- Ты женщина, мое прелестное дитя. Моя законная жена. И к тому же куколка, способная вскружить голову. Ты некоторое время жила со мной вместе. Они никогда в жизни не поверят, что мы спали в разных кроватях все это время. А женщина всегда защищает своего мужчину, так уж устроен мир.
Ким зло прикусила губу.
- Но есть еще Джо Джолли и Сейбл.
- Слово Джолли ничего не значит, и никто больше не произнесет имя Сейбла. Того, что произошло в Розовой крепости, официально не было. Так, слухи, не больше. Новые власти сделают все, чтобы скрыть это дело, - ураган разыгрался как раз вовремя. Да и другой стороне невыгодно предавать это дело огласке. Нет, девочка, на Сейбла рассчитывать нельзя. А тебе никто не поверит.
Нам могло помочь лишь одно - если бы Деккер проговорился, где лежат деньги.
Глаза Ким загорелись.
- Но он же сказал, Морган!
Теперь уже я ничего не понимал. Она процитировала:
- «Там, где твой тезка спрятал добычу!»
- Ах так… Но ведь ее никто не нашел.
- Может быть, просто никто не искал ее достаточно упорно?
Я почувствовал знакомое состояние - азарт овладел мной. Откинувшись в кресле, я на мгновение прикрыл глаза.
- Знаешь, может быть, это не такая уж плохая мысль.
- Что ты имеешь в виду, Морган?
- Предположим, я смогу доказать свою невиновность. Я верну сорок миллионов, и тогда они вынуждены будут поверить Джо и Сейблу. - Я посмотрел ей в глаза. - А что ты будешь тогда делать?
Она рассмеялась, хотя в ее глазах стояли слезы.
- Мне не нужно ничего делать, Морган. Мы уже женаты.
- Другими словами, мне не придется тебя насиловать?
Теперь ее глаза смеялись. Лицо было грязным, волосы в беспорядке. Но я не мог представить себе ничего более прекрасного, чем Ким. И к тому же эта фигура… Не надо долго смотреть на нее.
- Может быть, тебе придется сделать это, - серьезно сказала она. - Но я буду тебе помогать.
Я сжал ее руку:
- Я люблю тебя, Ким.
- А я - тебя, пират.
- Я знаю.
Я посмотрел на часы и перегнулся через Ким, чтобы посмотреть вниз, на воду.
- Знаешь, это может затянуться на некоторое время. Тебе надо будет меня ждать.
Она не знала, что происходит в моей голове. Но что бы там ни было, она все принимала, на все давала согласие.
- Всю жизнь, если так нужно.
- Это будет… ужасное развлечение.
- Определенно.
- Ну хорошо, до скорого, - прошептал я.
Потом осторожно надорвал рубашку и сильно провел ногтем по ножевой ране, нанесенной мне часовым в Розовой крепости. Затем разорвал рубаху совсем, чтобы каждый мог видеть - я не симулирую. Застонал, чтобы услышали. Сейбл повернулся и посмотрел на меня. Я выразительно глянул на него и глазами показал на холщовую сумку у его ног. Про себя я молился, чтобы он понял.
Я встал и повернулся к своему охраннику:
- Чертовски болит, дружище. Не возражаете, если я пройду в туалет и промою рану?
Мужчина вскинул пистолет, но, увидев открытую кровоточащую рану, лишился подозрений. В конце концов, он нес за меня ответственность и должен был доставить меня в Майами в целости и сохранности. Он хотел встать и проводить меня в туалет, но здесь вступил в игру Сейбл:
- Я еще и врач, кроме всего прочего. Может быть, я окажусь полезным ему.
В руке он держал сумку. После короткого раздумья парень кивнул, но повернулся так, чтобы видеть нас.
Через некоторое время мы вышли. Теперь впереди шел Сейбл. Агент увидел парашют у меня на груди в последний момент, и в этот миг Сейбл споткнулся и упал на него и на револьвер. Я же рванул рукоятку двери и открыл люк. Далеко внизу виднелась маленькая точка - катер.
В моем кармане шуршали деньги. Вполне достаточно для моего замысла, и если человек внизу выловит меня из воды, он поймет, что с неба могут падать деньги.
Глаза Ким счастливо улыбались мне. Она расставила два пальца в знак победы. Затем приложила поперек еще один палец, образовав новую букву - дельту. В моей жизни не будет места другому фактору «Дельта», кроме нее.
Ветер бил мне прямо в лицо. Я громко рассмеялся. Так, наверное, смеялся старый капитан Генри, когда оставил в дураках весь мир.
Потом я прыгнул.
Эд Макбейн
Десять плюс один
I
Было чудесное весеннее утро. Мужчина, выходивший из административного здания на Кэлвер-авеню, думал о своем дне рождения. На следующей неделе ему стукнет сорок пять, а он себя чувствует всего лишь на тридцать пять. Ему казалось, что тронутые сединой виски придают его лицу поистине благородный вид. Внешность у него была все еще впечатляющая, и - слава Богу! - регулярные занятия теннисом помогли ему избавиться от наметившегося было животика.
Он решил заняться любовью с женой - прямо в ресторане, где они должны встретиться, - и если потом им запретят и нос показывать к Шрифту, тем хуже для Шрафта.
Пока он обо всем этом размышлял, в чистом весеннем воздухе пролетела пуля. Она буквально ввинтилась в него - злобно, ни на миллиметр не отклонившись от тщательно рассчитанной траектории. Пуля вылетела с крыши дома на другой стороне улицы, пролетела над божьими коровками - автомобилями и муравьями - прохожими, наслаждавшимися весной, долетела до противоположного тротуара, быстрая, смертоносная, и ударила мужчину в лоб.
Он перестал думать, чувствовать - внезапно наступила пустота, - попятился и, пошатнувшись, столкнулся с молодой женщиной в желтом платье. Женщина машинально отстранилась, и он упал навзничь, сложившись, как порванные мехи аккордеона; его тренированные мускулы теннисиста расслабились, и он умер, прежде чем коснулся тротуара. Из отверстия над переносицей, в которое вошла пуля, текла тонкая струйка крови, а из огромного выходного отверстия кровь лилась на тротуар ослепительно ярким красным потоком, еще сохранявшим тепло жизни. Ручеек приближался к молодой женщине. Окаменев от ужаса, она смотрела, как он течет по тротуару, и отодвинулась, лишь когда он почти достиг ее высоких каблуков.
Инспектор Стив Карелла смотрел на лежащее на тротуаре тело. Все-таки странно. Десять минут назад, когда он вышел из комиссариата, мух не было, к тому же в это время года не так жарко. Сейчас, когда он рассматривал мертвеца, весь тротуар был покрыт мухами, тучи мух носились в воздухе, и почти полдюжины их сидело на отверстии во лбу, которое проделала пуля.
- Вы что, не можете его накрыть? - сухо сказал он одному из санитаров.
Тот пожал плечами и вместо ответа пальцем показал на полицейского фотографа, который перезаряжал камеру в тени стоявшей у края тротуара «скорой».
- Мне нужно сделать его портрет, - сказал фотограф, не поднимая головы.
Карелла отвернулся от трупа. Инспектор был высоким, мощным мужчиной - литые мускулы, выступающие скулы, очень коротко постриженные темно-каштановые волосы. Углы карих глаз Кареллы были чуть опущены, что придавало ему несколько восточный, болезненно печальный вид, особенно теперь, когда, обернувшись, он прищурился на солнце.
Карелла подошел к женщине в желтом платье, разговаривавшей с репортерами.
- Попозже, ребята, - сказал он, и странно присмиревшие рядом со смертью журналисты послушно отошли к зевакам, стоявшим за полицейским кордоном.
- Все в порядке? - спросил Карелла.
- Да. О-ля-ля! - сказала она. - О-ля-ля!
- Вы сможете ответить на несколько вопросов?
- Да, конечно. О-ля-ля! Такого я в жизни не видала! Вот мужу-то расскажу!
- Ваша фамилия, миссис?…
- Миссис Ирвинг Грант.
- А имя?
- Лизанна.
- Ваш адрес, миссис Грант?
- Тысяча сто сорок два, Гроувер. - Она замолчала, потом добавила: - Это в конце Первой улицы.
- Хорошо, - сказал Карелла, записывая адрес в блокнот.
- Я это говорю, чтоб вы не подумали, будто я живу в пуэрториканском квартале.