- Вертолет, - сказал Гагарин. - И вон еще один. Быстро нас нашли, хотя мы и промахнулись с посадкой километров на двести. Хочется надеяться, что фотографов там нет.

- Чем они тебе помешают?

- Мне - ничем, но ты на себя посмотри. Недельная щетина, черные круги под красными глазами, нос синий, и вообще вид до крайности не фотогеничный.

- Вот и хорошо, всякие актрисы и певицы приставать не будут. Пусть вас с Лешей целуют, вы оба и побритые, и без синяков.

С места посадки нас на вертолете доставили в Волгоград, куда через пару часов прилетел не только Келдыш, но и аж сам Шелепин.

- Поздравляю! - заявил он. - Впрочем, я в тебе и не сомневался. Мстислав Всеволодович в восторге, ты привез даже больше, чем он надеялся. Вот только...

Шелепин с сомнением поглядел на меня.

- Интересно, - хмыкнул он, - наверняка ведь в Волгограде есть театры. Хотя, пожалуй, гримеров лучше вызвать из Москвы, военным бортом.

- Под кого вы меня загримировать-то хотите?

- Под человека. В таком виде ни о какой торжественной встрече и выступлении по телевизору речи быть не может.

- Вот именно! - подтвердил я. - И самый эффективный способ - здоровый сон. Вот только я собрался вздремнуть на травке в тени спускаемого аппарата, как прилетели вертолеты. Едва успел задремать на борту - а мы уже в Волгограде. Только-только заселился в номер, а тут вы прилетаете. Если так будет продолжаться, мне никакой гример не поможет. Ответственно заявляю - для обретения должной человекообразности мне нужно поспать часов двенадцать! А лучше, конечно, четырнадцать. И чтоб никто не мешал. С женой я уже поговорил по телефону, а остальные пусть подождут.

- Да-да, конечно, - Шелепин даже слегка смутился. - Значит, завтра ты будешь готов к торжественной встрече в Москве? Отдыхай, я лично прослежу, чтобы тебя никто не беспокоил.

Оказалось, что я несколько переоценил свои силы - поспать у меня получилось только одиннадцать с половиной часов, больше я не смог. Однако Шелепину этого времени хватило, чтобы успеть за что-то влепить строгий выговор с занесение первому секретарю волгоградского горкома.

В Москву мы полетели на правительственном ТУ-114. До этого момента ни Антонов, но Скворцов на таком самолете не летали, однако обоим попадались о нем довольно-таки негативные отзывы. Так вот, ответственно заявляю - это все клевета. Врут, что это очень шумный самолет - в салоне можно было разговаривать, почти не повышая голоса. И про сильные вибрации тоже неправда. Он, конечно, действительно немного трясется, но с вертолетом никакого сравнения.

В полете выяснилось, что Гагарин хорошо знаком с экипажем, и мне было позволено немного посидеть на месте второго пилота - естественно, не вмешиваясь в управление, самолет шел на автопилоте. И я убедился, что летчикам в этом ТУ созданы прекрасные условия для работы. Гораздо лучше, чем были у меня в «Союзе - Л4» и уж тем более в лунном модуле.

Еще до прилета в Москву мы с Антоновым разобрались в изменениях, произошедших в нашей с ним связи после лунной экспедиции. Раньше каждый по умолчанию помнил все, что происходило с духовным братом, причем неважно, в каком времени, за исключением моментов, воспоминания о которых кто-то хотел скрыть от другого. А теперь стало наоборот. По умолчанию чужая жизнь запоминалась очень смутно. И для того, чтобы Антонов смог воспользоваться моей памятью, теперь приходилось специально прилагать усилия.

- Этак мы с тобой окончательно станем разными людьми, - вздохнул духовный брат. - Понимаем друг друга без слов уже не всегда. Пару раз, помнится, даже спорили. Если так пойдет дальше, скоро вообще подеремся. Ну или вдрызг разругаемся, как Глушко с Королевым.

- Ну так побыстрее женись на Марине, - посоветовал я.

- Я в принципе не против, но какая тут связь?

- Да очень простая. Ты тогда будешь ругаться с ней, а на меня у тебя просто не останется сил.

В Москву мы прилетели часов в двенадцать дня, а домой я попал только в девять вечера.

- Ну ты, Вить, у нас прямо как Кожедуб или Покрышкин! - заявил дядя Миша, имя в виду три золотых звездочки на пиджаке.

- Не совсем. Они трижды просто герои, а у меня одна звезда трудовая. Да и вообще, таких теперь много. Гагарин вон тоже трижды герой, а маршал Жуков и вообще четырежды. Это все прекрасно, но не очень актуально.

- Неужели ты голоден? - первой догадалась Вера. - А как же торжественный прием?

- Да как-то на нем нормально поесть не получилось, - пожал плечами я.

На самом деле, конечно, получилось, и еще как. Сидевший рядом со мной Леонов только завистливо вздыхал, глядя, как я одно за другим опустошаю блюда, не особо разбираясь, где тут первое, второе, где закуска, а где десерт.

- Вот это я понимаю, аппетит, - прокомментировал он. - Тебя что, на Луне вообще не кормили?

В ответ я просто кивнул, ибо рот был занят. Действительно, лунный рацион не потрясал ни разнообразием, ни количеством. Но главное - мы с Антоновым за время полета истратили столько сил, что организм похудел почти на десять килограммов, и сейчас он усиленно восполнял потери.

Поэтому к моменту приезда домой все, сожранное мной на торжественном приеме, уже давно усвоилось, и я был готов к новым подвигам на гастрономическом фронте. И они (слава тете Нине!) не замедлили последовать.

Кстати, на следующий день выяснилось, что телевизионщики (гады!) не только засняли на торжественном приеме, как я жру, но и выпустили это в эфир.

- Сам ратовал за ослабление цензуры, вот теперь сам и пожинай плоды, - заявил Антонов. - При Суслове бы такое ни за что не пропустили.

А тут еще состоялась видеоконференция с американцами, в конце которой Шмитт выдал:

- Виктор, ну что же ты нам там, на Луне, не сказал! Мы бы пришли в гости со своими продуктами. А то ведь даже неудобно - совсем тебя, оказывается, объели.

Но вообще, конечно, благополучное завершение четвертой лунной экспедиции стало самым настоящим звездным часом. Но не столько для меня и даже не для Гагарина с Леоновым, сколько для Глушко.

Еще перед полетом я додавил Брежнева на то, чтобы после моего возвращения Валентина Петровича рассекретили.

- Тогда Челомей начнет обижаться, - усмехнулся Леонид Ильич.

- Ну, он, во-первых, не столь тщеславен. А во-вторых, и его можно будет легализовать, но чуть погодя. Вот как сделает из своего «Алмаза» нормальную орбитальную станцию, так сразу.

И вот, значит, теперь Глушко купался в лучах заслуженной славы. Я, в свою очередь, во всех своих речах (а их пришлось произнести немало) не менее половины времени выделял на дифирамбы сверхнадежным двигателям, разработанным Глушко, благодаря которым и удалось успешно провести и завершить экспедицию. И это в значительно мере было правдой. В полете много чего работало не очень хорошо, а иногда и просто отказывало, но ни единого сбоя движков не было.

Естественно, Валентин Петрович получил третью звезду героя соцтруда. Академиком он был уже давно, но теперь его наградили какой-то академической медалью.

Наверное, не меньше недели после моего возвращения в Москву Глушко метался по всяким торжественным собраниям, постоянно светился по телевизору и даже выступил по радио в программе «Маяк». Принимали его, кстати, с восторгом, не хуже, чем Гагарина. Кажется, народ поверил, что после смерти

Королева есть кому достойно продолжать его дело.

- Теперь и помереть не страшно, - признался Глушко Антонову. Он уже научился нас более или менее различать, и со мной - Скворцовым - если и общался, то без малейшего удовольствия. Он даже уточнил у духовного брата:

- Я правильно понимаю, что весь полет провели вы, а вовсе не этот юный карьерист?

- Разумеется, - степенно кивнул Антонов. - Правда, иногда, когда сильно уставал, я передавал управление ему. Но ненадолго и в такие моменты, когда он при всем желании не мог напортачить.

А я подумал, что вот хрен товарищу Глушко, а не смерть на пике славы. Не дам помереть, пока он не сделает свой РД-170. На тех двигателях, что есть сейчас, заброс нормального марсохода на Марс не получится.