Не говоря ни слова, Эш накидывает на голову капюшон и спрыгивает с движущегося грузовика, его плащ развивается за спиной, словно крылья феникса. Элайджа берет меня за руку, и мы спрыгиваем вместе, жестко приземляясь на следы в пыли.

Мы спешим убраться подальше от грузовика, и протискиваемся между людьми, которые разодеты в платья с корсетами, в пальто украшенное драгоценностями или просто в разноцветную одежду. Я надеваю свой капюшон для маскировки, когда мы идем за Эшем на базар.

Флаги развеваются от прохладного весеннего ветерка, как крылья бабочки, яркие на фоне кобальтово-синего неба. Смуглые торговцы затягивают свои древние зазывные песенки, когда мы проходим мимо, машут нам, и их пение, наслаивающиеся одно на другое, превращается в прекрасную мелодию, которая напоминает мне птичьи трели. Все это место наполнено радостью и жизнью. Оно так резко контрастирует с тем, что мы увидели в Бесплотных землях.

И все же я чувствую разочарование, когда мы идем быстрее, петляя лабиринтом переулков. Куда ни глянь — таверна или трактир. К сожалению, ни над одним не висит вывески с названием.

— Нет названий, — говорю я. — Как же мы найдем «Лунную звезду»?

Элайджа хмурится.

— Наверное, нам придется поспрашивать у людей.

Иногда мы проходим мимо больших цифровых экранов, установленных на верхушках деревянных платформ, разбросанных по всему рынку. На каждом, одни и те же восемь фотографий, и под каждым же РАЗЫСКИВАЕТСЯ ЖИВЫМ ИЛИ МЕРТВЫМ:

Эш

Я

Сигур

Роуч

Мама

Жук

Джуно

Дей

К счастью не упомянуты ни Элайджа, ни Гарольд, ни Ник, ни Эми, но ни один из них не входит в высшие эшелоны восстания, и не является беглым каторжником, может в этом причина. Фотография Сигура на всех экранах перечеркнута. Должно быть новость о том, что его арестовали, уже разошлась по всей стране. Роуз не тратит времени даром, донося о своей победе общественности. Что они с ним делают? Жив ли он? Я натягиваю капюшон ниже на лицо.

— Эш, помедленней, — говорю я, задыхаясь спустя несколько минут.

Эш останавливается и ждет меня, его глаза блестят, как зеркальные крыши вокруг нас. Его выражение лица смягчается, когда он видит, какой у меня утомленный вид. Я снова чувствую приступ тошноты, наверное, это от запаха парфюма и специй витающего в воздухе на рынке. Он нежно берет меня за руку. Я замечаю, как Элайджа смотрит на нас. У него на лице написана боль. Как бы мне хотелось, чтобы он не признавался, что влюблен в меня. Теперь все стало странно и неловко.

— Ты себя нормально чувствуешь? — спрашивает меня Эш.

— Похоже, у меня расстройство желудка, — лгу я. Не знаю, сколько мне еще оправданий удастся придумать, прежде чем он начнет что-то подозревать.

Он целует меня в лоб. Это такой маленький жест, но мое сердце разрывается на части. Не могу поверить, что я собираюсь порвать с ним. Я так сильно его люблю. Но я напоминаю себе, почему я собираюсь это сделать.

— Давайте, найдем место, где можно остановиться, — говорит Эш. — Где-то здесь должен быть опорный пункт «Людей за Единство». Ищите эмблему Угольной Розы на двери.

Мы обходим круглые здания в поисках любого признака обгоревшей розы. Каждый раз, когда мы проходим мимо таверн, Элайджа заходил внутрь, чтобы узнать, не она ли «Лунная звезда». И каждый раз он выходит, отрицательно качая головой. Мы проходим мимо лавочек, продающих специи, мастерских, в которых делались баннеры для Стажей и ковались посеребренные мечи, которые можно использовать против Люпинов и Дарклингов, ведь и у тех и у других аллергия на этот металл.

Снаружи, возле одного из рыночных киосков, на ящике стоит Пилигрим Праведной веры, он проповедует из Книги Сотворения. Его верная паства восторженно внимает, то и дело, восклицая «как говорит Его Могущество». У Пилигрима бритая голова и татуировка розы, точно такая же, как у Себастьяна, которая так и притягивает взгляд, но есть в этом Пилигриме что-то такое, помимо розы, что заставляет меня остановиться. Уходит доля секунды, чтобы понять, что это серебряное голо, вокруг его радужки глаз. Прежде я такого никогда не видела. Должно быть, это какое-то генетическое изменение.

Мы спешно проходим Пилигримов, держа голову опущенными, и продолжаем искать безопасный дом.

— Давайте поищем в гетто Дарклингов, — предлагает Эш. — Там где Дарклинги и «Люди за Единство» близко.

Я замечаю вывеску «Площадь специй». Полагая, что гетто Дарклингов будет находиться рядом с этой площадью, как в Блэк Сити, мы двигаемся в этом направлении. Иногда пальцы Эша соприкасаются с моими, будто он хочет взять меня за руку, но никто из нас не делает первый шаг. Мы словно только-только познакомились и еще неуверенны на счет чувств друг друга. Когда мы уже были на подходе к Площади специй, я почувствовала, что что-то не так. А спустя секунду я уже слышу: треск от рассечения воздуха хлыстом и девичий крик, за которым следует мужской смех.

Когда мы входим на площадь, он берем меня за руку.

— Держись рядом.

Городская площадь оказывается в три раза больше площади в Блэк Сити, и на её окраине с северной стороны стоит длинная каменная стена, где начинается гетто Дарклингов. На другом конце возвышается потрясающее старое здание из красного кирпича. У здания богато украшен фасад, а массивная узорчатая дверь в высоту почти в половину этого здания, в которую встроена оранжевая дверь, куда меньшего размера. Я узнала это здание. Оно встречалось мне в книжке по истории — Мэрия Фракии.

В центре городской площади три гвардейца Стражей, бьют пару детей Даков. Прохожие делали вид, что не обращают внимания, не желая ввязываться. Даки — это кочевой народ, который живут на периферии нашего сообщества, к ним относились даже с меньшим уважением, чем к Бутсам. Первый Дак — мальчик, которому было не больше десяти лет, с темной кожей, черными курчавыми волосами и синими, как небо, глазами. Его лицо перепачкано в крови. Второй — девушка-подросток, лет семнадцати, в разорванном платье на плече. Её распущенные золотисто-каштановые волосы ниспадают волнами вниз по ее загорелой спине, концы которых касались пыльной земли. В её пряди вплетены красочные перья, от чего она напоминает экзотическую птицу.

Один из нападающих, бритоголовый, с перебитым носом, заламывал руки ей за спину, в то время как другой хлестал её коротким хлыстом.

— Вороватая даковская мразь! — говорит гвардеец с хлыстом. — Я научу тебя, как лазить по чужим карманам!

Она плюет в мужчину, ругаясь чрезвычайно цветасто. Несмотря на свои травмы, она борется со своими похитителями, как дикое животное.

Третий гвардеец хватает девочку за лицо и рассматривает его.

— А ты хорошенькая для деревенщины, — говорит он, целуя её.

Зрелище, в котором этот гвардеец грубо целует девушку, заставляет меня вспомнить о Себастьяне и Полли.

— Мы должны помочь им, — говорю я.

— Они узнают нас, — говорит Эш, поглядывая на наши фото на ближайшем цифровом экране.

Девушка-Дак кусает мужчину за губу, и он отскакивает назад, постанывая от боли. В награду она получает пощечину такой силы, что девушка падает на землю.

Я вздрагиваю.

— Эш, мы должны сделать хоть что-нибудь.

Эш зачерпывает немного грязи с земли и проводит ею вокруг глаз и под носом. Без лишних слов он делает шаг к гвардейцам Стражей, его плащ развивается на ветру. Элайджа и я спешим за ним.

Люди вокруг продолжают заниматься своими делами, сознательно не поднимая глаз, когда быстро пробегают мимо гвардейцев. Мужчина с хлыстом замахивается вновь, чтобы ударить девушку. Эш хватает его за запястье, останавливая движение на полпути. Мужчина вздрагивает.

— Ты знаешь, кто я? — рычит Эш, тихим угрожающим голосом.

Он сильно бледнеет и бросает взгляды, полные ужаса, на своих коллег.

— Феникс, — шепчет мужчина.

— Вот именно, — огрызается Эш. — И ты знаешь, что я делаю с такими, как ты?