него полностью накрыла озеро.

— Озеро что, лужа?

— Лужа не лужа, но орел не перелетел его, утонул, и пошёл я куда глаза глядят.

— Чьи глаза?

— Хах, — усмехнулся я, — пантеры, что за мной гналась, да не догнала.

— Выходит, маленькая была?

— Пантера как пантера, из неё плащик мой вышел.

— Куда вышел?

— Вышел из озера, в котором орёл утонул, и пошёл куда глаза глядят.

— И как? Дошёл? — поинтересовался Дрог.

— Дойти то дошёл, только не перепрыгнул он озеро, что белый орёл тенью накрыл и где утонул, пока глаза на небо шли.

— Чего?

С трудом сдержав порыв смеха, я с хитрецой в глазах продолжил:

— Чего-чего, то небо, что шло куда глаза глядят, накрыло тенью пантеру летящую, пока тулуп орла топил, и лужа падала.

— Это… пожалуй, позже зайду, — решил ретироваться орк от такого мозгового штурма.

— Да не. Ты чё. Оставайся. Покурим…

Г лава 13. Мокрый трон.

Вырезав кривые шашки из ножки от табуретки и сложив их на шахматную доску, я оставил всё это добро на принесённом древолюдами столе и завалился на лежанку, вернее, на кусок ткани, под которым находилось сено и пара ящиков, и задремал.

Мне снилась музыка родного мира. Она легко меняла очертания. То сладка была, то грустна, то как снежный ком катилась со скалы, то ручейком спускалась вниз. Мне снилась речка, на изгибах зелена она была, змеи из неё ползли на сушу, не боясь огня и города, которого нет. В рассветном тумане я нашёл домик, зашёл и увидел на полке книгу, та лежала в пыли уже много лет, её оставил тут безумный дед, но не знал я этого, подумал и стал пыль с неё сдувать, с интересом начал строки в ней читать, ведь проныра я и озорник!

Во сне необычные сюжета стали вдруг мелькать. Про какие тут твари ходят, про невиданных зверей, про то, как с заходом солнца черти бродят по лесам. Злобный гений проснулся во мне, и начал он плясать.