На третьем этаже располагались такие же ряды монашеских келий, но царила совсем иная атмосфера. Здесь властвовал Марио Ротелла. Он был выходцем с юга Италии — вполне достаточная причина, чтобы флорентийцы отнеслись к нему настороженно. Своими старомодными усами и очками в широкой черной оправе он больше походил на зеленщика, чем на судью.

Рафинированный интеллигент, человек большого ума, он в то же время был педантом и занудой. На вопросы журналистов он отвечал длинными речами, умудряясь ничего не сказать по существу. В рыхлых, неудобоваримых фразах, пересыпанных юридическими терминами и цитатами, неюристу трудно было уловить суть, чтобы потом вразумительно растолковать ее простому читателю. Уходя от Ротеллы, журналисты вместо блокнота с пометками, легко собиравшимися в статью, уносили в голове мутный поток слов, не поддававшийся популярному и ясному изложению.

Интервью, которое взял Специ после ареста Джованни Меле и Пьеро Муччарини, объявленных «двойным Монстром», достаточно типично.

— У вас есть доказательства? — спросил Специ.

— Да, — лаконично ответствовал Ротелла.

Специ напирал в надежде вытянуть фразу на заголовок:

— Вы арестовали двоих: верно ли, что оба они — Монстр?

— Монстр как таковой не существует. Существует некто, кто воспроизводил первое убийство, — ответил Ротелла.

— Признание Стефано Меле было ложным?

— Сказанное Меле имело большое значение. Имеются подтверждающие обстоятельства. У нас имеется не одно, но пять существенных доказательств, однако я сообщу о них не раньше, чем представлю этих двоих новых обвиняемых суду трибунала.

Эти уклончивые ответы сводили с ума и Специ, и других журналистов.

Только один раз Ротелла сделал прямое заявление.

— Я могу сказать вам только одно: Флоренция теперь может спать спокойно.

В доказательство того, что не все так замечательно, журналисты немедленно обзавелись противоположным заявлением прокурора со второго этажа, который сказал прессе:

— Я бы от всей души посоветовал молодым людям найти другое средство для укрепления здоровья, нежели дышать ночным воздухом за городом.

Ни публика, ни пресса не приняла теории «двойного Монстра». С приближением лета 1984 года напряженность во Флоренции нарастала. Молодой член городского совета в ответ на растущее напряжение предложил создать «места любви» — охраняемые спецслужбами и огороженные площадки для развлечений среди загородных садов, которые гарантировали бы уединение. Предложение вызвало скандал, кто-то возразил, что с тем же успехом можно открыть во Флоренции публичные дома. Автор защищал свою мысль:

— «Места любви» станут подтверждением, что каждый из нас имеет право на свободную и счастливую сексуальную жизнь.

Когда город согрели первые теплые дни 1984 года, уровень тревоги полез вверх. К тому времени Монстр привлек внимание всего мира. Многие газеты, в том числе лондонская «Санди таймс» и токийская «Асахи симбун», посвятили ему специальные репортажи. Документальные фильмы транслировались во Франции, Германии и Британии. За границей интерес вызывал не просто серийный убийца как таковой: иностранцев зачаровывал главный герой истории — город Флоренция. Для большей части мира Флоренция — не обычный город, где живут люди, это огромный музей, где женская красота многократно воспета в образе Мадонны поэтами и художниками, а мужская красота — в прославленном «Давиде». Это город изящных дворцов, загородных вилл, садов, мостов, сувенирных лавок и превосходных кафе и ресторанов. В этом городе не могло быть грязи, преступлений, уличного шума, отравленного воздуха, граффити и торговцев наркотиками, тем более — серийных убийц. Появление Монстра сорвало с Флоренции волшебное покрывало, под которым оказалось не чудо Ренессанса для туристов, а трагедия и убожество современности.

Летом напряжение стало почти невыносимым. Мало кто из флорентийцев верил, что Монстр за решеткой. Марио Специ сверился с календарем и убедился, что до конца лета осталась всего одна безлунная субботняя ночь: с 28 на 29 июля. За несколько дней до конца той недели Специ навестил в управлении полиции главного инспектора Сандро Федерико. Поболтав немного о том о сем, он сказал:

— Сандро, боюсь, надо постараться, чтобы в ночь на воскресенье никто не выезжал за город.

Полицейский сложил пальцы рожками, отгоняя дьявола.

Воскресенье двадцать девятого настало и прошло мирно. В понедельник, тридцатого, еще затемно в доме Специ зазвонил телефон.

Это было великолепное утро — одно из тех, что кажутся божьим даром. Вокруг Специ расстилались идиллические цветущие луга, изобилующие лекарственными травами, рядом раскинулся городок Виккьо, родина художника Джотто. Отсюда до Флоренции было сорок километров.

Трупы новых жертв, Пии Ронтини и Клаудио Стефаначчи, обнаружили перед рассветом на заросшей травой тропинке проискавшие их всю ночь друзья. Ей было девятнадцать, ему только что исполнилось двадцать. Отсюда было не больше двадцати километров до Борго Сан-Лоренцо, где в 1974 году Монстр совершил первые убийства.

Клаудио так и остался в машине, стоявшей у лесистого склона холма с названием Ла Бочетта — «Лесок». Пию оттащили на несколько десятков метров в поле, снова выбрав открытое место не более чем в двухстах метрах от крестьянского дома. Она была искалечена так же, как другие убитые женщины. Но на сей раз убийца пошел еще дальше. Он вырвал — слово «удалил» здесь не подходит — ее левую грудь. Время смерти установили по свидетельским показаниям: крестьянин слышал выстрелы в 9:40 вечера и принял их за выхлоп мотоцикла.

Новое преступление произошло в то время, когда три главных подозреваемых на роль Монстра — Франческо Винчи, Пьеро Муччарини и Джованни Меле — сидели в тюрьме.

Новое двойное убийство вызвало ужас, смятение и ливень жестких упреков в адрес полиции. Дело опять попало на первые страницы газет по всей Европе. Людям казалась, что, пока убийца преспокойно пополняет свой список жертв, полиция ничего не делает, разве что арестовывает подозреваемых, чья невиновность подтверждается очередным ударом Монстра. Тем не менее Марио Ротелла отказался освободить трех подозреваемых из заключения. Он был убежден, что они участвовали в убийствах 1968 года и, стало быть, им известна личность Монстра.

Полиция и прокуроры, участвовавшие в деле, ударились в панику. Винья обратился к общественности.

— Тот, кто знает, должен заговорить, — убеждал он. — Наверняка есть те, кто знают и, по тем или иным причинам, молчат. Подобная патология не может не проявляться каким-то признаками или намеками, заметными для близких.

Снова накатило цунами анонимных писем — их были тысячи, иной раз составленные из вырезанных из газеты букв. Анонимки, заполняя полку за полкой в полицейском управлении, подозревали Монстра в соседе, родственнике, человеке с необычными сексуальными пристрастиями, в местном священнике или семейном враче. И снова под подозрением оказались многие гинекологи. Под другими письмами стояли подписи, порой известных интеллектуалов, предлагавших сложные теории, пестрящие учеными цитатами и латинскими вставками.

После двойного убийства в Виккьо Флорентийский Монстр стал не просто преступником, он превратился в темное зерцало, отражающее потаенные истоки самого города — его самые темные фантазии, самые странные мысли, самые устрашающие суеверия и предрассудки. Многие обвинители утверждали, что за убийствами стоит эзотерический или сатанинский культ. Разные профессора и самозваные эксперты, понятия не имевшие о криминалистике и серийных убийцах, выступали со своими теориями по телевидению и на страницах газет.

Один «эксперт» озвучил распространенное убеждение, что Монстр, возможно, англичанин.

— Эти преступления более типичны для Англии или соседней с ней Германии.

Другой красноречиво иллюстрировал ту же теорию в письме в газету:

«Вообразите Лондон. Сити. Непроглядный ночной туман. Образцовый горожанин неосязаемо, внезапно возникает из тумана и набрасывается на невинную юную пару. Вообразите жестокость, эротизм, бессилие, муку…»