Мы с Дэвидом покинули Лондон день спустя и перебрались в Нью-Йорк. Во время путешествия через океан он сумел убедить меня, что неразумно отказываться от совместного счастья, тем более что Мэрион уже нельзя ничем помочь. И я, руководствуясь эгоистическими побуждениями, согласилась с ним. В конце концов, Мэрион сама приняла фатальное решение. Но я не могла отделаться от мысли, что Дэвид и я стали убийцами, пускай и против своей воли.

В Нью-Йорке у Дэвида имелся элегантный особняк на Пятой авеню, в котором мне предстояло стать хозяйкой. Эхо лондонского скандала докатилось и до Америки, однако мой любимый заявил, что ему наплевать на мнение друзей и знакомых. Предложение он мне сделал еще на корабле, и я наконец-то ответила ему согласием.

Свадьба состоялась в марте 1929 года — Дэвид, дела которого шли как нельзя лучше (курсы акций росли как на дрожжах, а сделки приносили огромные прибыли), не пожалел денег на устройство роскошного приема. На него явились все сливки нью-йоркского общества, по большей части раздираемые любопытством и желая посмотреть на избранницу известного банкира, из-за которой некая юная англичанка отравилась снотворным.

Мы венчались в небольшой русской церквушке на Манхэттене, и на протяжении всей долгой церемонии в небольшом помещении, пропахшем ладаном, сверкавшем золотыми окладами икон, меня терзало одно и то же видение — увядший цветок на серой могильной плите. На ней было высечено: «Дэвид Уильям Стивенс, 3 июля 1898 — 1 ноября 1929». То была могильная плита моего мужа! И человеком, стоявшим перед ней, была я сама!

Нет, я не желала верить кошмарному видению. Ведь получалось, что наше счастье будет длиться всего лишь неполных девять месяцев. Дэвид ничего не знал о моем даре. Я, решив, что после свадьбы поведаю ему о своей удивительной способности видеть будущее, предпочла скрыть от него правду.

Видение преследовало меня весь вечер, а дата — первое ноября, подобно огненным буквам, начертанным на стенах чертога царя Валтасара, проступала на любом предмете, на который устремлялся мой взгляд — на старинном зеркале, натертом серебряном чайнике, на страницах свежей газеты. Череда именитых гостей вызывала у меня головную боль, я желала одного — чтобы долгий и скучный прием как можно быстрее закончился. Когда мы остались наедине в супружеской спальне, Дэвид, покрывая мое лицо поцелуями, сказал:

— Я видел, что тебе не терпелось оказаться вдали от всех. И я тоже мечтаю только о тебе! Под утро, утомленный ласками, Дэвид заснул, а я боялась сомкнуть глаза, потому что все время видела треклятую могильную плиту со зловещей надписью — 1 ноября. В течение следующих дней я приняла решение: я должна изменить будущее. Если мне известно, что может случиться, нужно просто не допустить этого. По моему настоянию Дэвид посетил лучших нью-йоркских врачей, которые уверили его и меня, что повода для беспокойства нет, никакой страшной болезнью Дэвид не страдает. Значит, кончина моего мужа от естественных причин исключалась.

Что же может убить его? Несчастный случай? Я взяла с Дэвида слово: он откажется от своей страшной привычки гонять на машине по улицам, перестанет ходить на охоту, принимать участие в поло. Убийство? От этого слова мне становилось страшно. Он ведь банкир и в результате нападения бандитов может стать жертвой. Так как же перехитрить судьбу?

В начале осени мне пришла в голову гениальная идея — мы отправимся в путешествие, где я буду контролировать каждый шаг Дэвида. Я не знала, где предстояло ему умереть, возможно, именно в путешествии, но отчего-то была уверена, что если он окажется далеко от Америки и Нью-Йорка, то все будет в полном порядке.

Морской круиз? Нет, разделить судьбу пассажиров «Титаника» и «Луизитании» мне не хотелось. Прогулка к египетским пирамидам? Нельзя забывать о ядовитых змеях и скорпионах, а также о проклятии фараонов, поджидающем любого и каждого в Долине Царей. Затаиться в лесной хижине где-нибудь на границе с Канадой? Но ведь там живут гризли и волки!

Итак, мой выбор пал на отель в Колорадо. Он располагался в горах, но я решила, что мы не покинем номер в течение всей недели и будем ходить только в ресторан.

Мы отправились туда двадцать шестого октября. Обратно я планировала вернуться в начале ноября — и, конечно же, не вдовой, а с Дэвидом, живым и невредимым. Мой муж не имел ничего против того, чтобы мы уединились в номере, отгородившись от всего остального мира. Я отговорила его совершить прогулку в горы и внимательно следила за тем, что он ест — никакой рыбы (можно подавиться костью!), никаких консервов (а вдруг там бациллы ботулизма?).

Тридцатое октября было солнечным ясным днем. Я проснулась с ощущением небывалого счастья. И была уверена, что сумею перехитрить судьбу — ведь видения из будущего демонстрируют всего лишь один из возможных вариантов развития событий, но вовсе не единственный. Во всяком случае, так я тогда думала…

Дэвида в постели не оказалось. Я поспешила в ванную комнату, где застала его за бритьем. Наблюдая за тем, как он умелыми движениями снимает опасной бритвой пену, я все боялась, что он порежется и это приведет к заражению крови. Однако все обошлось.

Мы спустились к завтраку, однако я чуть задержалась — Дэвид отправился в ресторан первым. Когда я вошла в зал и не увидела его, мое сердце оборвалось. Вот оно, свершилось!

Выбежав из ресторана, я наткнулась на Дэвида — он сидел в кресле, читая газету.

— Дорогой, разве ты не говорил, что голоден, как лев? — спросила я, подходя к Дэвиду. Мой муж поднял на меня взгляд, и я ужаснулась выражению его лица.

— Обвал акций на Нью-Йоркской бирже, — прошептал Дэвид. — Он произошел вчера, но я узнал только сегодня из газет.

— Однако ты ведь и зарабатываешь деньги на том, что акции падают, а затем возрастают в цене, — попыталась я успокоить Дэвида. Но он меня не слушал. Бросил меня в фойе, а сам устремился к телефону. Однако дозвониться в свой банк не смог — все линии были заняты. Я уверяла его, что повода для волнения нет, и тут на имя Дэвида пришла телеграмма: один из управляющих банка сообщал, что требуется его немедленное присутствие в Нью-Йорке.

Дэвид перестал внимать моим доводам. Он приказал мне остаться в Колорадо, сам же разыскал пилота, согласившегося доставить его на своем самолете на Восточное побережье. Представляя себе картинки неминуемой катастрофы, я настояла на том, чтобы лететь вместе с ним. Приключись катастрофа, мы погибнем вместе, а я ведь знала, что Дэвиду суждено умереть одному.

Перелет с двумя остановками прошел без проблем.

Когда мы прибыли в Нью-Йорк, там царила подлинная вакханалия — все было намного хуже, чем представлял себе Дэвид. То, что в дальнейшем положило начало Великой депрессии и мировому экономическому кризису, началось именно тогда, в конце октября 1929 года. Банки, акционерные общества, фирмы и концерны лопались, словно мыльные пузыри, выпущенные из трубочки шаловливым малышом, а акции, чей курс падал и падал, превращались в никому не нужные бумажки. В течение считанных часов разорились миллионы, причем в числе жертв оказались как обыкновенные граждане, так и воротилы финансового мира.

И мой Дэвид. Его банк обанкротился, а финансовая империя рухнула. Дэвид не появлялся дома, проводя все время в своем бюро, напоминавшем крепость, — его осаждали сотни разъяренных клиентов, требовавших немедленной выплаты своих вкладов. Поздно вечером тридцать первого октября, в самый ужасный Хеллоуин, который знала Америка, Дэвид вернулся наконец в особняк. Он вошел в спальню, не раздеваясь — в пальто и ботинках — улегся на кровать, чего никогда бы ранее себе не позволил.

— Мы окончательно разорены, — сказал он, смотря в потолок.

— Но ведь у тебя были вклады в других банках… — начала я.

— Мы разорены полностью, — покачал головой Дэвид. — У нас остались только этот особняк и твои драгоценности. Но их быстро не продашь, да и цены сейчас резко упали, потому что всем нужна исключительно наличность, и очень многие избавляются от недвижимости и предметов роскоши. Даже при самом хорошем раскладе продажа особняка и бриллиантов принесет всего лишь десятую часть того, что я должен выплатить.