Конец июля 1943 года. Отгремели для нас кубанские бои. В воздушных сражениях летчики 9-й гвардейской истребительной авиадивизии приобрели богатый боевой опыт, которым «старики» охотно делились с молодежью. Подведены были итоги боев. Состоялась летно-тактическая конференция, на которой лучшие воздушные бойцы обменялись своими наблюдениями, раскрыли «секреты» достигнутых успехов, обобщили их, разработали рекомендации, реализация которых другими летчиками сулила уже в ближайшем будущем немало новых побед над противником.

Приняты меры к доукомплектованию боевых единиц. Штат нашего 16-го гвардейского авиаполка теперь полный. Самолетный парк по-прежнему состоит из однотипных боевых машин.

Относительный отдых — боевая учеба и ввод новичков в строй — позади. Теперь ждут нас новые бои. Знаем это и тщательно готовимся к ним, отрабатываем приемы атак, совершенствуем технику пилотирования, штудируем теорию.

Технический состав еще и еще раз внимательнейшим образом проверяет самолеты, приводит их в состояние готовности к немедленным действиям.

Вскоре в полк приехал начальник разведки дивизии майор Евгений Новицкий, собрал личный состав — доводит информацию о противнике.

Заканчивая беседу, он говорит:

— Учтите: наша дивизия теперь находится в Резерве Главного Командования…

Тут же Сергей Никитин подбрасывает гостю вопросик:

— Так что? Резерв — это вроде бы второй эшелон?.. Новицкий усмехнулся:

— Напротив: посылать будут на самые ответственные участки — туда, где воздушная обстановка сложнее и труднее. Короче говоря, туда, где предполагается провести важнейшие операции. В Резерв Главного Командования передаются самые лучшие части, это вы тоже учтите!

— Могут и под Курск послать? — интересуется Саша Ивашко. Мы знаем, что взор его устремлен еще дальше — в родную Белоруссию.

Майор Крюков опережает Новицкого:

— Забыл разве, какие карты получил?

— А-а! Ясно: Донбасс ждет нас!

— Не только Донбасс, а и вся Украина.

Где-то совсем близко гремит-грохочет Курская битва. Там тоже идет упорная борьба за господство в воздухе. Немецко-фашистское командование стянуло на этот участок фронта авиационные соединения как из самой Германии, так и с других театров военных действий, с других фронтов, что составляло почти 70% численности военно-воздушных сил противника, действовавших в тот период на советско-германском фронте.

Итак, противник пытается взять реванш за Кубань, добиться перевеса в воздухе.

Отзвуки Курской битвы долетают и до нас — и не только в виде сводок Совинформбюро. Не лишено логики предположение, что в любой момент могут перебросить и нас в те места: мы ведь Резерв Главного Командования!

По всему видно: вот-вот будем перебазироваться. Точно! Прилетели два Ли-2. Мы уже не сомневаемся: для передовых команд! И словно в подтверждение догадки садятся еще и три «пешки» — самолеты Пе-2.

— Лидеры! — говорит Андрей Труд и почему-то хмурится:

— Что, мы разве сами не могли бы перелететь? Не доверяют?..

— Верно, далеко полетим! — высказывает предположение Виктор Жердев. И «расшифровывает» свою мысль:

— На близкое расстояние обзаводиться лидерами разве стали бы!..

В этом умозаключении есть бесспорный резон.

— Дождались, наконец! Целый месяц ждем, — радуется Николай Трофимов, соскучившийся по «настоящему делу», как он называет воздушные бои.

Не терпится в драку не одному ему. Торопятся воевать и Сергей Никитин, и Павел Клейменов. В кубанском сражении им по недостаточной подготовленности не привелось активно действовать, не успели, и оба горят неукротимым желанием «наверстать упущенное».

Спешат ребята освобождать от врага родную землю. Не знали оба, да и не могли этого знать, что судьба уже отмерила им срок, оставила всего лишь полтора — два месяца быть вместе с друзьями, видеть солнце, улыбаться. Оба вскоре погибнут в боях: один в небе Донбасса, второй — близ Запорожья…

— Всем летчикам срочно прибыть на ка-пэ! — примчался с приказанием посыльный.

Спешим на командный пункт.

Нас знакомят с экипажами лидеров, с которыми уточняем очередность вылета эскадрилий, особенности радиообмена, маршрут перелета, порядок взлета, сбора и следования. «Порядок! — шепчет стоящий рядом Иван Олефиренко и, подмигнув мне, добавляет: — Летим, Костя!»

— Первая посадка в Новочеркасске, на аэродроме Хотунок, — объявляет штурман.

«Хотунок! Хотунок! — вздрагивает сердце. — Мой Хотунок, мой Новочеркасск!..»

Николай Трофимов толкает меня в бок:

— Повезло! Может, и дома побываешь?

Пожимаю плечами: кто ж его знает, получится ли?

Сразу как-то тревожно стало: писем не получаю, как там мои родные, понятия не имею.

Вспомнился Хотунок и связанные с ним события не такого уж и далекого прошлого. И бахчу возле него вспомнил, и казака с плеткой, и знакомство с Анатолием Ивановичем Невским — моим добрым наставником, а потом и учителем, давшим путевку в небо. И первые полеты на планере, и широко раскинувшийся подо мной зеленый город с прямыми, «под линейку», улицами…

К вечеру оба Ли-2, приняв на борт передовую команду, улетели.

…Вначале стартует третья, за ней первая эскадрилья. Идем в правом пеленге звеньями. «Сотка» — впереди слева. Маршрут пролег через станицы Тимашевская, Кущевская, Аксайская. Посадка — близ Новочеркасска, на Хотунке.

Первый день августа радует прекрасной погодой. Утро солнечное, видимость отличная.

Ровно гудит мотор, исправно поет свою нескончаемую песню. Бегут навстречу легкие облачка. Внизу — такие знакомые мне с детства места!.. Проплывает Дон. А вот и река Аксай, параллельно которой протянулась железнодорожная колея, а вокруг — плавни.

Покрышкин ведет радиообмен с землей. Начальник штаба подполковник Датский, убывший с передовой командой, сообщает:

— Ветер слабый, северо-восточный…

Снижаемся. Отчетливо виден Новочеркасск: Триумфальная арка, дороги на Ермаковскую улицу, в центр города, на Ростов.

Можно представить мое волнение: лечу над улицей своего Детства! Вот он — мой дом, второй от угла… Цел! И школа цела.