Эя лежала и с блаженной улыбкой смотрела в потолок, что веселил ее то приближаясь, то отдаляясь, то качнувшись вправо, то влево.

Какой-то землянин в забавных штуках на глазах, что-то говорил Семену, бурчал нудно и тем смешно. Потом ушел, а мужчина остался. Стоял и смотрел на девушку и плыл вместе с потолком.

Колмогорцев смотрел на девушку и, казалось ему, что она пьяна в "не могу". Но отчего пьянеть-то? От боли бывает, теряют сознание, но не пьянеют, не смотрят на тебя с хмельным блаженством, не улыбаются, как идиоты.

Хотя, что можно сказать наверняка в случае с Феей? С самого начала она не вписывалась в рамки общепринятых показателей и, потому Семен не удивлялся ее состоянию, но все больше и больше терялся.

Когда он ее принес на заимку, у девушки был жар, но в считанные минуты исчез, и та начала прыгать как разозлившаяся белка, не обнаруживая никаких признаков простуды.

Когда она обожгла руку о горячую кружку, все видели волдыри, но сейчас от них ничего не осталось, только покраснение на ладони и говорило о недавней ране.

Разве такое может быть?

Елыч сказал, что может: "человеческий организм полон неизведанных ресурсов и способен к саморегуляции при определенном стечении обстоятельств. В данном случае запустился механизм восстановления, который и сотворил так называемое чудо".

Нет, это не чудо, это что-то другое, - заподозрил Семен. Присел перед девушкой, помахал ладонью перед глазами, проверяя реакцию. Фея повернулась к нему, засмеялась неизвестно над чем и потянулась к нему губами.

Пьяная, - не осталось сомнений у мужчины. Он отодвинулся. Девушка опять засмеялась:

- Бука… Я шучу. Ты очень милый. Скажу по секрету, - приложила палец к губам замедленным жестом. - Ты мне нравишься, - сказала, словно открыла великую и ужасную тайну.

Семен качнулся к Эйфии:

- Скажи: ты кто?

Девушка приподнялась и повисла у него на шее, обхватив руками.

`Ну, вот, спросил'…

- Ты совсем, совсем не понимаешь наш язык? - уселась ему на колени. Мужчина от неожиданности как дышать на минуту забыл.

Чего ты добиваешься? - испытывающее уставился в темные и мутные зрачки.

- Ты такой глупый? Неужели так трудно выучить флэтонский язык? Берешь лэктор…Лэктор, маленький прибор. Вставляешь в ухо, - начала показывать одной рукой, а второй так и обнимала. Семен хмыкнул: интересно, она меня за полного кретина принимает или о своей игре высокого мнения?

- Понимаешь? Вставил в ухо и на мозговых токах происходит взаимодействие с клетками, отвечающими за образование визуальных процессов, нейроны преобразования образа в звуковое определение закрепляют название, и ты автоматически начинаешь говорить на другом языке. Все просто. Прос-то! Процессы визуальных преобразований. Понимаешь?

Семен кивнул, разглядывая ее лицо, манящие губы:

- Сказала бы прямо, что хочешь, - потянулся к ним. Эя накрыла его губы пальчиком:

- Подожди. Ты не понял: и-цы тут не поможет, в процессе обучения должен участвовать мозг, - приложила палец к его лбу. Семен понял, что заслужил звание святого и канонизацию при жизни, потому что только Богу известно, какие муки он принимал в этот момент и сколько ему понадобилось воли и терпения, чтобы не сорваться, не послать к черту всех и все и попросту не впиться в соблазнительные губы, не смять эту грудь, что хоть и прикрыта комбинезоном, но уже была выказана и отпечаталась в памяти как тавро на шкурке. И не взять девушку здесь и сейчас.

И плевать кто она: недотрога или проститутка, иностранка или инопланетянка.

Рука потянулась к ее лицу, к губам. Эя замерла:

- Нэй.

- Да, - медленно кивнул.

- Нэ-эй, - качнула головой, зачарованно глядя на его пальцы.

- Да.

- Нэй, - она еще удивлялась его желанию.

- Что же ты хотела, если залезла ко мне на колени? - спросил шепотом.

Эйфия во все глаза смотрела на него, понимая, что сейчас происходит очень важное в ее жизни и ей нужно принять решение, но она колебалась. Звание боролась с полом, кровь с сердцем, а душа с разумом.

Ей очень хотелось, чтобы Семен прикоснулся к ней, хотелось изведать что это и как, когда к твоей коже прикасается чужая, но так же понимала, что после обратной дороги не будет, она станет женой землянина, а значит навсегда останется здесь, на варварской планете.

Эйфия отпрянула, мгновенно слетев с колен мужчины. Отрезвела, сообразив, что тот неправильно ее понял. Странно. Земля колония Флэта, и нет ничего зазарного в том, что высшее существо прикасается к низшему, тем более Семен не старший сын в семье землянина и не станет главой рода, не наследует должность и сословие отца, а значит ни сословия у него, ни перспектив. Он сам будет пробиваться или подачками старшего брата жить. Статус у него потому самый низкий, почти приравнен к тэн. Поэтому ничего она не нарушила, ни на кого не посягнула, ни оскорбила. Неужели это неясно? Тогда в пору было и Хакано предъявлять на нее претензии за то, что она обнимала его, целовала, пускала на постель, проявляя благорасположение.

Семен поморщился, с долей неприязни глядя на девушку, и больше не удивлялся тому, что ее кто-то обидел, покушался на нее, возможно и успешно, и скорей всего ни один и не пять, ни раз и не два. Слишком уж она порочна в своей непорочности, слишком искусна в роли обольстительницы, слишком горяча и соблазнительна, чтобы ее не прибрали к рукам. И больше не верил, что она недотрога. И не шлюха - высококлассная проститутка, элитная игрушка для сытых котов.

- Прав Витек, - бросил с сожалением, изумляясь лишь одному, как она не понимает, к чему ведут ее игры. - Ты в следующий раз не сетуй на мужчин, если в переплет попадешь. Со стороны на себя посмотри, - посоветовал, поднявшись с постели. И пошел вон из комнаты: больше он к девушке близко не подойдет. Размечтался дурак, навыдумывал себе. Купился на красивую физиономию и флер наивной ранимости.

Фея!…

Ничего кличка. О многом говорит. И от клиентов, понятно, отбоя нет.

Эйфия поняла, что Семен оскорблен и рассержен на нее, и расстроилась. Подумала и одернула себя: какая разница ей, что он думает и как к ней относится? Все земляне дикари - подстройся под каждого, попытайся понять - сил и жизни не хватит. Да и с какой радости это делать? Она сейти, они канно, а он еще и монторро в лучшем случае. Так решил Модраш и не ей менять установленное.

Но как только смолк голос наследницы Лоан, сейти и флэтонки, обычная девушка пожалела, что не вольна отдать свое сердце тому, кто уже пробрался в него.

Семен вышел на улицу, подставил лицо колючим снежинкам и холодному ветру. Мороз мгновенно пробрался под рубашку и смел из головы ненужные мысли. На крыльцо вышел Прохорыч, поджег трубку и задымил.

- К ночи пурга уймется, - сказал со знанием дела.

- С утра можно будет силки проверить.

- Пойдем, да-а. Приманочки в самый раз будет поставить. После бурана-то оголодало зверье.

- Угу. Подними меня, Прохорыч, ладно? Я у Петьки в комнате.

- А он-то не пойдет, что ли?

- Когда он с утра ходил? Охотник, тоже мне.

- Ну-у, сам привел.

- Мать просила. Как откажешь?

- Оно верно, Сема, мать уважить надо. И уважать. Баб-то, оно, табун может быть, а мать завсегда одна. Мать это святое. Моя вон, царствие ей небесное, пятый год как схоронена, я уж не малец, понятно был, а все одно, словно осиротел. Так сирым и проживаю.

- Поэтому на заимке поселился?

- А чего мне, Сем? Ваше дело молодое: отстрелял вахту, пушнину сдал, деньгу получил и в город, тратить. Поозоровать, шуры-муры покрутить, барахла накупить, а мне что старику надо? Да видал я город ваш: суета, толкотня, маята - бестолковка. Чего топчутся, куда бегут - сами не поймут. А, - рукой махнул. - Мне здесь гоже.