Штурмовая двойка вышла на штурм из лагеря V в 6:10, сейчас находятся на рыжем поясе. На Западный гребень вышли через 30–40 минут после начала движения. Это они сообщили по рации.

У нас Бэл просит извинения за беспорядок, оставленный в лагере V, — убирать не было ни сил, ни времени.

Солнце в лагерь IV приходит рано, в 8:00. Палатка, на потолке которой слой конденсата, начинает оттаивать и быстро высыхает. Намокшие спальные мешки тоже к нашему выходу высыхают, хотя насквозь они не промокают.

Протираем маски спиртом, чтобы немного их высушить и продезинфицировать. Специальными увлажненными тампонами протираем и очки, чтобы они не запотевали. Это мало помогает, но раз их сюда принесли, используем, чтобы не выбрасывать. От них исходит приятный запах, а пыль, которая в палатке садится на стекла, действительно снимается отлично. Из спальных мешков никто пока не вылезает. Все ждут завтрака.

Погода отличная. Над всеми Гималаями — ни облачка. До лагеря V всего 12 веревок, рюкзак будет килограммов 16–18.

Ефимов сварил рис на молоке, но потом оказалось, что на завтрак по меню должна быть рисовая каша с красной икрой вперемешку. Банку икры Бершов всю ночь продержал на животе, чтобы не замерзла. Он большой любитель этого дефицитного продукта, и, чтобы не ломать меню, пришлось процедить молоко через марлевую салфетку, которых у нас предостаточно. Молоко выпили отдельно.

Я вылез из палатки первым, начал надевать на улице кислородный аппарат и кошки и через полчаса ушел по перилам в сторону лагеря V. Маршрут на этом отрезке очень коварный. Особенно досталось, видимо, Балыбердину. Закрепить и навесить веревки, не имея снежных крючьев (они улетели с рюкзаком Мысловскрго), было очень непросто и опасно.

2,5 часа занял переход в лагерь V. Сегодня шлось легко.

4.05.82. Лагерь V, 8500 м.

Сегодня свершилось то, во что мало кто из нас в данной ситуации верил. Около 3 часов, точнее в 14:35 по непальскому времени Балыбердин, а спустя полчаса[8] и Мысловский совершили восхождение на Эверест! Столько у них было разных загвоздок, что, я думаю, только благодаря настойчивости Володи это свершилось, и именно сегодня.

Дневные переходы между лагерями Володя делал не пользуясь кислородом. И вот они на высшей точке планеты, первые советские альпинисты, осуществившие мечту многих поколений.

Мы начали расширять площадку под палатку. Была перспектива ночевать в ней вшестером. С этим мы смирились. Ребята, наверное, засветло не успеют спуститься к нам и уйти в лагерь IV. Готовим им питье. Да и для себя мы не приготовили еще ни грамма Жидкости. У Эдика наверху для спуска с вершины кислорода осталось всего на 2 часа при минимальном расходе.

Включив портативный приемник, мы удивились, услышав по «Маяку» сообщение о покорении Эвереста. Оперативность была неслыханной!

Мы сидели в палатке, отрезали по куску сала, без хлеба отправляли его в рот, спасая себя хоть на время от всем надоевшего кашля и утоляя жажду и голод. После разорвали пакет с таранькой, и тоже никто не отказался. Чувствовали, что предстоит тяжелая работа и нужно хоть чем-то восстановить силы.

Наша радиостанция все время работает на прием. В автоклаве дозревает компот. Никто не снимает с себя одежду, не разувается. В палатке только шум примуса и треск радиостанции. Ждем сообщения сверху. За это время нас несколько раз вызывала база. Но вот наконец мы услышали переговоры штурмовой двойки с базой. Ребятам грозит холодная ночевка, кислорода у них почти не осталось, хочется сильно пить. Это сообщает изменившимся до неузнаваемости голосом Володя. Он просит, чтобы, если это возможно, кто-нибудь из нас вышел им навстречу. Выхода нашей группы на помощь ребятам требует база. Мы тоже уже не сомневаемся — необходимо срочно выйти наверх.

Пойдет двойка-в этом не было сомнений: кто-то должен оставаться на подстраховке в лагере V. Кто будет в двойке — решалось недолго. С того времени, как мы получили сигнал тревоги, прошло меньше получаса. Мы с Бершовым выходим наверх. Мы вдвоем — это скорость подъема, а она сейчас значит многое. Правда, Сережа Ефимов пытался сдвинуть мою кандидатуру.

Нам сварили тарелку супа харчо, наполнили все имеющиеся фляги (а их было три) горячим компотом (нам остались одни фрукты), спрятали их под пуховки. Одну флягу мы сразу решили оставить для себя на случай, если пойдем на вершину после благополучной встречи с ребятами.

В рюкзаке у меня 3 баллона кислорода: два по 200 атмосфер и один на 100. Подключились к 200-атмосферным баллонам. Это шанс восхождения нашей двойки и при его успехе — восхождения двойки Иванов-Ефимов. Бапыбердину и Мысловскому мы несем один на 120 атмосфер и один на 100. Третий баллон у каждого из нас на случай дальнейшего продолжения подъема. А если нам придется спускаться со штурмовой двойкой, то оставим полные баллоны в том месте, куда поднимемся, и тем самым облегчим работу следующим за нами, сделав заброску почти под вершину. На базу об этом не сообщаем — у них и без нас сейчас хватает забот.

Вся наша одежда на нас, мы готовы переночевать или проработать всю ночь наверху даже без палатки и спальных мешков. Я взял запасные меховые рукавицы, пару шерстяных носков. В рюкзаке у меня фотоаппарат, вымпелы, значки, кошки Ефимова, которые не взял наверх Эдик. В наружный карман ветрозащитной куртки, высунув антенну, положил рацию и держу ее на приеме.

Возле палатки минут 5 жду Бершова, который возится с кошками. Увидев, что Серега закончил, я пошел по перилам наверх в направлении Западного гребня. Рюкзака за спиной почти не чувствую. Перильная веревка штурмовой двойки быстро кончилась. Пришлось разматывать нашу связочную веревку длиной 30 м., которую мы вырубили в ледопаде. С нею мы проходили вcю экспедицию, связываясь, где было нужно, между собой, от базового лагеря до лагеря I. Она сплетена из лески, поэтому почти ничего не весит.

Впереди 40-метровый крутой осыпной склон, выводящий на снежный Западный гребень. Мы пошли одновременно. Подача кислорода из баллонов была на 2 литра в минуту, но, видимо, мы шли слишком быстро, потому что дыхание начало сбиваться. Метров через 30 пришлось остановиться и отдышаться. Необходимо контролировать свое состояние. Лучше сбавить темп, чтобы все время идти не останавливаясь. Светлого времени у нас часа 1,5–2, не больше, и за это время нужно подняться как можно выше.

Через несколько, веревок я уже был мокрый, а это чревато обморожениями. Рюкзак врезался в плечи.

На пути встречаются крутые скальные стенки метров по 5–8. На первой из них я сломал антенну, которая все время торчала у меня перед глазами и мешала лезть.

Первая связь с базой и с группой наверху состоялась через час после нашего выхода. Мы были в это время на гребне, и Бапыбердин сказал, что они нас видят, хотя мы их только слышали. Связь я вел на ходу, она заняла всего несколько минут: через маску говорить плохо, а снимать ее нет времени. Да и говорить не о чем, нужно только действовать.

Минут 15 назад я слышал звук падающего баллона. Это последний баллон, которым пользовался Мысловский. Кислорода у них больше нет, а это означает, что темп спуска совсем замедлится, если не упадет до нуля. На связи просили ребят двигаться хоть как-нибудь. Да они и сами хорошо понимают: движение для них сейчас — это жизнь.

Наступают сумерки. Мы уткнулись в отвесную стену прямо на гребне. В консультации о пути подъема, которую успел дать Балыбердин на очередной связи, об этом жандарме не упоминалось. Было сказано — держаться все время правой стороны гребня. Начинаем обходить скалу по полке справа. Но метров через 30 поняли, что идем не туда, нужно возвращаться. Путь идет слева в обход этой серой стены. Направление теперь видно по красным тонким веревкам, повешенным какой-то из предыдущих экспедиций. Ребята тоже шли здесь, это видно по следам, оставленным кое-где на заснеженных плитах.