Идут по улице люди. Жаль, что снизиться больше нельзя, Может, кого-нибудь и узнал бы сейчас? А что с аллеей, засаженной акациями, той самой, что ведет к памятнику Ермаку? Вроде бы поредела… И сразу осенила догадка: вырубили деревья фашисты! Хорошо еще что памятник уцелел. Стоит гордый казак, символизируя нашу необоримую русскую силу…

Приземлились, зарулили. Собрались летчики: майор Покрышкин должен дать дальнейшие указания. А я — к нему:

— Товарищ командир, разрешите в город подъехать?

— А, да ты ведь здешний! — Покрышкин на мгновение задумался. Но, прикинув все обстоятельства, все-таки разрешил.

— За сорок минут управишься?

— Управлюсь! — радостно отвечаю ему и бегом на попутный мотоцикл.

Подъехали к дому. Соскочил с мотоцикла, бегу в наш двор. А навстречу соседка тетя Варя Попова:

— Ой, кто же это?.. Никак, наш Костя? Костенька!..

И заплакала, запричитала тетя Варя: сын ее, а мой дружок, Вася убит во время обороны Новочеркасска. Осунулась, похудела. Как утешить ее, что сказать?

Подходят другие соседки, обнимают, плачут: у каждой — свое горе, своя беда. У всех — одна: война.

— Заходи, сынок, к нам, у вас закрыто.

Настороженно смотрю тете Варе в глаза. Сердце замерло.

— Тетя Настя в поле, колоски пошла собирать. Только к вечеру вернется…

— А Колька? Колька где?..

— В армии твой братишка, недавно письмо прислал. Отлегло…

— А ты-то как? Сказывала Настя — летчиком стал. Не ты ли сейчас над самыми крышами пролетел?.. Бей Гитлера, сынок, бей эту нечисть! Всем миром просим… Отомсти гадам за наше горе!..

Было в этих словах столько гнева, столько неподдельного чувства!

— Будем бить, тетя Варя.!.. Лечу вот на фронт ведь… Она притихла, вытерла слезы, обняла, трижды поцеловала и тихо сказала:

— С богом, сынок! — и осенила… крестным знамением.

— Вы ж неверующая, в церковь никогда не ходили?..

— Это для порядка, — смущенно улыбнулась молодая еще женщина.

Расстегнул планшет, достал карандаш и кусочек бумаги, написал свой адрес:

— Передайте, пожалуйста, тете Насте. Скажите: у меня все хорошо… Будьте здоровы!

И побежал к мотоциклу.

…Успел! Наш комэск капитан Григорий Речкалов ставил как раз задачу на перелет.

…В полдень 1 августа эскадрилья приземлилась в чистом поле, невдалеке от небольшого хутора в одну улочку. Два десятка хатенок, дворики, хозяйственные постройки, кудрявые сады… Это и есть хутор или село с красивым названием Любимое. Отсюда будем летать на Украину…

Когда сели и стали рулить, удивился: сам Глеб Копылов, инженер полка, стоит с флажком в руке и показывает направление движения в… деревню. Ничего не могу понять: что он делает, куда показывает?

А тут слышу, Александр Иванович Покрышкин, явно обращаясь ко мне, передает по радио:

— Смелее, смелее! Там покажут, куда заруливать.

«Там», как я уже понял, значит в самой… деревеньке. «Что-то новое, — думаю. — Но начальству виднее!..»

Уже замечаю и «сотку» на краю хутора, и Александра Ивановича: тот, согнувшись (шнур коротковат), стоит на плоскости, прижимает рукой «ларинги»:

— Рулите по улице, техники встретят! Не газуйте, пыль не поднимайте…

«Въезжаю» в улицу. Во дворах уже места для самолетов подготовлены. Кое-где и заборы сняты.

А вот и мой техник — Иван Михайлович Яковенко машет рукой, давай, мол, сюда, Константин!

Выключил двигатель — и дальше по инерции закатываюсь во двор. Механики развернули самолет, ухватившись за консоли, докатили его на подготовленное между хатой и сараем место. Тут же и Григорий Клименко, руководит своими «технарями», торопит их, чтобы поскорее маскировочную сетку набрасывали

Натянули ребята сетку, веток разных набросали, ни за что не распознать, что на хуторе самолеты стоят, да еще где? Между хат!.. Рядом сад. Фруктов много в то лето уродило. Грушами да яблоками все ветки сплошь усыпаны, млеют на солнце, вызревают под благодатными лучами. А вот абрикосы уже осыпались.

На пороге хатенки старушка в платке стоит, наблюдает за тем, что мы делаем. Поздоровались, она в ответ:

— День добрый, сынки!..

А тут по улице бензозаправщик катит, в каждый двор заезжает, самолетные баки топливом заполняет.

Во двор напротив, через дорогу, «сотка» зарулила. Вышел из кабины Покрышкин, спрыгнул на землю, о чем-то с техником звена управления полка старшим техником-лейтенантом Павлом Лоенко разговор завел…

Всех летчиков собрали на аэродроме, у землянки командного пункта. Начальник штаба ознакомил с обстановкой на участке Фронта, где предстоит действовать: авиация противника активности здесь пока не проявляет.

— Основная задача, — сказал Датский, — это прикрытие районов выгрузки, передвижения наших войск в районы сосредоточения, борьбы с разведчиками и бомбардировщиками противника.

Обратил он наше внимание и на то, что гитлеровское командование ведет усиленную воздушную разведку: в последние дни летают главным образом самолеты «Фокке-Вульф-189». Видимо, враг располагает какими-то данными о готовящихся операциях и проверяет или уточняет их.

— Учтите, — напоследок подчеркнул он. — По дорогам движется много нашей конницы, поэтому запрещено ходить на бреющем, чтобы не пугать лошадей.

Покрышкин улыбнулся, вспомнив, что Датский пришел в авиацию из… кавалерии.

— Не стращай ребят! Никак свою конницу забыть не можешь. Она ведь по ночам совершает марши.

— Да, но днем она в балках и перелесках укрывается. Напугаются лошади — разбегутся…

— А ты посоветуй, чтобы их покрепче привязывали, — отшутился Александр Иванович. — Спроси вон у «солдата Сухова», он ведь тоже бывший кавалерист.

Развеселились ребята, грохнул смех.

Поднялся штурман, сидевший на скате землянки. Попросил внимания.

— Надо облетать район боевых действий, изучить линию фронта. Обратите внимание: река Миус сейчас мелководна, ее плохо видно. А фронт проходит по ней. Есть места, которые противник плотно насытил зенитными средствами, особенно «эрликонами», — сказал Пал Палыч. — Поэтому не следует снижаться над передовой ниже двух тысяч метров…

Группами по 6 — 8 самолетов облетываем район боевых действий и прикрываем наши войска. Летал весь полк. Вначале ушло три группы, затем еще две.