Донна с интересом наблюдала за доктором Пардью, а тот опустил трубку на рычажки и растерянно потер руки.

– Надо понимать, китайская еда, шкура и поцелуи в диафрагму откладываются?

– Донна, детка, не сердись, но – да! Зато в качестве бонуса потрясающая новость: протеже Хью Бэгшо и мисс Слай – одна и та же девушка.

– Ого! А может, она мозги нам пудрит, док? Хью Бэгшо не мог клюнуть на то, что вчера сидело у вас в кабинете в спущенных колготках и кедах.

– Донна, я вынужден тебе напомнить о профессиональной этике…

– …а также о том, что семейство Бэгшо вносит значительный вклад в рост твоего благосостояния…

– …и твоего, таким образом, тоже. Донна, не злись. Я приеду попозже и буду неукротим в постели.

– На шкуре!

– На шкуре, в прихожей, в ванной, в коридоре, в спальне, в постели, около постели, на балконе и два раза – на кухне.

– Ого, док! На такое способен не каждый Шварценеггер! Ладно, целую. Не забудь поставить на сигнализацию сейф с наркотой. До вечера.

Доктор Пардью помахал рукой возлюбленной и остался ждать пациентку.

Оказывается, надо было сразу включать секретаршу! Все прошло, как по маслу. Моника даже не вспотела, а такое с ней бывало редко.

Оставалось решить, в чем отправиться к психотерапевту. Деловой костюм погиб на ближайшие три дня, вчерашнее серое платье воняет рыбой… Остаются джинсы?

Она натянула потертые джинсы с дыркой на колене, нашла чистую футболку, надела под нее маечку, чтобы не просвечивали соски, и осторожно взглянула в зеркало. На нее смотрела смутно знакомая девушка с растрепанными темными волосами и испуганными шоколадными глазами. Голубые джинсы туго обтягивали бедра и ноги, футболка явственно свидетельствовала об отсутствии лифчика. Моника в отчаянии закусила губу.

Ну почему, почему тысячи девчонок ходят по летнему Чикаго едва ли не в трусах и шлепанцах, а она, взрослая, совершеннолетняя, самостоятельная тетка не имеет права надеть джинсы?

А вот возьмет – и пойдет в драных джинсах по улице!

И ничего не случилось. Никто и не посмотрел в сторону развратной Моники Слай и ее вызывающей попы. Люди спешили по домам, подростки гнали на скейтах, девушки неспешно и призывно стреляли глазами по сторонам… Впервые в жизни Монике пришло в голову: а может быть, мир вовсе не так уж пристально следит за ней, и найдется пара десятков человек, которые выглядят куда более идиотски, чем она?

Эта мысль потрясла ее настолько, что Моника единым духом домчала на автобусе до уютного фешенебельного района, где на тенистой улочке располагался психотерапевтический кабинет доктора Пардью.

Шеймас Пардью смотрел во все глаза и никак не мог понять, что же его сегодня смущает во вчерашней пациентке. Ну, не смущает, удивляет.

Во-первых, одежда. Вчера мисс… Слай была самой типичной из всех типичных серых мышей, во многом благодаря несуразному серому платью и нелепым теннисным туфлям. Сегодня перед ним сидела… ну, не сказать, чтобы апофеоз раскованности и естественности, но вполне нормальная, ОБЫЧНАЯ молодая женщина. Немного слишком зажатая, немного чересчур смущенная. Не знала, куда девать руки и что делать с грудью, которая, кстати, чертовски хороша – полная, округлая, соблазнительно волнующаяся и прекрасной формы – безо всякого лифчика.

Волосы вчера были зализаны – сегодня видно, что они густые и вьющиеся, а короткая стрижка ей к лицу. Немного поработать стилисту – и Моника Слай может быть даже и неотразимой, чем черт не шутит.

Глаза – это вообще песня. Вчера напрашивалось только одно определение: коровьи. Бессмысленные, добрые, карие, серьезные, печальные… Сегодня на Шеймаса Пардью глядят великолепные шоколадные очи, и смятение, плещущееся на дне, только прибавляет этому взгляду чувственности. Бог ты мой, да вчера о чувственности и разговора идти не могло!

Ресницы густые, длинные, загибающиеся вверх. Ротик… великоват, но тут, как говорится, на любителя. Личико свежее, чистое, сразу видно, что косметикой девушка никогда в жизни не пользовалась. Лишнего веса никакого, ножки стройные, прямые, джинсы в обтяжечку – да нет, сегодня перед ним прямо цветок нераспустившийся, а не вчерашняя грымза без возраста!

Доктор Шеймас Пардью был, конечно, бабником и деньги своих пациентов любил куда больше, чем самих пациентов, но помимо этого он был профессионалом. Такие резкие перемены в облике свидетельствовать могут только о двух вариантах: либо за прошедшие неполные сутки что-то в жизни мисс Моники Слай кардинально переменилось, либо и вчера, и сегодня перед ним сидела одна и та же девушка, закомплексованная и затюканная родней и работой, но внутренне достаточно свободная и не лишенная изюминки. И доктору Пардью предстоит выяснить, какой из вариантов верен, а если все же второй – вытянуть на свет божий эту изюминку, освободить душу Моники Слай от оков условностей и подарить миру еще одну красавицу.

– Ну-с, давайте-ка с самого начала. И прежде всего скажите мне, почему вы ко мне обратились, дорогая моя мисс Слай?

– Вчера? Или сегодня?

– А! Вы чувствуете разницу?

– Разумеется. Вчера я пришла сама, сегодня меня прислали.

– Начнем со вчерашнего дня.

– Понимаете… Я очень устала. От себя самой. Окружающих может раздражать твоя чрезмерная стеснительность, но ведь они вольны просто отвернуться, уйти домой, прогнать тебя. А ты – ты всегда здесь. И никакого отдыха.

– Вот что: я даже не хочу знать, кто и почему вас прислал, как вы говорите, сегодня. Начнем вот откуда. Назовите мне самое счастливое воспоминание детства. Любое. Даже если считаете, что оно покажется мне идиотским. Не побоитесь?

– Нет. Я сегодня свой план по страхам выполнила…

Поздним вечером вымотанный до предела Шеймас Пардью собственноручно довез Монику Слай на машине до ее дома и проследил, как она бредет по дорожке к крыльцу. У двери она обернулась и помахала ему – немного робко, но вполне уверенно. Доктор Пардью удовлетворенно улыбнулся. Пошло дело! Если не будет неожиданностей, к концу недели результаты заметят все, знавшие ее раньше в качестве скучной грымзы в сером платье…

С утра Монику разбудил звонок в дверь. Спала она без задних ног, вымотанная вчерашним визитом к доктору Пардью до предела, но звонивший в дверь был настойчив.

Моника притащилась в прихожую, отчаянно зевая и пытаясь пошире открыть глаза. На крыльце обнаружился курьер с ее работы. Он принес забытые вчера пакеты и письмо от миссис Призл. Моника вяло поблагодарила парня и отправилась в ванную – кормить Джозефа и менять фильтр на кране.

Сидя верхом на корзине с грязным бельем, она распечатала конверт и углубилась в содержание послания. Джозеф тем временем гонялся за вяло убегающим в разные стороны мотылем и выглядел совершенно здоровым и бодрым.

Четкий почерк миссис Призл – чистое удовольствие для секретарей. Ни одного непонятного слова… То есть Моника не знала ЗНАЧЕНИЯ очень многих слов, но написание было идеальным.

«…салон на Восемнадцатой могу рекомендовать от всей души. Великолепный мастер, отличное обслуживание, к тому же они практикуют программу полного дня, а это существенно сэкономит Ваше время. Относительно работы можете не волноваться – я пригляжу за мистером Бэгшо, тем более что составленные вами планы, как всегда, безупречны.

В заключение позволю себе дать чисто женский совет: не экономьте и не раздумывайте долго. Всегда лучше сожалеть о сделанном, чем о том, что так и не решился сделать. К тому же СПА-лифтинг и пилинг восхитительны, а ароматические обертывания наводят на мысли об Эдеме. Вот увидите, Вы еще будете благодарить молодого Бэгшо за его блажь. С неизменным уважением к Вам – Эмилия Призл».

Моника перевела взгляд на карпа и подмигнула ему.

– А я и не знала, что ее зовут Эмилией. Ну если уж она не боится этих процедур, то и мне не стоит. Сейчас мы с тобой примем солнечную ванну, а потом я поеду в этот самый салон на Восемнадцатой.