Я с удивлением посмотрела на Доминика.
– Как ты узнал, что это?..
Он улыбнулся.
– Дэниел, ведь так?
Я кивнула.
– Я знал, что ты его найдешь. – На лице Доминика засияла широкая улыбка.
Мы сделали еще шаг вперед, и Уоррен посмотрел на меня, ища поддержки.
– Я так долго ждал этого момента, – произнес он, глядя на дверь. Потом старик повернулся ко мне. Его взгляд затуманился.
Я беспокоилась из-за его сердца, физическая и эмоциональная нагрузка была приличной. Но Уоррену это было необходимо. Его жизнь напоминала трагический роман, в котором не хватало заключительной главы, недоставало красивого финала.
– Спасибо, Клэр, – тихо произнес он.
Доминик придержал для нас дверь, и мы вошли внутрь. Старую кофемашину сдвинули с привычного места за барной стойкой. О ней напоминали старые кофейные пятна. Столы и стулья придвинули к боковой стене, их вот-вот должны были вынести. Красивый камин у дальней стены выглядел одиноко. Я глубоко вдохнула. Теперь-то я знала, что этими прекрасными изразцами его украсил каменщик Иванов. Их уничтожат, как и все остальное.
– Уоррен? – окликнула я.
Он не ответил.
Я дотронулась до его руки.
– Уоррен, с вами все в порядке?
– Я помню, – ответил он, будто застыв и глядя вокруг широко открытыми глазами. – Этот вестибюль. Тут всегда были мужчины. Пьяные мужчины. Мама обычно старалась провести меня через толпу поскорее, и мы быстро бежали мимо пьяниц, потом вверх по лестнице.
Он сделал несколько медленных шагов по направлению к задней части кафе.
– Можно? – спросил он, поворачиваясь к Доминику.
– Конечно. Прошу вас, – ответил тот, но сам остался в зале.
Следом за Уорреном я прошла через дверь в заднюю комнату и потом вверх по лестнице. Ступени скрипели под нашими ногами, и я предложила Уоррену руку, чтобы поддержать его, но он отказался от моей помощи.
Старик остановился на маленькой площадке и провел рукой по перилам.
– Все эти годы я мечтал оказаться здесь снова. – Он замолчал, сунул руку в карман плаща, достал носовой платок и промокнул глаза. – И вот я здесь… Все точно так, как я помню.
Я коснулась его руки.
– Вы помните ее? Веру?
Он кивнул.
– Помню. Хотя, думаю, это не столько память, сколько… ощущение, – Уоррен закрыл глаза и глубоко вздохнул. – Инстинкт. Сердце всегда помнит мать.
Я смахнула слезы, глядя, как он входит в бывшую гостиную, внимательно разглядывает стену возле лестницы, ведущей в его бывшую спальню. Старик подошел ближе, действуя по памяти, нагнулся, провел рукой по обшивке.
Я тоже подошла к стене.
– Что вы ищете?
Уоррен отошел назад и вздохнул.
– Так, пустяки, – сказал он. – Мне казалось, я что-то помню, но…
– Наверное, непросто снова оказаться здесь.
Его глаза блестели от слез.
– То, что моя мать потеряла меня, должно было ее убить. Моя жизнь точно была бы разрушена, если бы мы с женой потеряли одного из наших детей. Так что мама никогда не стала бы прежней.
– Она очень вас любила, если продолжала поиски вплоть до своей смерти, – заметила я.
Уоррен кивнул и начал спускаться вниз по ступеням. Я пошла за ним, держа руку наготове возле его локтя, чтобы вовремя поддержать старика.
– Теперь я отвезу вас домой. Вы наверняка устали.
Но Уоррен как будто меня не слышал. Он посмотрел направо, потом налево, как будто что-то почувствовал.
– Уоррен, – встревожилась я, – вы в порядке?
Он вернулся обратно к лестнице, снова поднялся наверх, вошел в комнату и остановился перед коробками, стоявшими у стены под лестницей на третий этаж. Я не отставала от него ни на шаг. Опустившись на одно колено, Уоррен отодвинул в сторону коробки, обнажив рейки и штукатурку. Я смотрела во все глаза, как Уоррен проводит рукой по впадинам на стене, как будто повинуясь велению инстинкта. Через несколько секунд раздался скрип, и Уоррен распахнул крохотную дверцу. Тайник. Мое сердце заколотилось.
Старик сунул руку в отверстие в стене. Я встала на колени рядом с ним и наблюдала, как он достает перо птицы, покрытое слоем пыли. Старик покрутил его между пальцами, улыбнулся и положил на деревянный пол. Рядом с ним он положил камешек абрикосового цвета, монетку в один пенс, три белые ракушки и потрепанный туз червей.
– Я нашел ее внизу, у лестницы, – сказал Уоррен, рассматривая игральную карту. – Мама разрешила мне сохранить эту находку.
Мама.
Он снова сунул руку в углубление в стене и на этот раз вытащил конверт. Уоррен дрожащей рукой протянул его мне. На конверте едва различалась выцветшая надпись: «Дэниелу». Старик повернулся ко мне.
– Клэр, прочти, пожалуйста.
Я кивнула, открыла пожелтевший конверт, достала сложенный листок, развернула его и, сначала взглянув на Уоррена, начала читать:
– «Мой самый дорогой и любимый Дэниел!
Мир перестал для меня существовать в тот день, когда исчез ты, мой любимый сынок. Тот, кто забрал тебя, украл и мое сердце, и мою жизнь. Я жила только для того, чтобы видеть твою улыбку, слышать твой смех, делить твою радость. Без тебя мир стал другим, не таким прекрасным. Я знаю, что ты где-то рядом. Я чувствую это сердцем. Я верю, что ты вернешься сюда и заглянешь в наш с тобой тайник. А когда ты это сделаешь, я хочу, чтобы ты узнал, как сильно я люблю тебя, пусть даже меня не будет рядом, чтобы сказать тебе об этом.
Настанет день, и мы с тобой встретимся, дитя мое. Когда-нибудь я снова спою тебе песенку и обниму тебя. А пока я буду всегда любить тебя и думать о тебе.
Передо мной снова был маленький Дэниел. Я видела его таким, каким видела его когда-то Вера. Мягкие пухлые щеки вместо морщин. Белокурые локоны вместо седых прядей. Яркие голубые глаза, не потускневшие с возрастом.
Уоррен взглянул на меня.
– Это кафе, – медленно спросил он, – его собираются снести?
– Мне очень жаль, Уоррен. Доминик его продает. Он вынужден это сделать…
– Сколько ему предложили?
– Простите?
– Какую сумму ему предложил застройщик, который хочет купить кафе?
Я пожала плечами.
– Не знаю. Доминик не сказал.
– Я ее удвою.
Я расплылась в улыбке.
– Правда, Уоррен? Вы действительно это сделаете?
Он тоже улыбнулся.
– Я же не могу позволить им уничтожить дом моего детства, верно? И разве молодой человек не говорил, что его семье нужны деньги? Пусть старые деньги Кенсингтонов пойдут на благое дело. – Он оглядел маленькую комнату. – Да, этот замечательный молодой человек сможет оставить все как есть. Я ничего не стану менять. – Глаза старика затуманились. – Кроме одного.
– И что же это?
– Название. Кафе будет называться «У Веры».
– О, Уоррен! – воскликнула я, крепко обнимая его. – Она бы так вами гордилась!
Я в последний раз взглянула на письмо Веры, и мое внимание привлекли несколько строк в самом низу страницы. Постскриптум. Я его почему-то не заметила.
– Подождите, – торопливо проговорила я. – Я кое-что пропустила.
P.S. Дэниел, не забудь Макса. Я нашла его в снегу. Он по тебе скучал.
Я удивленно посмотрела на Уоррена.
– Макс?
Уоррен был изумлен не меньше моего. Он снова сунул руку в тайник, на этот раз чуть глубже. Спустя мгновение он вытащил плюшевого мишку, потрепанного, с потертым бантом из голубого бархата.
– Макс, – произнес Уоррен, поправляя пыльный бант. – Я уронил его в ту ночь, когда она пришла за мной, – его подбородок задрожал. – Она не позволила мне вернуться за ним.
– Джозефина?
– Да. Я все время думал о том, как ему холодно в снегу. Было ужасно холодно.
Я положила руку ему на плечо.
– Ваша мать нашла его и сохранила для вас. Она знала, что вы вернетесь домой.
Уоррен поднялся на ноги, обнял мишку, прижался лицом к его мордочке, просунул палец под ветхую ленту, как, должно быть, делал в детстве. Это была всего лишь ткань и набивка, грубо сшитая игрушка. Но для Уоррена этот плюшевый мишка был дороже всего его состояния.