Все дни он проводил в маленьком зале одного из музеев столицы. Он приходил каждое утро и уходил только тогда, когда музей закрывался.

В его жизни теперь была только одна-единственная цель. Он по самые уши влюбился в предмет, выставленный на витрине музея: в восхитительные маленькие маятниковые часики восемнадцатого столетия.

На краю леса спутники разделились. Один из них повернул направо, а другой налево, к деревне. Деревья стали реже, по обе стороны дороги потянулись поля, дома приближались. Странник вошел в деревню уже в сумерках. На постоялом дворе зажгли лампы, когда он переступил порог таверны. Пошел дождь; он сел на скамью, поставив рюкзак на пол.

Один из официантов подошел и спросил, что ему подать. Странник подумал о своем спутнике, который теперь, наверное, потерянно бредет под дождем. Он заказал вермут и комнату на ночь. Комнату даст хозяин, ответил официант. Хозяин скоро будет, вы должны подождать его; не беспокойтесь, комната у вас будет.

Хозяин пришел через полчаса. Слуга сидел в отдалении и читал тоненький роман. Странник подумал: где теперь его спутник? Наверное, он промок до нитки. Или укрылся в какой-нибудь хижине, подвале, садовом домике, сарае? Или, может быть, он шел под дождем, оставаясь совершенно сухим? Хозяин сказал:

— Вам нужна комнате, месье?

— Да, на ночь.

— Нет ничего проще, туристы в это время редки. Вы можете занять лучшую комнату.

— Конечно, но… цена?

— Двадцать франков за комнату, и, как я уже сказал, вы можете занять лучшую, за которую я летом беру пятьдесят франков. Возьмите ту, которая вам больше всего понравится. Гость, месье; всегда прав. Да, клянусь, — сказал хозяин, — я всегда уважаю гостей.

— Вы удивили меня, — произнес странник, — потому что это нехарактерно для вашей профессии.

— Месье, месье, не критикуйте нашу профессию. Хотя я хорошо знаю, что являюсь исключением, но, несмотря на это, существует солидарность, месье.

— Я не хотел раздражать вас.

— Вы не раздражили меня, поэтому я еще раз говорю вам, что гость для меня, как бы это лучше выразиться… священен.

— Святое небо! — сказал странник.

И посмотрел на хозяина.

Румяный, гладко выбритый толстяк внушительного роста. Он уперся руками в бедра и уставился на стену; казалось, он полностью заполнил собой все помещение. Потом он сказал:

— Скажем, я не такой, как другие. — И улыбнулся.

— Я хотел бы, — ответил странник, — снять лучшую комнату за двадцать франков, чтобы доставить вам удовольствие.

— Вы еще никогда здесь не были? — спросил хозяин.

— Нет. До вчерашнего дня я даже не знал о существовании СантСерте-сюр-Креш. Я иду из Кугоржа в Гугугнак.

— В это время года?

— У меня в это время года отпуск. В Гугугнаке хорошая кухня, не так ли?

— Говорят, месье. Теперь я оставлю вас. Занимайте комнату номер один. Гортензия, приготовьте первый для господина, — потом пробормотал: — Странно, он уже снова исчез.

Странник проследил взглядом, как вышел хозяин. Гортензия тут же отправилась выполнять приказание, и он надолго остался один.

Одна из дверей, ведущих в таверну, медленно приоткрылась, но не видно было, чтоб кто-то вошел. Посетитель перегнулся через стол и тут увидел собаку, только что вошедшую в помещение.

Пес неопределенной породы, похожий на фокстерьера, с коричневой шерстью, обнюхал ножки двух или трех столов и стульев, сделал один — два поворота, потом бочком, осторожно, приблизился к страннику. Тот присвистнул, чтобы привлечь внимание животного, которое уверенно, по-хозяйски запрыгнуло на стул перед странником и уселось на нем.

Оба они смотрели друг на друга.

— Может быть, хочешь кусочек сахара, моя собачка, а? спросил странник.

— Я не ВАША собака, — возразило животное. — Я сама по себе. Я вообще не из этого дома; если его владелец так считает, он глубоко ошибается. Что же касается сахара, то я совсем не прочь получить кусочек. Там, наверху, на комоде, стоит полная сахарница; если вам не жалко и не трудно, вы можете оказать мне такую любезность.

Странник на мгновение неподвижно застыл, но лицо его не выразило ни удивления, ни страха. Немного позже он встал, чтобы взять кусочек сахара и дать его собаке, которая с чавканьем раскусила его. Жадно облизав лапу, собака сказала:

— Я — Дино. Зовут меня Дино.

— Очень приятно, — ответил странник. — А я — Амадей Гюбернатис, младший депутат Французского собрания.

— Совершенно верно, — ответил пес. — Вы итальянского происхождения?

— Как и большинство французов, — произнес депутат.

— Пожалуйста, не сердитесь, месье Амадей. Я ни в коем случае не расист, хотя по отцовской линии происхожу от первоклассного производителя, — он улыбнулся и очень серьезно добавил. — Вы, конечно, здесь скучаете?

— Я? Нет, ничуть, — ответил Амадей. — Я никогда не скучаю.

— Только животные никогда не скучают, — возразил пес, или индивидуумы, которые живут естественной жизнью. Но отсутствие скуки у депутата меня удивляет.

— У меня в голове все время какие-нибудь планы, — сказал Амадей, — какие-нибудь конструкции, проекты, законы, декреты.

— Но перерабатывать тоже не годится, — возразила собака, покачав головой.

— Что значит перерабатывать? Вообще-то я с тринадцати лет работаю от двух до восемнадцати часов в день.

— У меня мурашки идут по коже, когда я это слышу, — ответила собака. — Нельзя ли попросить вас дать мне еще кусочек сахара?

— Охотно, — сказал Амадей.

После того как сахар был съеден, беседа продолжилась.

— Зачем так много работать? — спросила собака.

— Я специалист. Специалист по вопросам власти и капитала. Я не только доктор права и имею диплом Юриста, я также магистр изящных искусств. Я еще никогда здесь не был, и в этом моя сила… моя сила.

— Вы очень честолюбивы, — сказала собака, облизывая лапу.

— Честолюбив… честолюбив… Трудно сказать… Честолюбив.

— Может быть, вы думаете о своем народе? О своих избирателях?

— Совершенно верно. Только ради них я стал специалистом. В конце концов не каждый может так научиться, как я. Только ради них я сосредоточил в своих руках такую власть: при помощи этого оружия я сражаюсь за них.

— Гррмф! — рыкнула собака. — Гррмф!

— Ну, хорошо, пожалуй, я честолюбец, — согласился Амадей. — Но в данный момент я в отпуске.

— Один?

— Пока что. Я только что потерял спутника. Я странствую пешком по стране. Это очень познавательно. А какие потом будут воспоминания!

Пес зевнул и спрыгнул со стула. Он сделал два или три круга, обнюхал две-три вещи, затем толкнул другую дверь и выбежал наружу, не сказав «до свидания».

Почти сразу же после этого через другую дверь вошел официант и спросил Гюбернатиса, не хочет ли он поужинать.

Он хотел.

Вот еще!

Его и обслуживали как случайного посетителя.

Слава Богу, Гюбернатис не был изысканным гурманом.

Девушка накрыла скатертью стол перед ним, поставила столовый прибор и чуть позже вернулась с миской супа. Ужин состоял из супа, омлета, салата и фруктов. Все подавали очень быстро и так же быстро убирали. Кельнерша попыталась флиртовать с гостем, но тот не проявил к ней никакого интереса, по крайней мере не показал его. Вскоре после того, как странник очистил яблоко, в таверну вошел одноглазый старик в бархатных штанах.

— Гортензия, горячий пикон, — потребовал он.

Он глянул на странника своим единственным глазом.

— Ну, как дела, месье Бланди? — спросила кельнерша. Как всегда, ни шатко ни валко, старый увалень?

Странник понял, что вновь пришедший был глух. Кельнерша поставила на стойку пикон, а возле него — горячую воду и остановилась, вперив руки в бедра.