Собственно, Кюсси не был новичком во Флибустьерском море; его помнили на Тортуге и Большой Земле вице-губернатором при д'Ожероне; он заправлял тогда делами на северном побережье Санто-Доминго, занятом французами. Те, кто надеялся, что при новом начальстве наступит послабление, быстро разочаровались. Де Кюсси прибыл с самыми строгими инструкциями от месье де Сеньеле, ставшего преемником Кольбера на посту статс-секретаря по морским делам! Обывателям надлежало смириться с монополией Вест-Индской компании. Что касается флибустьеров, не желавших переквалифицироваться в обывателей, то они могли поступить на службу в королевский флот. Последнее предложение было встречено градом ругательств и самых непотребных насмешек со стороны заинтересованных лиц.

Вскоре губернатор получил письмо из Версаля, извещавшее о прибытии в колонию господина де Сан-Лорана, генерального инспектора французских островов и материковых владений в Америке, и господина Бегона, интенданта юстиции, полиции и финансов. Высокие «шишки» должны были ознакомиться с положением дел на Тортуге и Санто-Доминго, после чего составить подробный отчет королю.

Несколько недель они проводили ревизию, а затем написали отчет, с которым любезно предложили ознакомиться губернатору де Кюсси. Прочтя его, тот долго не мог прийти в себя. Казалось, что этот документ составили инопланетяне, пришельцы из некоего идеального мира, в котором существуют лишь добродетель, кристальная честность, послушание и уважение всякого параграфа устава. Господа де Сан-Лоран и Бегон делали открытие: оказывается, существуют такие люди – флибустьеры; они нападают на испанские корабли и владения, захватывают добычу, а в экипажи свои набирают «отъявленных головорезов, среди коих есть и беглые каторжники с галер». Далее высокопоставленные особы отмечали с возмущением, звучавшим особенно комично после вышеизложенного, что вольные добытчики «отдавали по своему хотению губернатору Тортуги лишь десятую часть награбленного». Короче, весь доклад был составлен, чтобы потрафить королю, принявшему решение искоренить заморскую нечисть, дерзко игнорировавшую его указы и волеизъявления.

Бедняге де Кюсси, конечно, нечего было возразить на обвинения авторов доклада. Разве только то, что авантюристы регулярно платили полагающуюся мзду губернатору, а тот отправлял каждый раз причитающуюся часть Вест-Индской компании и эти деньги ни разу не были отклонены. Он поблагодарил высоких посланцев за их любезный жест и добавил, что отныне приложит все старания для исполнения воли его величества.

Вот какова была обстановка в колонии к концу 1685 года, когда де Кюсси узнал о том, что Грамон готовит новый поход.

– Он уже собрал флотилию у Коровьего острова, – сообщил информатор.

– Я сам отправлюсь туда и не допущу отплытия!

Взяв две сотни солдат, Кюсси немедленно отбыл к острову Ваку на крупном судне.

Эскадра из четырех кораблей и двадцати баркасов болталась на якоре возле берега. Сам генерал с верным помощником Де Графом уточнял план операции в каюте своего фрегата. На сей раз у него под началом были тысяча сто человек. Целью экспедиции наметили город Кампече, жители которого, по слухам, сказочно разбогатели на торговле ценным кампешевым деревом. Грамон встретил де Кюсси с распростертыми объятиями.

– Я как раз собирался отправить к вам гонца – просить, чтобы вы возобновили жалованную грамоту.

Губернатор чуть не задохнулся от такой наглости. Летописцы донесли до нас состоявшийся между ними диалог, позволяющий почувствовать весь юмор ситуации.

Грамон. Как же его величество узнает о нашем намерении, если добрая часть моей флотилии еще не ведает о нем? Возможно, вы по доброте своей беспокоитесь, что мы подвергнем испанцев жестокому обращению. Так вот, клятвенно заверяю вас, господин губернатор, что у них волоса не упадет с головы. Мы рассчитываем взять город Кампече и собрать там добычу в столь малый срок, что жители не успеют и оглянуться. Острижем барана, сохранив шкуру в целости. Тот даже не заблеет.

Кюсси. Капитан Грамон, так-то вы собираетесь исполнять приказы своего государя? Помолчали бы лучше, чем нести вздор. Король категорически запретил пускаться в подобные предприятия. Его величество даже отрядил несколько фрегатов, чтобы при надобности силой призвать к порядку ослушников и бунтовщиков. Я призываю вас отказаться от своих дерзких замыслов. Взамен я обещаю всем и каждому достойное занятие сообразно с его заслугами и умениями.

Говорят, Грамон обратился к братьям с вопросом: «Ну что, отказаться от похода?» Ответом, естественно, было могучее «нет», вырвавшееся разом из луженых глоток вместе с воплями и проклятиями. Нам не известно, в каких условиях проходил этот референдум и где именно. Любопытно звучит юридический аргумент, выставленный ослушниками или самим Грамоном:

– Коль скоро правительство не желает давать нам поручительство добывать испанца, обойдемся жалованной грамотой на охоту и ловлю рыбы. Этого достаточно.

Дело в том, что испанцы не признавали за французами права на охоту и ловлю рыбы ни в одном из владений Нового Света. Между тем французский король настаивал на нем. Сам факт ловли рыбы в прибрежных водах испанских колоний был заведомой провокацией. Испанцы должны были напасть на нарушителя правил, а тот соответственно вынужден был бы прибегнуть к самообороне. И контратаковать.

Господин де Кюсси резко оборвал разговор:

– Как знаете. Советую, однако, подумать, дабы мне не пришлось силой заставлять вас подчиняться королевским приказам.

Угроза была чисто формальной. И губернатор, и Грамон прекрасно знали об этом. Губернатор не мог да и не собирался ввязываться в бой с превосходящими силами пиратов. Ему было важно соблюсти лицо.

Нам часто приходится мириться с тем, что старинные авторы больше были озабочены эффектностью, чем строгостью изложения. Они опускают детали, кажущиеся им несущественными, и в результате многое остается неясным. Казалось бы, Грамон после легкой победы в Веракрусе должен был действовать аналогичным образом в Кампече: скрытная высадка и марш-бросок к городу. Вместо этого мы видим, как он бросает средь бела дня якорь в четырнадцати лье от Кампече, восемьсот человек садятся в шлюпки и баркасы и начинают грести к берегу. «Каждая лодка шла под своим флагом, и зрелище радовало глаз». Сойдя на берег, войско двинулось вперед «под барабанный бой на глазах изумленного противника, который не знал, что и думать: они куда больше походили на королевскую армию, чем на шайку флибустьеров».

Возможно, Грамон хотел запугать защитников Кампече демонстрацией силы. А возможно, ему просто не удалось обеспечить скрытности подхода. Как бы то ни было, у горожан было предостаточно времени для того, чтобы соорудить засеки вокруг стен города. Увы, эти хилые сооружения едва замедлили продвижение пиратов. Внутри города тоже были сооружены баррикады с пушками. Флибустьеры могли увязнуть в уличных боях, но Грамон ввел тактику, применяющуюся и поныне: он рассыпал по крышам снайперов. Стрелки-флибустьеры перебили сверху орудийную обслугу, и защитники баррикад сдались. Любопытно, что батальные рассказы и «дымящиеся» воинственные гравюры того времени весьма отдаленно соответствуют подлинной картине сражения. Оно никак не напоминало битву под Верденом: потери флибустьеров составили в итоге четыре человека, около десятка получили ранения.

Три дня спустя была взята городская цитадель, служившая также тюрьмой. Потери флибустьеров – ноль, потери защитников – тоже ноль. Гарнизон потихоньку убрался восвояси, оставив одного-единственного англичанина, который сражался как лев, был взят в плен, но тут же освобожден Грамоном, пригласившим храбреца отобедать с ним.

Пока защитники баррикад пытались сдерживать натиск, испанцы-горожане, наученные столетним горьким опытом, бежали прочь, унося с собой домашний скарб. Но пираты знали, где и как вылавливать беглецов. На следующее утро после падения Кампече 600-700 горожан были приведены под охраной назад в свои дома. Следует отметить, что никаких особых жестокостей в стиле Олоне или Моргана не совершалось.