Голос Жози становился все глуше, дальше, неразборчивее. Голове было легко, и по позвоночнику бегала приятная щекотка. Хорошие руки у него, успела подумать Моника, прежде чем провалиться в приятную и невесомую дымку дремоты…

– Ох, Жози… Я заснула, прости меня…

– Не извиняйтесь, богиня. Это комплимент мне. Значит, мои руки не несли отрицательной энергии. Впрочем, это и так видно. Вуаля, богиня.

Она подошла к зеркалу – впервые за весь сегодняшний день.

Это был высший пилотаж.

Ничего, ровным счетом ничего не изменилось в ней самой и у нее на голове. На первый взгляд.

Просто теперь ее головку украшали те самые тугие и блестящие колечки, о которых она так долго мечтала. А из-под неровной челки взволнованно сверкали шоколадные глаза. И светилась изнутри чисто вымытая, перламутровая кожа.

Моника отступила на шаг и схватилась за плечо Жози, чтобы не упасть. Плечо пожилого мальчика оказалось на удивление сильным и мускулистым.

– Лучшая награда мастеру – когда клиент теряет сознание от своей красоты. Леди, придя ко мне, вы были прелестны. Теперь вы – несравненны!

Моника приехала домой на такси и первым делом прошла в ванную. Джозеф лениво шевельнулся под листьями, потом все же выплыл ей навстречу. Моника уже смело протянула руку и бережно коснулась изящным гладким пальчиком серебряных чешуек.

– Джозеф… а я сегодня познакомилась с твоим тезкой. Он волшебник, а ты… ты, наверное, Рыбка-Золотые Перышки! Ты исполняешь сокровенные желания. Может, ты и говорить умеешь?

Джозеф молчал, но в золотистых глазах играла снисходительная усмешка.

Среда была посвящена тряпкам – и Джозефу. Или, пожалуй, Джозефу, а заодно и тряпкам.

Пожалуй, утренний ритуал у них уже сложился. С самого утра Моника включала воду и садилась на край ванны, поговорить с красивой серебристой рыбой. Джозеф совершенно очевидно реагировал на ее появление: величаво выплывал из-под листьев и поднимался к самой поверхности. Моника опускала руку с ломтиком подсушенного хлеба в воду, и Джозеф немедленно принимался тыкаться ей в запястье носом, отщипывая крошечные кусочки от медленно размокающего угощения.

Потом девушка выключала воду и принималась за лечение. Александер посоветовал действительно отличные лекарства – их было достаточно добавить в определенной пропорции в воду. Потом Моника скидывала ночнушку и лезла в душ. Непосредственно в среду она испробовала контрастный душ и нашла его весьма радикальным средством от сонливости и опухших глаз.

Итак, все эти формальности были соблюдены, включая прощальный виноватый взгляд в сторону корзины с грязным бельем. Серое платьице и офисный костюмчик продолжали покоиться на ее дне, и Моника подозревала, что еще пару дней – и с ними придется попрощаться навеки. Честно говоря, ее это нисколько не расстраивало, хотя еще на прошлой неделе могло привести в настоящую панику.

Сегодня ей предстояло отправиться за новыми нарядами, и Моника испытала неожиданный подъем духа. Она еще ни разу в жизни не была в бутике и уж точно никогда не покупала себе вечерние платья…

Верхом нарядности для Моники были в жизни – по мере взросления – белое шифоновое платьице в бледно-голубую клетку, доставшееся от бабушки, затем вельветовые брючки, которые не разрешалось подрезать (могут пригодиться кому-нибудь, у кого ребенок нормальный, не коротышка) и выпускной костюм, состоявший из серой – проклятый цвет! – прямой юбки ниже колен, белой блузки с кружевным жабо и черного кардигана с меховой, почему-то, опушкой на рукавах. Сам по себе костюмчик был даже вполне ничего, только с одной поправкой: если одноклассницы Моники на вечере напоминали либо распустившиеся цветы, либо, в худшем случае, второсортным певичек из ночного клуба, то Моника Слай являла миру идеальный образ учительницы начальных классов в школе для детей с девиантным поведением. Ничего лишнего, яркого, способного возбудить нездоровые эмоции. Да, и мокасины без каблука.

Моника вспомнила про костюмчик, а потом про то платье, в котором Дрю на прошлой неделе читала прогноз погоды. Или это было не платье… Нет, ну не может же быть, чтобы на телевидении пропустили выход ведущей в одном исподнем! Во всяком случае, то платье заканчивалось приблизительно на одном уровне с трусиками, а сверху младшую сестру от полной обнаженки спасало только наличие ослепительно алого лифчика с цветами и стразами.

Интересно, а Монике такой фасончик пошел бы?

Она, повинуясь внезапному порыву, бросила на постель джинсы и свежую футболку и подошла к зеркалу в одной маечке.

После вчерашних фокусов в салоне у Жози Сантуццо Моника уже не так стеснялась смотреть на собственное полуголое отражение, и потому с интересом и удивлением уставилась на неизвестное создание, отразившееся в зеркальной глади.

Темные короткие локоны в художественном беспорядке обрамляли нежный овал лица. Щеки горели румянцем – не пунцовыми пятнами, а ровным розовым пламенем, вырывающимся, казалось, из-под полупрозрачного перламутра кожи. Темные глаза блестели, полуоткрытые губы подозрительно напоминали цветом кораллы из тайных сокровищниц рыбьего царя Александера…

У нее обнаружилась стройная точеная шея, красивой формы плечи и руки, а также грудь, от которой неожиданно не хотелось отводить глаз. Моника машинально натянула маечку вокруг талии и выяснила, что и талия хороша, тонкая, живот не торчит, а бедра… Что ж, на ее собственный взгляд, широковаты, но тут уж макияжем не обойтись. Наверное, надо начать кататься на велосипеде.

Ноги, с которыми она мысленно попрощалась после вчерашней депиляции, порадовали не только формой и длиной, но и неожиданно здоровым цветом. Раньше они казались Монике какими-то… синюшными, что ли? Вероятно, горячий воск что-то проделал с кровеносными сосудами, но сегодня ей совершенно не хотелось скрыть свои ножки под плотными колготками.

Она прижала ладони к щекам и засмеялась. Потом спохватилась и начала прилежно выполнять специальные упражнения, заданные доктором Пардью, одновременно одеваясь и собирая сумку.

Попрощавшись с Джозефом и пообещав прийти пораньше, она легко сбежала с крыльца, мимоходом подивившись тому, как уверенно и раскованно она двигается. Положительно, что-то произошло за эти два дня! И иначе, чем чудом, это не назовешь. Рассуждая логически, никто не может кардинально измениться за такой короткий период времени, а она чувствует себя совсем другим человеком. Несомненно, чудо!

Доктор Пардью мог бы объяснить этот феномен с чисто научной позиции, но сейчас его рядом нет, он проводит сеанс кодирования мисс Бейли от алкоголизма. Мысли его, впрочем, заняты исключительно Моникой Слай, и, вероятно, именно поэтому сеанс кодирования пройдет необычайно успешно…

Адрес бутика «Мое Удовольствие» Моника тоже почерпнула из письма миссис Призл, сама она никогда в таких заведениях не бывала. Уже в самом магазине запоздалая мысль метнулась испуганной рыбкой: вот сейчас эти разряженные и надушенные девицы посмотрят на нее презрительным и надменным взором, станут цедить сквозь зубы нечто невнятное, она смешается, опять начнет путать слова, побагровеет и…

К ней бросились сразу три нимфы, и на лицах их цвела такая нежная любовь, такая искренняя и такая бурная радость от встречи с Моникой, словно они были ее родными сестрами, в раннем детстве разлученными с ней злым роком. Восклицательные знаки горохом сыпались из хорошеньких ротиков, трещавших наперебой:

– Здравствуйте! Пожалуйста, проходите и располагайтесь!

– Доброе утро, мисс! Как хорошо, что вы зашли к нам!

– Вы уже завтракали?! Чашечку кофе или чая не хотите?!

– Вы отлично выглядите! Уже знаете, за чем именно зашли?!

Моника улыбалась, кивала в разные стороны, а три нимфы провели ее вглубь магазина, совершенно не похожего на магазин, и усадили в удобное и мягкое кресло. Из воздуха возникли яркие каталоги, благоухающая чашечка кофе, а следом за всем этим и элегантно одетая, невысокая и черноглазая женщина постарше, в которой за милю можно было угадать хозяйку салона. Страхи Моники, было, вернулись, но женщина мило улыбнулась и присела на соседнее кресло.