— Снизить скорость на один узел, — выкрикнул он.

— Скорость снижена на один узел, — отозвался второй помощник.

Гельдер через перископ увидел, как паром уходит вперед, вода стала спокойнее. Он быстро крутанул перископ вправо и влево; они были на выходе из узкого пролива в открытую воду. Чуть вправо от их курса лежал какой-то остров, а далее — другой, пункт их назначения.

— Увеличить скорость на два узла, — приказал он, и команда была выполнена.

Когда они снова нагнали паром, он уменьшил скорость, чтобы сохранить дистанцию.

Двадцать минут спустя, даже не пользуясь перископом, Гельдер уже почувствовал, что они на месте. Они протащились еще десять минут. Гельдер через перископ быстро оглядывал горизонт. В эти ранние светлые утренние часы не было видно ни одного судна. Это был день летнего солнцестояния, самый длинный день в году. Прошедшей ночью в Скандинавии было много выпито, и теперь выпивохи крепко спали.

— Руль круто вправо, — сказал Гельдер, и подлодка повернула.

— Так держать, — сказал он, когда прямо по курсу появился остров.

— Приготовиться к всплытию, — выкрикнул он. — Всплытие.

Гельдер глядел на глубиномер. Дно под ними поднималось. Он оставил перископ и взобрался по трапу к точке под главным люком. Когда подлодка вышла из воды, он открутил прижимную рукоять и уперся, чтобы открыть люк. Его и Колчака, оказавшегося на трапе сразу же вслед за ним, обдало водой. Гельдер одолел последние ступеньки и вышел на крыло боевой рубки, на самой вершине подлодки.

Он быстро оценил позицию и курс. Остров был уже близко. Он сорвал крышку с переговорного устройства в боевой рубке.

— Так держать; полный вперед! — закричал он.

Еле различимый голос подтвердил приказ. Гельдер бросил взгляд на Колчака; замполит широко открытыми глазами глядел вперед. Теперь, когда подлодка набрала скорость, остров стремительно надвигался на них. На поверхности она могла разгоняться до скорости восемнадцать узлов, но оставшееся до острова расстояние уже не позволяло набрать такую скорость до посадки на мель. Гельдер крикнул в переговорное устройство:

— Приготовиться к столкновению!

Он уцепился за ограждения перед собой и уперся плечом в переборку. Он не мог удержаться от смеха, видя, как Колчак сиганул вниз, на дно боевой рубки и там уперся спиной в переборку. Неплохо придумал, подумал он, но менять позицию было слишком поздно, да и посмотреть хотелось. За всю свою карьеру ему удалось избежать посадки подлодок на мель, и уж если теперь приходилось делать это, то хотелось видеть все. Раздался глухой короткий шум и рывок, когда лодка вышла на отмель и стала постепенно замедлять ход, но все еще на приличной скорости. Затем подлодка врезалась в песок и подпрыгнула. Гельдер сжал зубы и напрягся, ожидая жестокого удара, но этого так и не произошло. Подлодка продолжала по песку двигаться вперед, пока не раздался долгий стонущий звук, и последовавший толчок заставил судно остановиться. И тут же последовал один мощный скачок; Гельдера прижало к переборке, затем рвануло назад, когда судно окончательно остановилось. Он пришел в себя, затем схватился за переговорное устройство.

— Стоп машина! — завопил он.

И тут же наступила тишина. В боевой рубке царило полное спокойствие. Колчак поднялся на ноги и встал рядом с Гельдером. Второй и третий помощники, спросив разрешения, тоже вышли на крыло. Гельдер огляделся. В четверти мили вглубь от берега находился какой-то дом, но не было видно признаков людей. Затем он заметил в миле от них яхту, футов тридцати, выходящую под парусом из-за западной оконечности острова. Гельдер поднял бинокль. Рулевой на яхте что-то кричал кому-то, находящемуся внизу. В кокпит выбрались молодой человек и женщина, и проследив за указующей рукой рулевого, разинув рты, уставились на севшую на мель подлодку. Молодой человек исчез внизу.

Гельдер перевел бинокль чуть вверх — на вершине мачты яхты он разглядел ОВЧ-антенну. Ну теперь уже недолго ждать. Затем Гельдер вновь перевел взгляд на дом. Оттуда шел к берегу мужчина, одетый в пижаму и халат. Остановившись у края воды не далее, чем в пятидесяти ярдах от лодки, он поднял приветственно руки и закричал по-шведски:

— С добрым утром!

Гельдер взял у третьего помощника мегафон.

— С добрым утром, — ответил он. Это было просто нелепо.

— Помощь не нужна? — прокричал мужчина. — Может, вызвать вам кого-нибудь?

— Я не думаю, что в этом есть необходимость, — отозвался Гельдер. — Я думаю, вам лучше вернуться в дом; скоро здесь будет полно кораблей.

Мужчина еще с минуту постоял, разглядывая, затем кивнул и отправился обратно к дому.

Гельдер взялся за переговорное устройство.

— Радист, — сказал он.

— Да, сэр? — отозвался голос.

— Передавайте КИТ.

В Стокгольме Рул вышла из самолета, чувствуя усталость и легкое похмелье. Она заняла очередь к иммиграционному посту за два человека позади высокой стройной американки лет сорока пяти, которая чуть ли не минуту сдерживала очередь, громко смеясь и флиртуя с иммиграционным чиновником.

Быстро доставили багаж, и Рул пошла через таможню на выход для не предъявляющих декларации, все еще за той же американкой. Затем, пройдя через несколько вращающихся дверей в главное здание вокзала, она внезапно остановилась, испуганная. В нескольких ярдах перед нею, среди множества таких же, стоял мужчина в темном костюме и шоферской кепке, держа в руках плакатик с написанными от руки двумя словами: КИРКЛЕНД и РУЛ.

Она бы не поразилась тому, что Карлссон прислал за ней автомобиль, поскольку она все-таки была представлена сенатором Соединенных Штатов, но для Карлссона она могла быть только Киркленд. Из того, что сказал ему по телефону сенатор Карр никак не мог узнать ее настоящее имя. Ведь в самом деле, ни одна душа в Швеции не могла знать, что прибывает некто по фамилии Рул, тем более что эта фамилия не относится к числу широко распространенных. В паспорте же и билете значилась ее девичья фамилия Коллуэй. После замужества она так и не удосужилась получить новый паспорт.

К удивлению Рул, к этому шоферу прямиком направилась та самая высокая американка и громко сказала:

— Привет, меня зовут Элеонор Киркленд. Ты меня ждешь?

Мужчина кивнул и взял ее багаж Рул из-за угла проследила за их исчезновением. Потрясенная, она подошла к окошечку обмена валют и обменяла несколько долларов на кроны, поскольку в Нью-Йорке у нее не хватило на это времени. Когда она покончила с этим, в здании вокзала раздался пронзительный визг.

Рул оторвала глаза от сумочки, чтобы увидеть толстенькую женщину в платье с мелкими сборками, стоящую в нескольких ярдах дальше по коридору, в состоянии, близком к истерике. Она вопила что-то по-шведски, указывая за угол. Рул, вместе с дюжиной любопытных, устремилась к ней. За углом оказалась открытая дверь в ремонтируемый туалет. Внутри туалета на полу, вся в крови, лежала та самая американка. Ее горло было перерезано каким-то острым предметом.

Рул выбралась из толпы и направилась к выходу и к стоянке такси, сдерживаясь от вопля. В течение двух минут, пока ей пришлось ждать такси, она старалась сохранять спокойствие, наконец села в одну из машин и сказала:

— "Гранд Отель", пожалуйста.

Машина тронулась с места.

— Вы англичанка? — вежливо спросил водитель.

Она резко подняла голову и встретилась с его глазами в зеркале заднего вида. Он был молод, светловолос и выглядел успокаивающе, в общем таким, каким американцы и ожидают увидеть шведа. Он внимательно смотрел на нее в зеркало.

— Да, — сказала она. — Англичанка.

— Вы решили остановиться в «Гранд»? — спросил он.

— Нет, — сказала она. — Нет, я там только встречаюсь с приятелем. И проведем с ним время в провинции.

— А где? — спросил он. — Я ведь тоже из провинции.

Она напряглась в попытке вспомнить хоть какое-нибудь название шведского городка, но безрезультатно.