Вернулся работник архива и поставил перед Даной большой запыленный картонный ящик.
— Здесь находятся все документы, имеющие отношение к делу «Зодиака», — сообщил он и удалился.
Дана сняла крышку, вынула тетрадь в кожаном переплете. Раскрыла ее и обнаружила… чистые страницы. Затем взяла папку — тоже белые листы. Тогда заместитель окружного прокурора вытряхнула на стол все содержимое ящика и убедилась: в нем находились одни «пустышки». Все материалы по делу «Зодиака» исчезли!
Дана обратилась к работнику архива с претензией, и тот переполошился, убедившись в ее правоте. Он не мог сказать ничего путного — ни когда произошла подмена, ни, тем более, того, кто мог ее совершить. Правда, сама Дана Хейли обратила внимание на то, что листы, находившиеся в ящике, все — белые. А ведь если бы они лежали там давно, то пожелтели бы…
— Кто имеет доступ к архиву? — заинтересовалась она и узнала, что, помимо работников прокуратуры, полицейских, агентов ФБР и правительственных чиновников, любой смертный, получив на то соответствующее разрешение, может ознакомиться с делами. Во всяком случае, с теми, что официально закрыты. Список получался более чем внушительным, и, хотя имена всех, кто побывал в архиве (по крайней мере, за последние двадцать лет), имелись в электронной базе данных, изобличить преступника было невозможно.
Дана позвонила в криминалистическую лабораторию и договорилась о том, чтобы с ящика, а также со всех «пустышек» были сняты отпечатки пальцев. Однако она почти не сомневалась: тот, кто совершил подмену, позаботился об отсутствии улик.
Теперь поднимаясь к себе в кабинет, Дана подумала, что у нее умный и ловкий противник. Зачем кому-то понадобилось похищать документы по делу семидесятилетней давности? Только с одной целью — чтобы предотвратить новое расследование и установление невиновности Джека Тейлора.
Подходя к кабинету, она сразу увидела ожидающих ее невысокую рыжеволосую особу с хитрым личиком и высокого красавца с белокурыми локонами. То были секретарша покойной русской писательницы и журналист Эдвард Холстон. Дана пригласила их в свой кабинет. А там обнаружила на столе большой конверт. Он был адресован именно ей — на наклейке значилось: «Заместителю окружного прокурора Дане Хейли». Отправитель на конверте указан не был, но на том месте стояла какая-то закорючка, вроде бы изображавшая подпись. Дана вызвала секретаршу, и та сообщила, что конверт доставили, когда она была в архиве.
— Мисс Хейли, не извольте беспокоиться, его проверили. В нем нет ни металла, ни взрывчатки, ни биологической заразы, — успокоила секретарша (после террористических актов 11 сентября и рассылки какими-то сумасшедшими конвертов со спорами сибирской язвы почти во всех крупных официальных учреждениях появились особые приборы, при помощи которых контролировалась вся почта на имя госслужащих).
Только Дана изготовилась приступить к беседе с журналистом и секретаршей русской детективщицы, как зазвенел мобильный.
— Дана, — зачастил в трубке голос начальника криминалистической лаборатории, — ты просила сообщить тебе первой, как только мы получим какие-либо результаты относительно головы актрисы, пролежавшей в формальдегиде семьдесят лет.
— Да, я слушаю, — ответила Дана, зажав телефон между ухом и плечом и одновременно вскрывая конверт. Она решила, что ей прислали документы по одному из текущих процессов.
— Емкость с головой хранилась в сухом пыльном помещении, — продолжил ее собеседник, — больше пока сказать не могу. Голова была отделена от туловища весьма профессионально, скорее всего, охотничьим ножом. Отчего наступила смерть, сказать сложно. Во всяком случае, никаких повреждений головного мозга не обнаружено. Однако на дне банки найден частичный отпечаток…
— С этого и стоило начать! — заявила Дана, вынимая из конверта какое-то фото, почему-то завернутое в полупрозрачную бумагу.
— Он не принадлежит ни одному из гостей на той вечеринке, ни работникам службы доставки, ни вообще кому-либо, зарегистрированному в нашей картотеке, — заявил начальник лаборатории. — Кто именно его оставил, мужчина или женщина, сказать нельзя — отпечаток большого пальца фрагментарный. Однако я сравнил его с отпечатками того самого Джека Тейлора, «Зодиака» тридцатых…
— И что получилось? — нетерпеливо перебила Дана, снимая с фотографии тонкую оберточную бумагу.
— Он не совпадает с отпечатками пальцев Тейлора! — провозгласил начальник лаборатории. — Это, конечно, еще ни о чем не говорит, но все равно занимательно, ты не находишь?
Он говорил что-то еще, но заместитель окружного прокурора его уже не слышала. Потому что она в тот момент сняла бумагу, посмотрела на фотографию и… отшатнулась. Телефон упал на пол.
— С вами все в порядке, мисс Хейли? — спросил участливо, глядя на хозяйку кабинета с оживлением, журналист.
А его спутница на цыпочках обошла стол, приблизилась к окаменевшей Дане и тоже посмотрела на фото.
На цветном снимке со всеми кошмарными подробностями был запечатлена отрезанная женская голова. С полуоткрытыми глазами и искривленными губами. Голова молодой китаянки. И, как была уверена Дана Хейли, это была голова убитой прошлой ночью Кристины Монг.
Марина Подгорная
Я была так благодарна Эдику, что он примчался по первому моему зову, но все равно двадцать минут, которые прошли в одиночестве (правда, работал на полную громкость телевизор — о новом убийстве «Зодиака» не было еще ни полслова), показались мне самыми ужасными в моей жизни. Хотя нет, тогда, в номере с мертвой Лерой Свентицкой, было намного страшнее!
Увидев Эдика, я начала реветь, хотя дала себе зарок, что при нем постараюсь держаться. Красавец-журналист тотчас засуетился, и я даже подыграла, изобразив лег-кий обморок и полный упадок сил. Я позволила ухаживать за собой, как за тяжелобольной: все же приятно, когда такая великолепная особь мужского пола носится с тобой, как с писаной торбой. Если так будет продолжаться и дальше, то Эдику от меня не уйти.
Получив бокал черного кофе, сдобренного порцией коньяка, и устроившись на кровати с ногами, накрытая одеялом, хотя холодно не было (меня согревало одно присутствие милого Эдика), я слушала его рассказ.
Как и все журналисты, во всяком случае, все, специализирующиеся на светских сплетнях, Эдик имел нескольких информаторов, которые поставили его в известность о том, что маньяк кокнул новую жертву.
— Известно только, что это молодая девица, — сказал Эдик, и я вздрогнула.
— Ты ведь помнишь, что сказала мадам Матильда? Жертва должна родиться под знаком Рака. А еще там должны быть изумрудные занавеси, пурпурные подушки и попугайчик в клетке!
— Конечно, я помню, Марина, — ответил нежно Эдик, и я изобразила потерю сил, потому что мне так хотелось, чтобы милый журналист принялся опекать меня. — И у меня даже имеется адрес. Правда, не сомневаюсь, что туда направляется уже половина журналистской братии Лос-Анджелеса, ведь не у меня одного имеются свои люди в полиции.
— Значит, мы опоздали? — произнесла я трагическим голосом.
Признаюсь, в тот момент мне было глубоко наплевать и на «Зодиака», и на его новую жертву. Ибо маньяком в тот момент была я сама, а тем, на кого я открыла охоту, — Эдвард Холстон.
Эдик нежно улыбнулся мне, а у меня заурчало в животе, хотя и не столько от любви, сколько от голода. Журналист продолжил:
— Какой прок от того, чтобы толпиться около высотного дома? Полиция все равно не разрешит осмотреть место преступления.
— О, мы можем остаться у меня в номере… — предложила я, искренне надеясь, что Эдик согласится.
Но журналист то ли не заметил моей ловушки, то ли, наоборот разглядев, изящно ушел от нее, сказав:
— Сегодня, самое позднее под вечер, все успокоится. И мы нанесем туда визит.
— Ты хочешь… — начала я, но Эдик прервал меня:
— О, это не будет называться вторжением в чужую квартиру или проникновением на место преступления. Но мы ведь имеем право узнать, что там произошло, если полиция не желает говорить правду.