Все это Витя узнал от Бородачева, для которого, казалось, не существовало тайн, и теперь с интересом рассматривал и маленький домик, и сколоченные из досочек бакены, стоящие у его стен, и самого Данилыча, хлопотавшего около неожиданных гостей.

К катеру подошли двое парнишек лет двенадцати. Один из них с длинными, давно нестриженными волосами, закрывающими ворот рубашки-косоворотки, уселся напротив катера и бесцеремонно уставился на Витю голубыми глазами. Другой, немного пониже и пошире в плечах, подошел как-то бочком, сел рядом с первым и только украдкой стрелял в Витю черными глазами, прятавшимися под надвинутым на самый нос козырьком картуза.

Витя польщен их вниманием, делает серьезное лицо и с важным видом прохаживается у пулемета. Изредка он подносит к глазам бинокль, всматривается в реку и снова прохаживается по надстройке, заложив руки за спину.

В глазах у ребят откровенная зависть. Витя чувствует, что им очень хочется тоже постоять у пулемета. Вите не жалко, он бы и пустил их на катер, но что скажет Василий Николаевич? Он говорил, что гражданских на корабль можно пускать только по особому разрешению.

— Неужто ты матрос? — спрашивает голубоглазый.

— Нет еще, — вздыхает Витя, — пока юнга. — И тут же торопливо добавляет: — Я могу делать все, как матрос, но мне мало лет… Не веришь? Честное пионерское!

Ребята еще сомневаются, но Бородачев уже спешит на помощь другу:

— Юнга! Вы на посту и посторонними разговорами не отвлекайтесь!

Ребята многозначительно переглядываются.

— А как тебя звать? — шепотом спрашивает второй, черноглазый.

— Витя.

— А меня — Ваня. Это мой батя здесь живет… У Кольки, — Ваня показал глазами на соседа, — мать и братья — в деревне… Он сам вентеря плетет!

— Ты давно во флоте? — спрашивает Коля.

— Около года.

До года еще восемь месяцев, но ведь будет и год! С катеров Витя уходить не собирается, а поэтому и не считает свои слова ложью.

Снова молчание, и опять вопрос шепотом:

— Давай дружить, а? Мы тебе такое покажем! — Глаза у Вани от удовольствия совсем закрываются.

— Служба у меня.

— А ты после службы приходи! Ладно?

— Хорошо.

— Мы с тобой рыбу ловить будем, — соблазняет Ваня. — Мы тебе такие рыбные места покажем, где…

— …рыба сама рыбаков ловит, — заканчивает за Ваню подошедший Бородачев. — Краснофлотец Бородачев пост принял. Можете идти, юнга.

Еще минута — и Витя сидит рядом с ребятами. Они рассматривают его синий воротник с тремя белыми полосками, медную бляху ремня и золотые якорьки на концах ленточек.

Скоро все трое уже до мелочей знали несложную биографию друг друга и разговаривали как старые знакомые.

Из дома Данилыча вышел Курбатов. Еще издали он несколько раз покрутил воображаемую ручку, что означало: «Заводи моторы!» Витя торопливо побежал на катер.

— Ты, Витька, обязательно приходи к нам! — крикнул ему вдогонку Ваня.

Когда бункер был заполнен чуркой, Витя подсел к Курбатову, отдыхавшему после купания, и спросил:

— Василий Николаевич… Мы что сегодня ночью делать будем?

— Как «что»? — удивился Курбатов. — Как и вчера, наблюдать… А ты что хотел?

— Так… Меня Ваня с Колей звали рыбачить.

Вите стыдно: он впервые отпрашивается с катера на рыбалку. Ему кажется, что капитан-лейтенант сейчас нахмурится, удивленно посмотрит на него и скажет: «Сейчас война, юнга».

Но ничего подобного не случилось. Вите даже показалось, будто глаза Василия Николаевича радостно сверкнули, когда он ответил:

— Иди, Витя. Сегодня ночью ничего особенного не произойдет, так что справимся без тебя.

Витя взял удочку и быстро зашагал к домику Данилыча.

Ваня сидел на крыльце и, увидев Витю, от неожиданности сначала даже рот раскрыл, а потом хлопнул себя руками по бедрам и крикнул:

— Пришел?! Вот здорово! Мы сегодня с Колькой… — начал он и осекся, испуганно покосился на дом.

Ваня любил отца и побаивался его, а в последние дни даже старался избегать встречи с ним. Дело все в том, что вот уже неделя, как отец не зажигает огней на бакенах. И Волга сразу стала скучной, суровой. И все из-за фашистов: они мины ставят между бакенами на фарватер. Сам Ваня мин еще не видел, но отец все знает, и он говорил, что это поганая штука. Так и сказал: «Поганую штуку фашисты затеяли».

Еще отец сказал, что с минами надо бороться, что мина не опасна, если ее заметить и взорвать. Конечно, не самому взорвать, а сказать матросам с катеров, и уж они взорвут.

«Тут дружнее надо. Все должны смотреть: не ставит ли враг мину? Самое первое дело — заметить ее. Потом беги на матросский пост и доложи».

Так говорил отец, а вечером вместе с мамой уходил из дома. Ваня оставался с бабушкой и первые ночи сидел в щели, которую отец вырыл немного в стороне от дома и такую глубокую, что если даже встать на цыпочки, то и тогда ничего, кроме неба, не увидишь. А вылезать из щели надо по земляным ступенькам. Все это было бы еще ничего, но отец строго-настрого запретил Ване ночью вылезать из щели.

Бабушка тоже хитрая. Она уложит Ваню на полушубок, укроет одеялом, скажет: «Спи, внучек», — а сама сядет на табуретку около верхней ступеньки и всю ночь наблюдает за рекой. Отец ее называет домашним наблюдателем. Выходит, и бабушка следит за минами? Один он, Ваня, в стороне от общего дела.

Но вот уже несколько дней и он на посту. Правда, об этом никто не знает, ну да ничего! Сначала помоги, а спасибо всегда скажут.

Только плохо, что приходится обманывать отца. Вот поэтому и стыдно смотреть ему в глаза…

Сегодня Ваня начал волноваться сразу после ухода катера, а сейчас просто не мог усидеть на месте. Взяв Витю за руку, вошел в дом, снял с вешалки старое пальто и пошел к двери.

— Куда на ночь глядя? — строго прикрикнул отец.

Ну что за человек? Сидит в другой комнате, занят делом, а знает, что Ваня собрался уходить!

— Мы, папаня, с Витей рыбачить. На озеро.

— И чего вам на ночь глядя это приспичило? Шли бы днем, — ворчит отец, но не запрещает, и Ваня, схватив кривое удилище, баночку с червями, выскакивает из дома.

Вот уже и ночь. Еще недавно светило солнышко, а теперь так темно, что даже перевального столба не видно, хотя он стоит у самой тропинки.

Ваня идет быстро. Ему здесь все знакомо. Тропинка вьется по кромке яра. Внизу темнеет вода. Шагни немного в сторону — и свалишься с обрыва.

Витя не поспевает за ним, часто запинается о корни деревьев и, чтобы хоть немного придержать Ваню, спрашивает:

— А где это озеро? Далеко?

Ваня неожиданно останавливается, и Витя налетает на него.

— Знаешь, Витя… Мы с Николой за минами наблюдаем. Пойдешь с нами?.. А рыбачить завтра будем, — нерешительно предлагает Ваня.

Витя хмурится: стоило уходить с катера!

— Нехорошо отца обманывать, — говорит он.

— «Нехорошо обманывать»! А если он меня с собой не берет и одного не отпускает? — распаляется Ваня.

Оказывается, не сразу Ваня стал убегать из дома тайком. Оказывается, он несколько раз просил отца взять его с собой, но тот неизменно отвечал: «Мал еще. Толку от тебя не будет, а голову зря подставишь. Враг, перед тем как мины ставить, берег обстреливает».

Вот и пришлось выдумывать рыбалку. На озеро отец отпускает: там не стреляют, а вода не страшна, около нее вырос. Ходит Ваня вдвоем с Колей, а встречаются они в условленном месте и уже оттуда идут на свой пост.

Обидно, что фашистские самолеты еще ни разу у них мин не ставили, да и отец смеется, что рыбы Ваня мало приносит.

«Эх ты, рыбак! — обычно говорит отец, осматривая улов. — Глянь сюда. Я не рыбачил, да и то рыбкой не обижен!»

Ему хорошо хвастать: в Волге всякой рыбы много. Он наловит судаков, язей и несет их домой, а ты тут вертись! Вчера вон какого леща вытащил, а разве можно было его домой нести? Ведь в озере-то лещ не водится. В озере — карась, окунь, щука, сорога. Вот и приходится всю рыбу выкидывать и брать только окуней и сорогу.