Водитель бронетранспортера, на которой находился Раньи, вел его резкими зигзагами, стараясь максимально использовать складки рельефа. Компьютер – даже запрограммированный на логику хаоса – был бы здесь бессилен. Огненные шары и трассы лучевого оружия сеткой накрыли его, но ни одного прямого попадания не было.

Скала была сильно укреплена. С востока и юга она была почти неприступна – в том числе для авиации и ракетных ударов. Все было заранее пристреляно, каждый кусок пространства был под огнем. Все выдавало тщательное, продуманное планирование, характерное для военного искусства криголитов.

На стороне атакующих была только смелость и внезапность. И поначалу казалось, это создавало достаточно большое преимущество для них. Уцелевшие транспортеры и юркие, проворные машины сопровождения прорвали уже вторую линию обороны, а ошеломленный противник еще не пришел в себя как следует. И вот они уже внутри оборонительного периметра. Перед ними – наклонные плоскости сверхпрочного полимера, закрывавшие входы внутрь скалы. Транспортеры и машины поддержки медленно опустились на землю, замерли. Быстро заложенные заряды взрывчатки сорвали хитроумные затворы, открыли путь дальше, вперед.

Нападавшим, благодаря информации, которую принесли с собой «возрожденные», было хорошо известно внутреннее расположение объектов. Они быстро рассредоточились на отдельные штурмовые группы. Начали появляться постепенно приходившие в себя защитники крепости. Продвижение атакующих замедлилось.

Группа Раньи должна была захватить центр управления. Много лет назад он уже участвовал в таком захвате, на Кобе. Только тогда он был вместе с ашреганами, а не с землянами, как сейчас. Он понимал – если они захватят центр, отключат линии связи, то вся оборона противника рухнет, никто не будет больше понимать, что ему делать. Ирония судьбы: он всегда так стремился к установлению связей, к взаимному пониманию, а тут его задача прямо противоположная…

Но некогда думать об этом; сейчас главное – уцелеть. Брешь, которую они проделали в полимерной поверхности, была величиной с два этажа обычного дома. Первоначально сопротивление было слабое, наступавшие к тому же внесли немало сметения в ряды оборонявшихся, призывая их сложить оружие на их собственном языке, без помощи переводчика-транслятора. Порой, когда не было массудов, «возрожденные» использовали технику внушения. Результаты были неплохие, хотя успех и не был стопроцентным.

Углубляясь все дальше в скалу, они наткнулись на гигантский ангар, где в три шеренги стояли готовые к запуску «летуны» в полном вооружении, только незаправленные и без экипажей. Часть группы занялась их уничтожением, а основное ядро, во главе с Раньи, продолжало поиски пути к центру. Короткие, но интенсивные контратаки время от времени останавливали их продвижение. Раньи успешно применил тактику охвата и окружения очагов сопротивления. Группа сильно растянулась по фронту. Внезапно перед Раньи выросла фигура Веенна. Он тяжело дышал, на лице была тревога.

– Там, на фланге, у нас неприятности.

– Что такое? – отрывисто бросил Раньи, огибая, пригнувшись, большой конической формы грузовой контейнер сегуниан. По лицу унтер-офицера пробежали судороги.

– Да, с массудами неладное. Один хотел застрелить своего командира, другой – сам застрелиться. Мы их едва успели остановить. Попытались выяснить, в чем дело, а они оба хлопнулись в обморок. Коссинза, прикрывавшая их сзади, приблизилась, не спуская глаз с определителя целей у себя на ружье. Тоненькая, мускулистая, быстрая, как тень.

– О чем это он?

– Это не помешательство. Один случай еще можно было допустить, но два подряд… Ими управляют.

Битва достигла апогея; грохот взрывов, шипение ружейных выстрелов – умноженное эхом, слилось в сплошную какофонию. Раньи выпрямился и тревожно огляделся, инстинктивно прикрывая собой девушку.

– Там амплитуры.

Веенн мрачно кивнул.

– Массуды уже догадались.

– Скажи нашим, чтобы они внимательно следили за ними – и за гивистамами-техниками. Может быть, придется отвести их во второй эшелон; лучше уж нам здесь одним остаться.

– Понятно, – сказал Веенн, – но дело в том, что они хотят остаться.

Уж очень им хочется свести с ними счеты. Ведь никто никогда из них не видел живого амплитура в натуре. Думают попробовать: а вдруг удастся прикончить хотя бы одною – причем, чтобы свои мозги наизнанку не вывернулись.

Раньи нервно покусал губы.

– Можно, конечно, приказать, но не вижу большого смысла. Наверное, мы их здорово прижали, если учит… амплитуры решили рискнуть самим появиться на поле боя. На такое они идут только, если другого выхода нет. Выходит, отступать им некуда. Они… они здесь в ловушке. Значит, так: ты с Турмастом, как самые опытные, держитесь поближе к массудам; если заметите, что им делают «предложения», делайте свои – не бойтесь ошибки. Пусть у них потом головы поболят, это неприятно, но не смертельно. А иначе все погибнут.

Веенн был все еще в нерешительности.

– А если заподозрят, что мы…

– Не думаю. В бою есть о чем подумать, кроме как разбираться в собственном мозгу. Если задумаются потом, то скорее всего решат, что это очередные козни амплитуров. Во всяком случае, выбора у нас нет. Что же нам: спокойно смотреть, как они манипулируют нашими союзниками? Унтер-офицер кивнул и бросился к своему взводу. Раньи на секунду задумался. Вот и вроде полностью изменился, все узнал и прочувствовал, а годы обучения у амплитуров все-таки сказываются. Почтение, трепет, которые он и его друзья испытывали перед Учителями, не ушли полностью, это осталось, если не в мозгу, то в эмоциях. Ведь совсем недавно он стоял вместе с родственниками и родителями там, в большом зале Киззмаата, и принимал свой аттестат с отличием из рук Учителей – гордый, счастливый… Знать теперь, что амплитур где-то рядом, было неприятно. Мурашки шли по коже. И Коссинза чувствовала то же самое. Бой теперь развернулся на всей площади ангара; он распался на отдельные схватки, порой рукопашные; зачастую трудно было отличить своего от противника – несмотря на все хитрые приборы новейшей технологии. Впрочем для ближнего боя они не годились. Массуды, показывая чудеса храбрости, рвались вперед. Эффективность «предложений» амплитура стала вроде поменьше по сравнению с теми первыми двумя случаями. Это еще больше воодушевило гивистамов, и это воодушевление передавалось землянам. Собственно, шли сразу два боя: один – за выход к центру управления, а другой – за мозги массудов. Небольшая группа «возрожденных» держала под контролем оба поля битвы. А вот амплитуры, подумалось Раньи, должно быть, в полном смятении.

Это, во всяком случае, было безусловно верно в отношении одного из них, которого звали Быстрый-как-Вздох. Своей, состоявшей из ашреганов охране он, правда, казался воплощением холодного спокойствия, но внутренне их вождь был полон смертельного ужаса; то, что он ощущал, было абсолютно непонятно, немыслимо…

Казалось, отдельные массуды воспринимают его «предложения», пока он на них воздействует; но когда он переходил на другой объект, а потом возвращался к предыдущему – просто для проверки, то к своему крайнему удивлению, обнаруживал, что к тому за это время вернулся прежний боевой дух. Отсюда напрашивается только один вывод: кто-то или что-то воздействует на них наперекор ему.

Своим уникальным интеллектом он проанализировал поток ментальной энергии, которая наполняла замкнутое пространство ангара куда более плотно, чем звуки этого примитивного оружия. Амплитур, перешедший на сторону врага? Ну это все равно, что подумать об изменении закона энтропии. Это попросту невозможно.

Новая технология Узора? Они уже сотни лет изучают мир амплитуров. Неужели они совершили этот научный подвиг; сумели произвести у себя способность амплитуров проникать в чужой мозг – только каким-то материальным способом? Если это так, то значит, контрразведка действует хуже некуда, поскольку никаких даже намеков на такие успехи ученых Узора не поступало в распоряжение бдительных служителей Назначения. Какие же еще возможны объяснения?