Нарисованную здесь картину посмертных превращений души интересно сравнить с тибетскими представлениями (из «Книги Мертвых») и с исследованиями Муди. По тибетским представлениям, душа после смерти тоже испытывает страдания от невозможности удовлетворить желания, чувства и переживания. Напротив, все люди, свидетельства которых приводит Муди, утверждают, что они не испытывали никаких страданий и не смотрели идущий назад фильм своей жизни. А идея очищения души после смерти встречается еще у древних египтян. В «Книге Мертвых» можно прочесть замечательную «отрицательную исповедь», которую умершие должны повторять перед лицом Озириса и сорока двух судей в Аменти:
«О, владыки правды! Дайте мне познать вас… сотрите мои грехи. Я не делал намеренно зла людям… Я не говорил лжи перед судилищем правды. Я не делал ничего злого… Я не убивал… Я не обманывал… Я не отрывал куска от покровов умерших. Я не прелюбодействовал. Я не отнимал молока от уст младенцев… Я не вынимал из гнезд священных птиц… Я чист! Я чист! Я чист!»
И Штейнер стремится стать чистым перед Богом, однако для этого, утверждает он, нужно умереть, пройти и сгореть в «огне духа» и, наконец, полностью осознать, увидеть свою вину. Ну что же, вполне возможно.
Оставив позади себя три трупа (физический, эфирный и астральный), «Я», душа, наконец, оказывается в духовном мире. Здесь ее окружают «существа духовного рода», духовная среда, духовная стихия. Но и весь прошлый опыт, накопленный человеком в обычной жизни, не пропадает, а отпечатывается в «Я».
«Когда человек после смерти прошел через этот мир, он встал перед иным миром, духовным, который порождает в нем желание, находящее свое удовлетворение только в духовном. Но и теперь человек различает границу между тем, что принадлежит к его «Я», и тем, что составляет окружающее — можно также сказать, духовный внешний мир — это «Я»…
Все окружающее человека наполнено теперь существами, однородными с его «Я», ибо только «Я» имеет доступ к «Я». Как в чувственном мире человека окружают и образуют этот мир минералы, растения и животные, так после смерти он окружен миром, состоящим из существ духовного рода. Однако человек приносит с собой в этот мир нечто такое, что не входит в состав окружающего его мира. Это то, что «Я» пережило в чувственном мире. Вначале, непосредственно после смерти, пока эфирное тело еще связано с «Я», сумма этих переживаний складывается в обширную картину воспоминаний. Хотя само эфирное тело впоследствии и исчезает, однако от картины воспоминаний остается нечто, являющееся непреходящим достоянием «Я». То, что остается, можно уподобить с тем, как если бы из всех переживаний, которые человек имел между рождением и смертью, был сделан экстракт, извлечение это духовный итог жизни, плод ее. Итог этот носит духовный характер: он содержит в себе все духовное, что раскрывается через внешние чувства. Но без жизни в чувственном мире он не мог бы состояться. Этот духовный плод чувственного мира «Я» ощущает после смерти как то, что является теперь его собственным, внутренним миром, и с чем оно вступает в мир, состоящий из существ, раскрывающихся таким образом, каким раскрывается самому себе в своей внутренней глубине только «Я».
В духовном мире душа попадает в родственную «Я» стихию духа, божественного, гам она окунается в своеобразный мир «звуков», «красок», «слов», «света» и т. п. От земных они отличаются своим духовным происхождением и взаимопроникновением в духовные существа. Чем больше человек вживается в духовный мир; тем больше он становится для него жизнью, исполненной движения, которую можно сравнить со звуками и их гармонией в чувственной действительности. Только он чувствует звуки не как нечто, извне доходящее до его слуха, а как силу, через его «Я» струящуюся в мир. Он чувствует звук, как во внешнем мире чувствует свою собственную речь или пение, по только он знает, что в духовном мире эти льющиеся из него звуки суть в то же время проявления иных существ, изливающихся через него в мир. Еще более высокое проявление совершается в «стране духов», когда звук становится «духовным словом». Тогда через «Я» льется не только исполненная движения жизнь другого духовного существа, но такое существо само сообщает этому «Я» свою внутреннюю глубину. И когда через «Я» струится «духовное слово», то два существа живут одно в другом без того разделения, которое необходимо сопровождает каждое совместное бытие в чувственном мире. И таким является действительно совместное бытие «Я» с другими духовными существами после смерти».
Штейнеровский духовный мир обладает одной замечательной особенностью: стихии и живые существа, населяющие его, имеют аналогии в мире чувств, воображения, мышления. Штейнер весьма поэтически описывает их бытие.
«Что в чувственном мире выступает как ощущение, то в области духа проникает во все таким же образом, как на Земле воздух. Надо представить себе море текущих ощущений. Скорбь и страдания, радость и восторг проносятся в этой области подобно ветру и буре в воздушном круге чувственного мира. Представьте себе происходящую на Земле битву. Здесь стоят друг против друга не только видимые чувственным глазом фигуры людей, но также и чувства против чувств, страсти против страстей. Страдания заполняют поле битвы гак же, как фигуры людей. Все страсти, все страдания, вся радость победы, какие живут на поле битвы, все это существует, поскольку проявляется в чувственно воспринимаемых действиях, но они могут быть и видимы духовным чувством как событие в воздушном круге «страны духов». В Духовном мире такое событие — как гроза в физическом мире. И восприятие этих событий можно сравнить со слышанием слов. Поэтому говорят: как воздух окутывает и проникает земные существа, гак «веющие духовные слова» — существа и события «страны духов».
В этом духовном мире возможны еще и другие восприятия. Здесь есть также и то, что можно сравнить с теплотой и светом физического мира. Как теплота проникает земные вещи и существа, гак мысли проникают во все. Но только мысли надо представить себе как живые самостоятельные существа. То, что человек постигает в видимом мире как мысли, есть как бы тени мыслей-существ «страны духов». Представьте себе мысль, какой она бывает у человека, но извлеченной из этого человека и одаренной, как деятельное существо, самостоятельной внутренней жизнью, и тогда вы получите слабое, образное выражение того, что наполняет «страну духов».
То, что в духовном мире можно сравнить с физическим светом, в своем подлинном облике есть проявляющаяся мудрость. Это существа, изливающие мудрость на свое окружение, как Солнце проливает свет на физические существа. То, на что падает свет этой мудрости, является в своем истинном смысле и значении для духовного мира, подобно тому, как и физическое существо являет свой цвет, когда оно освещается светом».
Однако помимо светлых существ в духовном мире, очевидно, на его границе обитают и темные. Когда душа, имея вожделения, только входит в новый для нее мир, на нее набрасываются темные демонические существа, питающиеся этими вожделениями и другими неоправданными в духовном мире страстями.
«Ясновидящее наблюдение говорит, что этот мир очистительного огня населен существами, вид которых для духовного взора ужасен и причиняет страдание; их наслаждение состоит, по-видимому, в уничтожении, а страсть их направляется на зло, в сравнении с которым зло чувственного мира кажется незначительным. Все, что человек приноси! с собой в этот мир из означенных вожделений, является для этих существ как бы пищей, благодаря которой мощь их усиливается и укрепляется».
На первый взгляд, мир Штейнера кажется необузданной фантазией, если не хуже. Однако, если вдуматься, и стихии, и живые существа, населяющие этот духовный мир, вполне на своем месте, их бытие оправданно, закономерно. Ведь душа приходит в высший мир, чтобы жить, действовать, следовательно, она должна найти мир, пригодный для жизни, заполненный жизнью. Как мы предположили, описанный Штейнером духовный мир — это мир самого Штейнера, но натурализованный, оестествленный. Он населен живыми ощущениями, образами, чувствами, эмоциями, мыслями, идеями, поскольку живым является сам Штейнер. И все они заявляют о себе, вступают друг с другом в сложные отношения, борются за влияние на «Я» и т. д. Так что Штейнер не делает ничего незаконного, вводя в свой мир подобные живые существа и стихии, напротив, он восстанавливает справедливость, возвращая живое — живому. Полемизируя с естественнонаучной установкой психологии, он мог бы сказать: «Психологи мистифицировали свой объект, представили человека как неживое, недуховное; я же, напротив, создаю объективное описание души».
