Ужин закончился, но пассажиры не спешили покинуть кают-компанию. Мужчины толкались у бара, а женщины собирались кучками и возбужденно шептались. Никто не хотел в этом признаться, но все боялись оставаться в одиночестве в своей каюте.

Тем не менее, когда Ольга Петровна робко предложила своим спутникам всем вместе провести ночь в кают-компании, они, поразмыслив, эту идею отвергли. Реальный дискомфорт оказался менее предпочтительным, чем гипотетическая возможность быть убитым неизвестным маньяком. Вероятно, в глубине души большинство присутствующих считали, что убийцей действительно был арестованный теперь Гершкович.

Так или иначе, но наступил момент, когда пришлось расходиться по своим каютам.

Аккуратно повесив смокинг на плечики в шкаф, Хохлов надел джинсы и лег по диагонали на свою слишком широкую для одного человека кровать. Спать не хотелось. Он достал из сумки журнал и попытался вникнуть в какой-то недочитанный накануне детектив. Ему никак не удавалось это сделать. Мысли постоянно крутились вокруг собственных приключений. Как вокруг действительных – неприятных, так и вокруг желательных – неосуществленных.

В какой-то момент ему показалось, что за стенкой, в каюте Солодовникова, слышен сдавленный шепот. Минут через пятнадцать сомнений не осталось. Там действительно увлеченно беседовали двое – мужчина и женщина. Сначала, видимо, они боялись быть кем-либо услышанными, но постепенно, как это обычно бывает, их бдительность притупилась. О чем шла речь, понять было невозможно, но сам факт оживленной беседы в столь поздний час был небезынтересен. По голосу Хохлов не мог определить, кто именно из женщин развлекал его приятеля приятной беседой, но можно было догадаться. Собственно говоря, на судне была только одна подходящая кандидатура на роль полуночной собеседницы для Солодовникова. Максимум – две…

В этот момент в дверь его собственной каюты кто-то робко постучал. Отперев замок и открыв ее, он с радостью и удивлением обнаружил, что на пороге, смущенно опустив глаза, стоит Татьяна.

– Можно к вам, Игорь Сергеевич? – шепотом спросила она.

– Конечно, заходи, – таким же шепотом ответил он.

К его удовлетворению, одна кандидатура отпала. Теперь он почти наверняка знал, кто в данный момент находится в гостях у его соседа.

– Мне одной страшно, – прошептала Татьяна, скромно присаживаясь на краешек дивана.

– Теперь можешь ничего не бояться, я с тобой.

– Какой-то ужасный рейс. Ничего похожего раньше не случалось…

– Охотно верю. Я сам немного не в себе…

Они немного помолчали.

– Слушай, Танечка, а как же ты оставила свой пост? Тебя ругать не будут?

– Неужели вы думаете, что я выйду из каюты, если кому-нибудь вздумается меня вызвать?

Нашли дуру… Может быть, этот маньяк меня таким образом и заманивает… Нет… По ночам спать надо…

– Верно, – не мог не согласиться Хохлов.

– А вы, Игорь Сергеевич, действительно сыщик?

– Да, немного… По совместительству… А ты чем занимаешься, когда навигация кончается?

– Вообще-то я учусь в университете, на пятом курсе филфака.., изучаю романо-германскую филологию. В основном я специализируюсь на французском, но еще неплохо знаю английский.., немецкий похуже.., но вообще я отличница. На красный диплом иду.

– Ну! – удивился Хохлов. – И как? Помогает это тебе сейчас?

– Еще как, – подтвердила Татьяна, – меня поэтому сюда и взяли. В основном-то теплоход иностранцы арендуют.

– Вон оно что, – догадался Хохлов, – теперь понятно… Ты, значит, одновременно и подрабатываешь, и в языках совершенствуешься?

– Да, – скромно потупившись, согласилась Татьяна. – Мне ведь помогать некому.

– А родители?

– Отца у меня нет.., а мама.., она очень хороший человек.., но…

Она замолчала.

– Что?

– Ей самой помогать нужно… Она.., она.., в общем, пьет она у меня, – с вызовом закончила Татьяна, решительно тряхнув темными локонами.

– Бывает, – сочувственно согласился Хохлов.

– Но я не только здесь в языках совершенствуюсь, – быстро добавила Татьяна, стремясь сменить неприятную для нее тему.

– Где же еще?

– В прошлом учебном году я три месяца во Франции стажировалась.

– Ну и как там?

– Ничего, жить можно…

Они опять замолчали.

– Слушай, – вдруг вспомнил Хохлов, – раз уж ты здесь, помоги мне прояснить одну вещь.

– Какую?

– Сейчас поймешь. Подойди, пожалуйста, к каюте номер шестнадцать и тихонько постучи…

– Зачем это?

– Надо. В интересах следствия. Ты слышала, что капитан приказал? А? Оказывать мне всяческое содействие. Вот и оказывай.

– А что я скажу, когда спросят, чего это я барабаню среди ночи?

– Скорее всего – не спросят. А если спросят, скажешь, что сработал вызов.., может, замкнуло там чего.., извинишься, и дело с концом.

Поняла?

– Хорошо. Только вы меня проводите до дверей, а то мне одной страшно.

– Обязательно. Пошли.

Они вышли в коридор, приблизились к нужной двери, и Татьяна тихонечко постучала. Никакого отклика на этот стук не последовало. Хохлов кивком головы попросил повторить стук.

Эффект был тот же самый. Они вернулись в каюту, и Хохлов запер за собой дверь на ключ.

Теперь он знал точно, кто беседовал сейчас с Солодовниковым в его каюте. А из этого обстоятельства, в свою очередь, следовал ряд очень важных выводов.

Во-первых, он окончательно убедился в том, что Солодовников его обманывал. Он действительно тайно общается с Ниной Самохваловой.

А если так, если у них связь, то налицо ее заинтересованность в убийстве мужа. Насколько ему было известно, она – единственная наследница его немалого состояния. При разводе же она, естественно, не получила бы ни гроша.

Но тогда, во-вторых, в убийстве ее мужа заинтересован и ее нынешний любовник – Солодовников…

В общем, на данный момент получается, что видимых причин убивать Самохвалова не имеет чуть ли не один-единственный человек из числа сотрудников фирмы «Биком». И человек этот – Гершкович, сидящий в данный момент, кстати, под арестом. И поделом ему, не выделяйся…

– Игорь Сергеевич, – зевнула Татьяна, прерывая его несвоевременные размышления, – вы не возражаете, если я посплю здесь, на диванчике?

– Возражаю! – решительно заявил он. – Ложись сюда, на кровать.

– А вы?

– Я сегодня, пожалуй, спать не лягу, – тяжело вздохнул Хохлов.

– Почему? – удивилась она.

– Всю ночь придется оформлять протоколы допроса… Тебе свет настольной лампы не помешает? Или скрип пера?

– Нет, что вы, – жалостно посмотрев на страдальца, успокоила его Татьяна. Не раздеваясь, она прилегла на кровать.

– А ты чего не разделась-то? – удивился он. – Все форменное платье свое помнешь за ночь… Да и не отдохнешь так, одетая…

– А вы отвернетесь?

– Конечно, – убедительным тоном заверил он ее, садясь за стол и придвигая к себе листок с чертиками.

Он успел нарисовать еще и домик с трубой, над которой клубился дым, когда прекратившийся за его спиной шорох известил о том, что процесс раздевания завершен.

– Все? – спросил он слегка напряженным голосом.

– Все.

Обернувшись, он увидел, что Татьяна лежит с закрытыми глазами, укрытая простыней.

Немного поколебавшись, он нарисовал еще один домик. Тоже с трубой, но без дыма. На дым его терпения и творческого запала уже не хватило. В мгновение ока скинув джинсы, он тоже полез под простыню со словами:

– А ну их к дьяволу, эти протоколы…

Не открывая глаз, Татьяна понимающе вздохнула и подвинулась к стенке… Она тоже не была чрезмерной формалисткой. К тому же приказ капитана обязывал ее оказывать следствию всяческое содействие.., а тут уж, как говорится, чем богаты, тем и рады…

Несмотря на то что их дальнейшая беседа, если это вообще можно так назвать, состояла главным образом из отдельных слов и междометий, к утру Хохлову стало совершенно ясно, что языком она действительно владела виртуозно.