— Вы считаете себя человеком Запада, мистер Флинт?

— Наверное. Но любой человек Запада приехал сюда откуда-то еще: на станции дилижансов в Аламитосе я за несколько минут услышал немецкий, шведский и ирландский акценты. По-моему, быть человеком Запада — это значит иметь особый склад характера. Сам факт, что человек добровольно едет на Запад, уже говорит об этом особом отношении к жизни, а затем у него характер меняется в зависимости от природных условий и многого другого. Обычными людьми руководят инстинкты самосохранения, продолжения рода и желание жить в безопасности, а здесь все подавляется необходимостью выжить.

— Мистер Флинт…

— Зовите меня Джим, мне так привычнее.

— Ладно… Джим. Когда вы нашли Эда, он что-нибудь говорил? Он отправился по делам ранчо, и мы не знаем, когда в него стреляли — когда он ехал по делу или когда возвращался.

— Он о чем-то беспокоился, в бреду говорил о Санта-Фе и какой-то Глэдис, вот, пожалуй, и все. При мне он не приходил в сознание, нет.

Нэнси провела Флинта к длинному столу, и он отодвинул стул, чтобы она села.

— Спасибо, — сказала она. — Такая галантность — здесь в диковинку.

Медленно, по одному, вошли работники ранчо и начали рассаживаться, бросая украдкой взгляды на Флинта.

— Вы ничего не хотите мне рассказать? — спросил он. — Я знаю, что у вас сложные времена, может быть, я смогу чем-то помочь.

— Все очень просто, — сказала Нэнси. — Порту Болдуину понадобилось очень много земли для сорока тысяч коров.

Флинту не нужны были объяснения, он хорошо знал, о чем идет речь. Очень немногие переселенцы оформляли документы на свою землю. Когда они обживали Запад, там не было ни возможности официально сделать заявку, ни тех, кто стал бы оспаривать их право на землю, если не считать индейцев. Позже судебные чиновники и бюрократы западных штатов предпочли забыть, что сделали первопроходцы для освоения Запада, и объявили о намерении заселить их земли. Эти действия, естественно, встретили сопротивление скотоводов-ранчерос.

Иногда они покупали землю у индейцев, но и в этом случае правительство редко признавало такие сделки законными.

— Ваши ковбои делали за вас заявки?

Она быстро подняла глаза, а Флинт вдруг ощутил напряженное внимание со стороны ковбоев.

— Разве это незаконно? — спокойно спросила Нэнси. — Вот ответ на ваш вопросе: да! У меня нет выбора, ну а если кто-нибудь из работников захочет оставить заявки за собой, я возражать не буду. Если нет, то я выкуплю у них землю. Иначе мы просто потеряем ранчо, которое с таким трудом построили отец и дядя.

— Должен быть другой выход, — ответил Флинт. — Вы пасете скот на земле, которая принадлежит железной дороге?

— Нет. Пасет Том Наджент и некоторые другие. Порт Болдуин, например! Но мы никогда не выгоняли скот на чужие земли, к тому же наши пастбища южнее.

После ужина они долго сидели на веранде и слушали, как у барака поет Джонни Отеро.

Флинт завел разговор о ранчо и выслушал рассказ Нэнси о ее трудах на этой земле. Его удивило, что девушка так хорошо разбирается в скотоводческих проблемах. Один из ее работников — немец по национальности — все лето проводил на ранчо, где ремонтировал дом и изготавливал мебель. Он рассказал ей о выпасе скота в Германии и Швейцарии, и она переняла эти методы: на ее земле построили дамбы, которые задерживали талую воду, сбегавшую со склонов холмов, выкопали колодцы, расчистили родники. За поголовьем следили, чтобы скоту хватало корма.

— Мой отец считал, что дети не должны попусту тратить время. Сколько я себя помню, он всегда поручал мне какую-нибудь работу, и я за нее несла ответственность. Он все время говорил со мной о ранчо, объяснял все, что делает и почему так делает. Вы ведь знаете детский характер. Дети очень любопытны и расспрашивают обо всем на свете. Я не помню ни одного вопроса, который остался бы без ответа. Прежде чем выучиться читать, я знала все стада в округе и какое клеймо кому принадлежит.

Флинт долго лежал в постели и думал о ней, об их разговоре на темной веранде. Он никогда в жизни ни с кем не разговаривал так долго, даже с Флинтом.

Он гостил на ранчо три дня, и все это время, он заметил, рядом находились Пит Геддис, Джонни Отеро и огромный здоровяк с добродушным лицом.

Ему рассказали, что Болдуин хотел получить ордер на его арест, но местный судья отказал.

«Я видел, что произошло, — проскрипел судья, — и, насколько мне известно, его действия не превышали пределов допустимой самообороны».

«Он не оборонялся. — сердито воскликнул Болдуин. — Он нападал!»

«Нападение может быть лучшим способом обороны, — серьезно ответил судья Хетфилд. — Вы избили его без малейшего повода, поэтому у него имелись все основания считать, что нападение повторится. Жаль только, что он не довел дело до конца — надо было пострелять еще немножко».

Болдуин сердито хлопнул дверью, а Хетфилд посмеялся и вернулся к своим бумагам.

Болдуина грызло беспокойство, и он не мог понять причины. Он действовал, как безжалостный хищник: атаковал слабого, ожидал своего часа при встрече с сильным и часто полагался на шестое чувство, которое предостерегало его от опасности.

И вот теперь он чувствовал опасность, и это беспокоило его, тем более что он не знал, откуда она исходит. Он тщательно перебрал события того дня и остановился на одном: Флинт спросил, что его интересует, скотоводство или… земля.

Спросил просто так или о чем-то догадался?

Нет, вряд ли Флинт что-нибудь знает, однако отбрасывать такую возможность не следует. Людей Болдуина поразила быстрота ответных действий Флинта и в Хорс-Спрингс, и на Северных равнинах. Теперь они с опаской относились к нему, да к тому же всплыла старая история о другом Флинте — известном убийце.

Болдуин задумчиво жевал сигару, сидя в одной рубашке на кровати в своем гостиничном номере. Пока все шло по плану. Флинн остался в живых, но это не важно, главное, что его вывели из игры.

«Кейбар» больше не мешал, и Болдуин решил заняться Наджентом. Нападение скваттеров не прибавило Тому популярности в Аламитосе. В Сокорро или Санта-Фе ему это тоже припомнят. У Наджента в любом случае мало друзей из-за его заносчивости и вспыльчивого характера. Несколько ковбоев уже ушли от него.

Жизнь научила Порта Болдуина одному: победитель получает все, побежденный — ничего. Он начал с самых низов и приобрел имя и деньги на спекуляциях, рэкете и граничащих с мошенничеством финансовых операциях. Его не интересовало будущее страны. Он думал только о себе и о своих барышах. Болдуин спекулировал акциями железных дорог и шахт, участками городской застройки, но расположение и состояние земель, принадлежавших железнодорожным компаниям и государству, привлекло его возможностью быстро и хорошо заработать.

Из Вашингтона пришло известие, что ожидаются изменения в земельном законодательстве, и Болдуин почуял огромные прибыли для землевладельцев. Но, решил он, деньги можно сделать и не дожидаясь новых законов.

Он знал, что железным дорогам трудно продать свои земли. Им принадлежали многочисленные участки по обеим сторонам полосы отчуждения, но скотоводы, привыкшие к свободному выпасу, выгоняли скот и на земли железной дороги, и на государственные, без разбора, не обращая внимания на право собственности, а по существующим законам изменить это положение вещей было невозможно.

Когда продавалась железнодорожная земля, в контрактах обычно оговаривалось, что если покупатель не выплачивает деньги в срок, земля возвращается прежнему владельцу.

На Запад в поисках свободной земли переезжали тысячи людей, у некоторых был кое-какой капитал, но очень немногие имели представление о земле вообще. Болдуин планировал спекулировать участками, из которых лишь очень небольшая часть годилась для фермерства. Плодородный слой у здешней земли тонкий, поэтому она могла использоваться только под пастбища, а для того, чтобы скотоводство приносило прибыль, необходимы тысячи акров.