Прохорыч осел на тумбочку. Витек забыл о ране, Петя о себе.

Семен отпрянул от девушки, побелев от страха и ярости. Первой мыслью было - повредил ей что-нибудь, второй - никак девчонку снасильничать хотели? А с чего еще она бы так жутко кричала? И лицо исказилось - того и гляди заплачет.

Ну, ублюдки!…

- Тихо! - выставил ладонь. Но Фея скулила, сама того не понимая, в ужасе глядя на здоровяка, что секунду назад мало отобрал священное оружие, так еще обнимал ее! Пусть через одежду, но его руки держали ее за талию!

Ей конец. Земляне, оказывается, обладают почти такой же реакцией как флэтонцы, но при этом дики, беспринципны и агрессивны. Все. Ей не вырваться.

- Ти-хо, - повторил Семен мягко, и очень жалел, что не может придушить того ублюдка, что в свое время настолько травмировал эту девочку.

Эю трясло. Она всеми силами пыталась справиться с собой, взять себя в руки и хоть умереть достойно флэтонке и дочери Лоан - гордо и с честью.

Надо было совершить сэн-сэш, - мелькнуло в голове. Взгляд упал на клинок, что уже был в руках того, что она не смогла убить. Мужчина внимательно разглядывал его… держа в руках! Он осквернил священное оружие! Оскорбил Модраш и опозорил Эйфию!

Семен заметил с какой тоской и болью девушка смотрит на потерянный клинок и забрав его у Ивана, подал ей, сообразив, что он ей очень дорог. Конечно, безумие, вновь давать ей в руки оружие, которое с таким трудом выбил, но ему было проще пережить еще одну битву, чем видеть девушку несчастной.

Эйфия всхлипнула, видя как мэ-гоцо перекочевало к лохматому великану и замерла, не веря своим глазам: мужчина протягивал его ей на ладони.

С минуту Фея складывала одно с другим, оглядывала притихших мужчин, и словно только сейчас их увидела, только сейчас поняла, что в атмосфере нет и доли частиц агрессии. Эя смутилась, склонила голову, чувствуя себя глупой и виноватой.

- Возьми, - тихо и мягко предложил Семен, настойчиво протягивая клинок. Эя виновато покосилась на него, и еще больше расстроилась, не увидев в теплых, темных глазах мужчины ничего угрожающего или потаенного.

Прости, папа, я самая недостойная твоя дочь…

Робко забрала оружие.

- Ну, вот и ладно, - вздохнул Прохорыч. - Ты Семен пригляди за ней, а я пойду. Больно хлопотный вечерок-то. Да отвар ей выпои… горячечной. Правда, остыл уж поди. Ну, девка, - качнул головой укоризненно, проходя мимо нее. - Надо же какие фрукты ноне в тайге водятся.

Простите, - тихо прошептала Эйфия.

- Она не русская, мужики, - заметил Иван, прислонившись спиной к резным столбикам перил.

- Точно! - встрепенулся Петр.

- Это ее оправдывает? - скривился Виктор и потрогал ухо.

Семен сел на табурет и жестом предложил девушке сесть на постель.

- Вымотался? - спросил Петя. - Давай я за ней присмотрю? Нет, честно…

- Уйди, а? - устало попросил мужчина. Виктор так и сделал, подмигнув девушке, но парень с места не сдвинулся.

- Энглишь? Дойч? Франсе? - пристал к девушке. Иван засмеялся, сложив руки на животе:

- Хинди, Петя, или ранний дравидийский. Изобрази.

Эйфия услышав смех мужчины, с настороженным любопытством покосилась на него: она не знала, что земляне умеют так искренне и весело смеяться. Семен, видя, что девушка не собирается двигаться и садиться на постель, пододвинул ей свой табурет. Перелил отвар из чайника в чашку и подал:

- Остыл. Но теплый еще.

Фэй?

- Что?

Фэй, - заглянув в чашку, робко кивнула на темную жидкость с ароматом трав.

- Чай, - кивнул, не желая спорить. Голос у девушки - маята для мужчины лишенного женского общества на полгода. - Пей. Тебе надо.

- Тшайпэйтэнато? - попыталась в знак примирения и признания своей вины воспроизвести язык землян Эйфия. Петр, не сдержавшись, засмеялся, Иван улыбнулся, хитро щурясь на девушку. Семен вздохнул:

- Откуда ж ты взялась-то?

Фея поняла, что землянин благосклонно воспринял ее попытку загладить вину, и робко улыбнулась ему.

Лучше бы она этого не делала - у Семена руки опустились. Он смотрел на это чудо неизвестной местности и не понимал, как можно было обидеть девочку с такой наивной, трогательно-нежной улыбкой, от которой не то, что дух захватывает, мозг аннигилируется.

Смотрел и… выливал настой на пол. Подошел Иван и вернул чашку в вертикальное положение:

- Приплыл ты, брат, - заверил, хлопнув его по плечу.

Колмогорцев очнулся, нахмурился. Петя возмутился:

- Не понял?! Я с ней первой познакомился! Она сама ко мне подошла!

- Самэц! - хохотнул Иван и, прихватив Самарина за руку, выволок прочь из комнаты. - Дверь не закрываю. Мало ли, девочка-то с характером… и знатным клинком… Короче, зови если что.

Семен смутился как пацан, сунул в руку девушки чашку и отошел к окну. Темно уже, а пурга все метет, крутит снежный хоровод.

Фея оглядела грубый сосуд, подивилась его допотопности и осторожно отхлебнула настойки. И тут же сморщилась: на языке что-то осталось. Вытащила, внимательно уставилась на маленький желтый шарик. Это что, пилюли или энергетический субстрат, который отчего-то не растворился в воде?

- Что там? - заметил ее маневры Семен. - А. Ромашка. Процедить не успели. Нестрашно.

Я не понимаю, - пожала плечами девушка. Мужчина кивнул, прислонился к подоконнику, поглядывая на нее:

- Как же с тобой общаться-то? - подумал и решил. - Завтра соображать будем. Ужин я тебе сюда принесу. Твоя это комната теперь, а я у Петьки устроюсь. Ты как вообще? - показал на голову, коснувшись лба. - Не болеешь? Жар у тебя был.

Эйфия подумала, что у нее испачкан лоб и потерла его.

Семен лишь невесело усмехнулся и пошел на выход. Девушка за ним.

- Нет. Нэй, - отрезал. - Здесь оставайся. Тебе лежать надо. Отдыхать.

Эя поняла, что мужчина не хочет, чтобы она выходила, общалась с ним. Видно еще обижен, простить не может.

Семен ушел за ужином для девушки, а Фея прошлась по комнате, оглядывая интерьер. Плечами передернула: кошмарная обстановка, примитивная. Приспособления в виде ложа и подставки, однофункциональные, грубые, с ненужными дополнениями в виде подпорок. Пол, стены, потолок, зато из древесины. Странное соединение: уродство дизайна, убогость того что с большой натяжкой можно назвать мебелью в этой конуре, и, безумное и недопустимое транжирство дерева, которое бы росло еще и росло, атмосферу планеты очищало, ауру живых организмов лелеяло, пущено на строительство где можно было стеклопластиком изолятором, пластпортом обойтись. Комфортно, быстро и с сохранением природных ресурсов - шигон за шигоном по всему экватору ставь. А эти на ерунду богатство тратят, имеют целый лес и так бездарно его используют. Дикари, одно слово.

И что они в таких коморках как эта делают? Судя по неуютному ложу - спят. Судя по намеку на то, что можно использовать с риском для жизни сиденьем - работают, судя по вытянутой гробнице с плоской крышкой, которую используют как подставку для пищи - трапезничают. Так что это? Столовая, кабинет, спальня? И чья, из тех, кто сюда толпой вваливался? Судя по простору и шикарности интерьера - тэн. Они все тэн? Это сепришь? А где хозяйский шигон, туглос, где сам хозяин, эстибы?

И почему ее оставили здесь? Намек что она тоже теперь тэн? Тогда где хозяйский чип?

А если не тэн и это не сепришь, тогда что? Почему здесь целая толпа землян? Почему в камере функциональностью обстановки соединено несоеденимое? Они не слышали об удобствах? Они не знают, что едят в столовой, спят в спальне, встречаются в гостиной, а работают в кабинете?

Эйфия в растерянности что не может решить загадку присела на ложе, хмуро покосившись на ворсистый, грубый покров темного цвета, на подушку лежащую в сторону окна, а не выхода, как энергетически бы было разумнее - кто может спать на таком ложе? Какие ужасы на нем должны сниться?

Подумала и осторожно прилегла. Жуть конечно, но выбора нет, а она слишком устала, нужно восстановится.