- Мы с ним полюбили друг друга, - продолжала Вера Михайловна, - женились и жили душа в душу. На самом-то деле у меня два сына, а во сне было три дочери. Татьяна, Анастасия и Светлана.

Ой, подумал я. Имя первой дочери тоже совпало! Как там говорится - одно совпадение есть случайность, два - тенденция, три - закономерность? И, значит, мне можно ждать еще двоих дочек? Ну, а насчет третьего совпадения недолго и уточнить.

- Вера Михайловна, а кем был по профессии Витя из ваших снов?

- Инженером, ученым, потом стал космонавтом.

- Убедился? - встрял Антонов. - Причем ты ей ничего такого внушить не мог. Ладно там ваша женитьба и имя первой дочери, но ведь про следующих ты даже не думал! Хотел сына, и даже имя ему придумал - Вася.

- Мало ли, может, Вера хочет именно дочерей. Кстати, вернусь к себе и спрошу, как она их хочет назвать, если что.

- Блин, тут с тобой недолго заделаться Нострадамусом. Так вот, вангую, - она тебе скажет «Настя и Света».

- Честно говоря, и у меня такое же подозрение. Так это, получается, что - еще одна связь между мирами? Причем не такая, как у нас с тобой.

- Возможно. Кстати, у нас тоже все начиналось со снов, но тут явно просматриваются какие-то элементы прозрения будущего. Или одного из вариантов такового. Слушай, а спроси ее о своей дальнейшей судьбе! Может, и узнаешь что интересное.

Я спросил и услышал в ответ, что Витя Скворцов из ее снов разбился не то в пятом, не то в шестом полете.

- Значит, так, - заявил Антонов. - Летаешь четыре раза, а потом наступаешь на горло своему героизму и сидишь на Земле до естественной кончины, которая сама собой произойдет никак не раньше двадцатых годов двадцать первого века. Если сам не сможешь наступить, я помогу. Ишь ты, собрался он там героически погибнуть, а мне, значит, тут оставаться одинокому и всеми брошенному? Хрен тебе.

- Да не волнуйся ты, я, конечно, герой, но не самоубийца же.

Вера Михайловна тем временем продолжала:

- В его честь назвали площадь, которая сейчас Гагарина, а тогда была площадью

Калужской заставы. И памятник на том же месте стоит, только не такой высокий, как Гагарину. Зато Витя там как живой, только, конечно, ужедовольно старый.

- Старый - это хорошо, но ты все равно особо не геройствуй, - прокомментировал Антонов.

Вернувшись в шестьдесят девятый год, я спросил у Веры, как он себя чувствует.

- Тоже заметил? - хмыкнула супруга. - Да, у Танюшки месяцев через восемь будет братик. Или сестричка.

- Как назовем? - поинтересовался я.

- Если мальчик, то Васей, а если девочка - то Настей.

У меня тут же зашевелилась мыслишка - пожалуй, если и летать в космос, то только три раза, не больше. Мало ли, вдруг Вера Михайловна слегка запуталась в сонной арифметике и мне суждено не вернуться не из пятого или шестого, а из четвертого полета? Ну вот не нравится мне название «Площадь Скворцова», и все тут. Пусть остается, как сейчас, площадью Калужской заставы. И памятников мне не надо, еще снесут во время какой-нибудь перестройки. Или переименуют, такое, кажется, тоже бывало.

Но на этом мои мысли о будущем были прерваны - вернулись тетя Нина с дядей Мишей, причем вместе. Теща предупреждала, что они задержатся, так что мы не волновались.

- Ну, дети, - торжественно заявила Нина Александровна, - поздравляю, у нас скоро будет дача.

- Ура! - вполголоса, потому что Танюшка уже спала, завопила Вера. - А зачем она нам?

- Затем, чтобы ваши дети были не как ты, впервые гриб увидевшая на тринадцатом году жизни. Здесь все-таки город, хоть и на берегу речки рядом с лесом. Тем более что через Пахру за институтом уже строят еще один мост, говорят, и тот берег будут застраивать, тогда мы вовсе окажемся в центре.

- И где это будет? - поинтересовался я. Меня Октябрина тоже пыталась втянуть в дачный кооператив, но я тогда отмахнулся, было не до всякой ерунды.

- Семенково, это там, где Калужское шоссе примыкает к Варшавскому. Рядом большой лес, речка, правда, совсем маленькая, а неподалеку Вороновские пруды, там вообще, кажется, цековские дачи.

- Не цековские, а совминовские, - уточнил дядя Миша. - Но эти тоже не лыком шиты, знают, где поселиться. В общем, места там хорошие. Мы записались на участок двенадцать соток и дом за девять тысяч. Но это еще можно переиграть, если у вас вдруг с деньгами не очень. Мы с матерью потянем только тысячи четыре, не больше.

- С деньгами у нас все нормально, - уточнил я.

- А вы туда от нас не сбежите? - на всякий случай решила слегка испугаться Вера.

- Дочь, да как у тебя вообще язык-то повернулся такое ляпнуть, - возмутился дядя Миша. - Будем там с внуками сидеть, чего им, мля, в городе-то летом маяться.

А потом одно за одним пошли невероятные события. Первое нас с Верой еще не очень потрясло, хотя, конечно, ввергло в недоумение. Тетя Нина достала из сумки бутылку кагора, выставила ее на стол и заявила:

- Я, конечно, пьянства не одобряю, но по такому поводу можно слегка себе позволить. Вить, для тебя лимонад есть, Миш, доставай его.

И тут случилось второе событие, аналогов которому не было и не могло быть. Дядя Миша достал не одну, а две бутылки лимонада, торжественно объявив:

- Все, я теперь как Витя, тоже не пью. Хватит, выпил уже свое. Так что вы, женщины, давайте без нас.

Дальше последовала немая сцена, прерванная Верой.

- А я беременная! - обрадовала она родителей. - Поэтому тоже буду лимонад. А ты, пап, конечно,молодец.

- Когда ты его закодировать-то успел? - удивился Антонов.

- Да я здесь вообще ни при чем! Сам он, все сам.

- Ну и ну, пусть мне теперь кто-нибудь попробует сказать, что чудес не бывает, - резюмировал духовный брат.

- Так что тебе, мать, придется пьянствовать в гордом одиночестве, - поддел супругу дядя Миша. - А если всю бутылку сегодня уговорить не сможешь, тактоже неплохо, завтра будет, чем похмелиться. Гы-гы-гы!

- Тьфу на тебя! - возмутилась тетя Нина. - Наливай и мне лимонада, а вино я тогда Октябрине отнесу, она кагор любит.

В новогоднюю ночь мы с Верой, немного посидев за столом после боя курантов, сели в «Москвич» и поехали на улицу Крупской. И, как семь лет назад, в ночь с шестьдесят второго на шестьдесят третий, прогулялись по скверу - сначала вниз, к проспекту Вернадского, а потом обратно, к Ленинскому.

- Все точно как в первую нашу зиму, - шепнула мне Вера. - Я ведь уже тогда почувствовала, что у нас все будет хорошо. Вот только... ой...

Вера закрыла глаза, затем снова их открыла, и так несколько раз подряд.

- Что с тобой?

- Да ничего страшного, вот только мне почему-то кажется, что тут должен быть памятник Ленину и Крупской. Закрою глаза - он есть, открою - ничего нет.

- А что за памятник-то? - на всякий случай спросил я, хотя в ответе практически не сомневался.

- Ну... сидят они на скамейке. Крупская читает газету, Ленин смотрит вдаль. Причем он почему-то уже старый, а она совсем молодая, больше двадцати пяти никак не дашь.

- Очень точное описание, - хмыкнул Антонов, - и я, кажется, знаю, какое место ей надо будет показать в ближайшее же время. И спросить, что она там увидит с закрытыми глазами.

- Я тоже знаю, но сегодня праздник, так что все потом, потом.

В самом начале своей межвременной эпопеи я себя никем, кроме Антонова, не ощущал. Смена фамилии при переходе из двадцать первого в двадцатый никак на это не влияла. Ну примерно как я на одном форуме имел ник Каин, а на другом - Австралопитек. При этом меня совершенно не тянуло ни убить брата, которого я отродясь не имел, ни посетить родину австралопитеков, юг Африки - ну их нафиг, тамошних сбросивших ярмо апартеида негров, у нас и своих гопников хватает. Ник - он и есть ник.

Потом я заметил, что в двадцатом веке у меня несколько иное мироощущение, нежели в двадцать первом, но пока это еще оставалось в рамках одной личности. Например, человек в первый день долгожданного отпуска и в последний - он, конечно, один и тот же, но все-таки немного разный.