Из нематериального шторма энергии медленно вырисовывался силуэт и становился он всё чётче. Сразу же все твари вокруг почувствовали чужое присутствие: это несомненно разлом, а значит возможность. Слабые твари попытаются сбежать в мир смертных, где займут более высокую ступень в пищевой цепочке, твари посильнее тоже не побрезгуют воспользоваться дармовым источником силы.

И вот уже один из бесов стрелой рванул в открывшуюся щель, как вдруг его за хвост схватила рука появившегося… человека? Как он только не умер при перемещении и почему его сердце ещё взорвалось от одного нахождения здесь? Неужели опять какой-то обезумевший паладин решил устроить свой священный поход в саму преисподнюю, где даже самых ярых ревнителей Ароса ждёт лишь гнилостное разложение и позорное падение?

Закончить свои размышления довольно умный бес не успел, ведь в следующее мгновение янтарноглазый маг резко рванул его за хвост и с размаху размозжил небольшое тельце прямо о стенающую в огне преисподней землю или чем бы не была эта твердь под ногами. С мерзким хрустом разлеталась черепушка и деформировалась грудная клетка, после чего кровавый перстень тут же начал пожирать ментальные остатки греха.

Вообще, эти территория находились под контролем Рождённого в Грехе, однако как уже говорилось: с иерархией власти в преисподней всё очень туго, как и с дисциплиной. Так что всякий местный сброд тут же попытался прикончить технически своего союзника на данный момент. Они просто не могли осознать всей важности Сердца Вулкана, а также последующих благ, большую часть которых возьмёт сам хранитель врат преисподней в Эдеме, однако некоторые крохи будут распределены и между слугами, что позволит им погрязнуть в грехе ещё сильнее.

Разлом уже начал стягиваться, Ланс пытался собрать сознание воедино, а какая-то гадина тут же вгрызлась в шею, пробив клыками сонную артерию. Но вместо крови из неё ударило пламя. Змееподобный демон заверещал, ведь ярость перстня проникла прямо внутрь его уродливого тела и пламя не тухло даже после разрыва дистанции. Прямо в лоб решило атаковать ещё и какое-то гигантское и рогатое порождение преисподней, очень злое: гнев из него бил настолько мощными потоками, что некоторые бесы вокруг просто взрывались без физического контакта. Одно мгновение и молния буквально взорвала грудную клетку и этой большой, но не очень сильной твари.

Однако главная угроза всё это время скрывалась от глаз смертного, которому не следует здесь находится. Воспользовавшись ранением Рождённого в Грехе, оно пробивалось всё дальше в душу, обнажая слабости не такого уж и сильного аристократа, который не поборол всего, а лишь убрал проблему в дальний ящик, подальше от своего и чужих взоров.

Чудовищного масштаба боль, отчаяние, желание мести, убивающая волю печаль и мысли о скорой смерти, что должна стать избавлением от этих вечных испытаний — всё это пожирала маленькая тварь, случайно родившаяся в эхе потоков эмоций. Оно так и сдохло бы, став добычей для кого угодно, однако вовремя присосавшись к чужой слабости оно росло, становилось больше, материализовалось и принимало очертания мерзейшей из форм преисподней. И вот Жалость уже накрыла аристократа своей тенью, из которой было не сбежать.

Однако не в силах сохранять чистоту внимания при таком обилии блюд, тварь быстро потеряла бдительность и не заметила, как исчез эффект эха переноса, после чего в руках Ланса тут же появились два коротких меча. Загорелись запонки и Арос с Миосом покрыли лезвия смертоносного оружия. Тьма и Свет, бытие и небытие, два несводимых друг к другу начала, они не подвергались влиянию порчи, пусть и были крайне разными. Ведь всё грехопадение существует не в них, а между ними, этими двумя крайними точками, определяющих начало и конец всего сущего. И даже эта преисподняя родилась из чистого света Ароса, чтобы погрязнуть и в последствии исчезнуть навсегда в Миосе, который с помощью бездны когда-нибудь вернёт всё в изначальную точку.

Два удара и два клинка легко прорезали нематериальную сущность, разложив всю её извращённую до неузнаваемости душу на мельчайшие детали, что по отдельности не могли более существовать и медленно рассеивались в тенях Кихариса. Такая участь в конечном итоге ждёт всех, кроме разве что старших богов, души которых не уходят дальше, ведь всегда привязаны к этому миру, а значит находят перерождение в других оболочках через тысячи, десятки тысяч и сколько угодно лет. Хотя и они далеко не бессмертны, хотя нет сомнений, что их настоящий конец настанет только когда исчезнут все смертные.

Тем временем Ада продолжала сидеть, прошёл, кажется, час, два, три… может быть сутки или неделя? Время в этом месте течёт также как и в других, однако меняется восприятие текущего потока реки, в воды которой не войти дважды. Так что даже якобы остановка времени по факту является магией которое воздействует на сознание смертного, а не на само время. А подобная аномалия на этом острове рождалась из-за соприкосновения Ахикриса и Кихариса. И только через неопределённый промежуток секунды и вечности раздался голос, который полностью наполнял всё физическое пространство и не имел одного конкретного источника.

— Такой слабый паресис… у тебя ничего не получится, а твоя душа сгорит, не выдержав нагрузки, — говорил Рождённый в Грехе и каждое его последующее слово звучало всё дальше, тем самым увлекая за собой гостью по коридору.

— Но я хотя бы попробую, ведь сейчас уже глупо разворачиваться и уходить, — как-то печально ответила Огненная Бестия, которая примерно понимала с чем может столкнуться и что лёгкой прогулкой это испытание не будет.

А вскоре показалась легендарная кузня, которая очень сильно отличалась от всех существующих. Не было никаких грандиозных механизмов, не бродили големы с гигантскими тиглями и даже гномов нигде не видно. Лишь маленькая, скромная и, кажется, ржавая наковальня стоит на возвышающемся пьедестале в центре зала, куда ведут четыре круговые лестницы.

Подойдя ближе Ада обнаружила и молот, но не гигантский кузнечный инструмент, которым можно размозжить череп великана, а скорее ювелирный, маленький и обманчиво хрупкий: таким стоит лишь лёгкими ударами подгонять тонкое какое-нибудь серебряное колечко.

— Ударь, — приказал голос.

И ученица едва сдержалась, чтобы тут же не броситься исполнять чужую волю. Сдержанно подойдя к инструменту и тем самым демонстрируя подчинение лишь собственным желаниям, Огненная Бестия взяла в руки кузнечный молот, являющийся несомненно мощным и, наверное, древним артефактом, который тут же обратился к новому носителю за силой. И только пальцы сомкнулись на рукояти, как тут же из-под ладони пошёл мерзкий дым с запахом плавящейся плоти. Было больно, но не слишком.

И молот опустился, просто на наковальню, где даже не лежала какая-либо заготовка. Ведь главным ингредиентом оружия станет не волшебная руда и уж точно не сталь. Сам хар будет собираться в этом месте, превращая эмоции в физический объект. Но сначала нужно будет провести ряд проверок и скорее всего уроков, ведь Рождённого в Грехе обязали создать оружие, а не какую-то варварскую дубину. Оружие должно идеально подходить к носителю. Ради этого сюда и явился Лансемалион Бальмуар, иначе бы купил какой-нибудь уже артефакт у любого оружейника Эдема. Лучший этиамарий, что будет сражаться под взором Этия, обязан обладать и оружием, что достойно внимания Творца.

И молот опустился во второй раз, после чего демон начал критиковать качество проводимости ментального тела рабыни. Бурая же поверхность, которая сперва была принята за ржавчину, быстро стала растекаться алыми реками крови, в которой утопал весь остров от начавшегося наверху пира.

И снова молот завис над наковальней. Жадно инструмент вбирал в себя всю силу, черпая её напрямую от нового временного владельца, выпивая досуха реки хара плывущие по мирозданию и даже души умирающих рабов поглощались без остановки столь жадной была сущность проклятого артефакта. Ада же всячески пытался не потерять сознание, которое таяло вслед за надеждами в горниле вулкана.