— Спасибо тебе, Пантя, за правду, — сказал дед Игнатий Савельевич. — Но тебе она полезнее, чем мне. Иди, Людмилушка, Голгофу выручать, а мы с Пантей делами походными займемся. Главное, ребята, без дела не сидеть!

Едва эта милая Людмила вышла на улицу, как к дому подкатил милицейский «газик», и из него вылез участковый уполномоченный товарищ Ферапонтов и сразу сказал:

— Четвертый баллон скоро будет здесь.

— Вы обещали впоследствии заменить его на совершенно новый! — резко и даже возбуждённо напомнил отец и врач П.И. Ратов.

— Будет доставлено по указанному вами адресу. Какие ещё у вас есть претензии к нам?

— Собственно, никаких… Вот только её тетка мне пять рублей за… понимаете, принадлежащий ей кот… ну… совершенно новый чехол, а кот… нехорошо поступил… на него.

— Получите, пожалуйста. — Участковый уполномоченный товарищ Ферапонтов вытащил из кармана бумажник, достал купюру. — Вот.

— Но кот, так сказать, повлиявший на чехол, принадлежит…

— В нашем посёлке милиция отвечает даже за хулиганские действия котов. Получите!

— Благодарю вас!

— Пустяки. Обычные обязанности. А вон и последнее колесо везут… Людмила, на минуточку.

Отведя её подальше, участковый уполномоченный товарищ Ферапонтов спросил:

— Как Пантя?

— Вполне нормально. Нервный стал, самокритичный. Его просто нельзя оставлять одного.

— Слушай внимательно. Отца его уже отвезли. Только что. У мачехи ему делать нечего. Боюсь, что она его выгонит. А в детдом его возьмут лишь в августе. Какие будут предложения?

— Яков Степанович! — горячо-горячо прошептала эта милая Людмила. — Дело принимает наилучший оборот! Я здесь проживу до августа. Тётечка полностью на нашей стороне. Голгофа имеет на Пантю прямо-таки невероятное влияние. Вот если бы удалось уговорить её папашу оставить дочь здесь на несколько дней…

— Я готов присоединиться к вашей просьбе.

— Попробуем!

И тут произошло несколько совершенно неожиданных событий. К всеобщему удивлению, отец и врач П.И. Ратов уже собирался сесть в машину, чтобы уехать, как вдруг спросил озадаченно:

— Позвольте, позвольте, а где же Голочка? Я же приезжал сюда специально за ней! Я был полностью уверен, что она сама вернется хотя бы к вечеру! Где, где она может быть? Где вы её опять прячете?

И, к ужасу своему, эта милая Людмила увидела, что к машине подходит Голгофа.

— Я здесь, папа. Добрый вечер.

— А где твои вещи? Ты же взяла из дому новую сумку, купальник, сарафан…

— Нам надо поговорить с тобой, папа…

— Иди за вещами! Я тороплюсь! Поговорим по дороге! Ты ещё ответишь за своё недостойное поведение!

А сюда уже торопилась тётя Ариадна Аркадьевна, из калитки выскочил дед Игнатий Савельевич, из-за забора торчали головы Герки и Панти.

— Позволь мне, папа, остаться здесь на несколько дней, — незнакомым голосом, твёрдым, с заметным оттенком властности и уверенности произнесла Голгофа. — Ведь у меня каникулы. Я должна отдохнуть от города хотя бы несколько дней. Очень прошу тебя, позволь мне остаться.

— А… а… а если я не позволю? — Отец и врач П.И.Ратов обескураженно разглядывал свою родную дочь, словно совсем не узнавая её. — Если я не позволю тебе остаться?

— Почему?

— Глупейший вопрос! Иди забирай вещи, и — поехали!.. Или ты решила при посторонних опозорить своего отца?

— Наоборот! Совсем наоборот! — воскликнула эта милая Людмила. — У вас замечательная дочь! Она прекрасно воспитана!

— Полностью присоединяюсь к данному мнению, — с уважением произнёс участковый уполномоченный товарищ Ферапонтов, размахивая фуражкой над головой. — Сам был свидетелем её примерного поведения. Такой дочерью можно только гордиться и во всём ей доверять. Обязуюсь лично доставить её к вам после нескольких дней активного отдыха.

— То есть вместе с новым колесом? — задумчиво уточнил отец и врач П.И. Ратов.

— Так точно.

— А я гарантирую вашей дочери строжайший режим и разнообразное калорийное питание! — радостно пообещала тётя Ариадна Аркадьевна.

— И сколько это будет стоить в день? — с опасением поинтересовался отец и врач П.И. Ратов.

— Помилуйте, она моя гостья!

— Папа, тебе ни о чем не придётся беспокоиться. Просто я отдохну, наберусь сил, подышу свежим воздухом. И вместе с новым колесом меня доставят домой.

Все напряжённо молчали, затаив дыхание. Слышно было только, как за забором сопел Пантя.

— Ла-а-а-адно! Оставайся! — вдруг решительно бросил отец и врач П.И. Ратов, сел в кабину, захлопнул дверцу и через окно словно продиктовал: — Никаких купаний, никаких загораний, в лес ни шагу. Жду новое колесо с тобой.

«Жигули» цыплячьего цвета рванулись с места и скоро скрылись за углом.

Все молчали не шевелясь, словно не веря случившемуся.

Пантя громко и восторженно гоготнул, но тут же сконфуженно замолк.

Думайте, уважаемые читатели, думайте! Удивляйтесь, уважаемые читатели, удивляйтесь! Поражайтесь, уважаемые читатели, поражайтесь! Если вы ничего не поняли в поведении отца и врача П.И. Ратова, могу вам только посочувствовать, а объяснить, простите, не способен.

Нехорошие люди тем и опасны, в частности, что нормальным людям понять их трудно, а то и невозможно. Посему и надо их остерегаться всеми силами.

Первым пришёл в себя участковый уполномоченный товарищ Ферапонтов, сказал, обмахав голову фуражкой:

— Тяжелый выдался денечек, но результативный. Остался нерешённым один вопрос: где до августа будет жить Пантя?

— Отвечаю, — весело проговорил дед Игнатий Савельевич, — у нас. Хулиганить если снова вздумает, выселим. А так пусть живёт на здоровье.

— Вопрос решён. Вернетесь из похода, доложите мне. Счастливого пути, товарищи! — И участковый уполномоченный товарищ Ферапонтов всем пожал руки. — Пантя, со мной. Заберём у мачехи вещи, чтобы она к тебе не приставала, а ты от неё не зависел.

Когда они уехали, дед Игнатий Савельевич пропел:

— Главное, ребята, всё-таки сердцем не стареть! Все вопросы решены! Завтра в многодневный поход! Всё ли у вас готово, уважаемая соседушка?

— Всё, всё, уважаемый сосед! — с большой радостью отозвалась тётя Ариадна Аркадьевна. — Только вот как быть с Кошмариком? Я, конечно, могу рискнуть и оставить его…

— Кошмар будет участником похода, — твёрдо заявила эта милая Людмила. — Будем транспортировать его в корзине. А сейчас неплохо бы поесть.

Оставшись с дедом Игнатием Савельевичем, Герка раздражённо и недоумённо спросил:

— Ты уверен, что я соглашусь жить в одном доме с Пантей?.. Ошибаешься!

Почти стемнело, а Пантя всё ещё не вернулся от мачехи, к которой вечером уехал с участковым уполномоченным товарищем Ферапонтовым.

— У тебя есть фонарик? — как можно небрежнее спросила Голгофа. — Мне надо ненадолго исчезнуть.

Эта милая Людмила принесла ей фонарик, и Голгофа радостно и испуганно прошептала:

— Сейчас я приведу Пантю. Я знаю, где он. Обо мне не беспокойся.

— Но…

— Я знаю, что делаю.

— Но ведь скоро ночь!

Взглянув на неё с ласковой усмешкой, Голгофа почти огорченно сказала:

— У меня так мало времени! Всего несколько дней. И я хочу успеть пожить по-человечески. Да, мне страшно идти одной, но я хочу испытать это. Я просто хочу помочь Панте. Ведь он помогал мне! И больше никто сейчас помочь ему не сумеет. И ещё я уверена, что на моём месте ты поступила бы точно так же.

Известно, что, когда человек очень боится, у него трясутся поджилки. Но Голгофа трусила столь сильно, что тряслась, можно сказать, вся.

Пока она ещё шла по дороге, страх, если позволительно будет так выразиться, был странно приятен, вроде бы щекотлив. Дескать, вот уже стемнело, я одна, боюсь жутко, но и не боюсь, хотя иду в темноте. И не боюсь того, что боюсь.

Но когда Голгофа с дороги через кювет шагнула на поле, у неё от страха даже ноги подкосились, и она едва не повернула обратно. Однако ей помогало прекрасное желание победить страх, ощутить силы, которых у неё раньше не было.