Моя родная эскадрилья

Начало 1945 года ознаменовалось крупной наступательной операцией, ставившей целью освобождение польского народа от гитлеровской чумы. Советская Армия выполняла благородный интернациональный долг, великую освободительную миссию.

Первоначально намеченная дата наступления неожиданно была изменена с тем, чтобы ускорить события, быстрее реализовать стратегический замысел, и 1-й Украинский фронт пришел в движение не 20-го, как планировалось, а 12 января.

О причине такой «поправки» мы догадывались: в Арденнах гитлеровские войска прижали наших союзников, и положение англо-американских войск, особенно в районе Саарбрюкена и Карлсруэ, стало критическим.

И Ставка Верховного Главнокомандования, невзирая на неблагоприятные метеорологические условия , принимает решение ускорить подготовку к наступательным действиям и начать их на 8 дней раньше, чем это было вначале запланировано.

Ускоренным темпом велись переброска резервов, сосредоточение боевой техники и живой силы, подтягивались тылы. На направлении главного удара создавалась высокая плотность пехоты, артиллерии, танков. На этом направлении главного удара находились и мы.

Не так уж часто летчиков, да еще истребителей, вывозят на передовую. А тут собрали всех командиров звеньев, заместителей командиров и командиров эскадрилий, руководящий состав полкового и дивизионного масштаба и на машинах группами провезли по боевым порядкам наших наземных войск, показали (разумеется, из укрытий) первую линию вражеской обороны, ориентиры, к которым «привязывается» наша артиллерия. Из траншей и блиндажей, с командных пунктов командиров стрелковых батальонов с помощью стереотрубы, а то и без нее мы наблюдали за вражескими позициями, отчетливо видели даже отдельных гитлеровцев. Нас разделяло расстояние в каких-нибудь 300 — 400 метров. На нейтральной полосе лежали сбитые самолеты «Хеншель-129», «Юнкерс-87», «Фокке-Вульф-190» и два наших — Ла-5 и Ил-2. Даже в ротах побывали — это еще ближе к передовой. Продемонстрировали нам свое мастерство артиллеристы — показали, как ведется пристрелка, что такое «вилка», как поражается цель.

Мы увидели, с какой большой опасностью сопряжена боевая работа артиллеристов и пехотинцев. Поделились ребята мыслями — и пришли к выводу, что нам, истребителям, все же легче, чем им.

Проезжая по сандомирскому плацдарму, увидели много замаскированной боевой техники — танки, самоходные орудия, пушки на огневых позициях. Обратили внимание, что стоят они довольно плотно, в буквальном смысле — «ствол к стволу».

Это было 10 и 11 января. Небольшой мороз, метет поземка. Беспокоимся: погоды нет — летать не можем. Чувствуем: не зря нас вывозили на передний край… Вот-вот начнется!

Заехали также и на один из аэродромов, где нам показали площадку, на которую мы должны перелетать — Боржомув…

Рекогносцировка позволила нам подробнее ознакомиться с районом предстоящих боевых действий. На обратном пути то и дело встречались нам колонны танков, артиллерия на марше, обозы.

Беседуя с командирами полков и батальонов, договаривались о взаимодействии, сигналах и целеуказаниях.

К вечеру 11 января совершили перелет непосредственно к линии фронта — сели на сандомирском плацдарме близ Боржомува. Место знакомое — по рекогносцировке.

Сели, зарулили на стоянки. Комдив уже здесь, начальник штаба тоже.

Итак, на рассвете 12 января загремело, загрохотало вдали, покатился над землей несмолкаемый гул. Но длился артналет недолго, и вскоре наступило затишье.

Все мы находились на аэродроме. Уже второй завтрак привезли, а летчики все еще сидят в кабинах и ждут… у моря погоды. Кто в такую круговерть рискнет выпустить экипажи в воздух? Снегопад, низкая облачность. Противоположный край аэродрома не разглядеть.

И все же чутко прислушиваемся к шороху в наушниках — а вдруг команда, приказ?..

Часов в десять снова послышался нарастающий гул. Грозный и неукротимый. Целый час, а может дольше, грохотал и неистовствовал «бог войны».

Покрышкин ночью возвратился с передовой и теперь информировал нас о боевых действиях наземных войск. Затем поставил задачу. Будем прикрывать наземные войска. Сказал — и улыбнулся:

— Старые знакомые — Тринадцатая армия генерал-полковника Пухова.

Сделал паузу, подошел к карте.

— Район Мотовице, Кельце, — карандаш коснулся одной точки, передвинулся к другой. — Учтите, погода очень сложная, наших войск здесь очень много — весь сандомирский плацдарм насыщен ими, особенно вблизи передовой. Обращаю ваше внимание, — голос командира зазвучал выше. — Линия фронта хорошо обозначена, и за эту черту не ходить: у противника сосредоточено много защитных средств.

Полковник Абрамович, воспользовавшись паузой, излагает свой «интерес»:

— Надо разведать положение наших подвижных войск, связаться с авианаводчиками Макеевым, Бычковым…

Покрышкин сделал жест рукой — погоди, мол, начштаба — успеется. И, обратившись снова к летчикам, но дав начальнику штаба понять, что это говорится главным образом для него, сказал:

— Погода улучшится, можно будет повыше подняться. Тогда и уточним, где войска. А что на бреющем искать? Только напороться на «эрликоны»!..

Жердев ответил:

— Понял! Комдив добавил:

— Вылет — через двадцать минут!..

Выходим из домика, где обосновался командный пункт. Покрышкин еще раз напутствует летчиков:

— Будьте, ребята, осторожны: погода вон какая!

Полковник Абрамович из-за спины комдива, приподняв свой планшет, легонько постукивает по целлулоиду пальцем, привлекает внимание Жердева и выразительной мимикой не столько просит, сколько настаивает на том, чтобы Жердев все же доразведал обстановку.

Виктор мягко улыбнулся и кивнул головой: ладно, мол, — сделаем!

Он был человеком обязательным, живо откликался на просьбу, не считал за труд оказать помощь или содействие каждому, кто в этом нуждался. Сейчас он понимал заботу начальника штаба, которому позарез нужны были свежайшие данные о положении сторон.

Вылетели экипажи «усиленной» четверкой, когда пары комплектуются опытными летчиками, а не смешанным составом «старичок» — «новичок».