– Очень мило, – кивнул Стэн, выслушав его сообщение. Как и все в форте, он теперь говорил очень громко. – И что будет, если они в нас попадут?

– Прогноз не строится, – доложил Фосс.

– Еще лучше. Ты хотя бы сможешь дать нам предупреждение?

– Сказать, когда они выстрелят, я не смогу. Но эти два монитора сменяют друг друга на огневой позиции. Потом им придется идти за новыми ракетами. Потребуется время... В общем, как только один из мониторов выйдет на огневой рубеж, я подам вам сигнал. Между прочим, – добавил Фосс, глядя на экран, – как раз сейчас собирается попытать счастья второй говнюк.

До второго взрыва Стэн еще успел собрать все орудийные расчеты в кают-компании форта. Эта ракета промахнулась почти на километр, и удар, как решил Стэн, был не сильнее, чем зуботычина Алекса.

Очухавшись, расчеты полезли обратно в свои башни. Тут их уже ожидали подходящие цели – Этего начала вторую часть своего плана. Увидев, как опустились под землю орудия, она послала в атаку свежие силы – пехоту и танки.

План леди Этего оказался неудачным. Ракеты мониторов действительно загнали матросов Стэна под землю. Но таанские части не успевали за это время подойти достаточно близко. Матросы возвращались на свои посты, и форт вновь начинал огрызаться смертоносным огнем. К тому же ракеты уничтожили вокруг крепости все, что только могло служить укрытием. А перезаряжались мониторы слишком долго.

Ситуация казалась безвыходной. Жить в форте было нельзя, но сражаться можно. И тут случились две вещи.

Седьмой залп мониторов разорвался в ста семидесяти пяти метрах от форта. Ударной волной сломало запор второго, не работающего, счетверенного пулемета. Его башенка выскочила из земли да так и застыла в поднятом положении. А на пульте Стэна не загорелось предупреждающего огонька.

Это первое; а второе заключалось в том, что таанский высшего класса рядовой Хибнир потерялся на поле боя.

Рядовой Хибнир никогда не попал бы на плакат, призывающий вступать в армию. Он был низеньким, кривоногим и уже начинал полнеть. И это еще не все. Его поведение на войне никто не назвал бы особо героическим.

Хибнир весьма неохотно покинул сады своего отца. У него не было другого выхода. Не такой он был дурак, чтобы спорить с вербовщиком. Таанские законы жесточайшим образом карали уклоняющихся от призыва. При этом термин "уклонение" рассматривался судом весьма вольно,

Еще грустнее Хибниру стало, когда он узнал, что в армии нет эквивалента его прежней специальности садовника. Клерк на регистрации мигом записал Хибнира в будущие пехотинцы.

Держась в задних рядах, Хибнир тихонечко пережил физические и моральные тяготы обучения. Он не ждал ничего хорошего и потому не был разочарован, как некоторые из его сослуживцев, когда в боевом батальоне жить оказалось ничуть не приятнее, чем в тренировочном лагере. Хибнир старался делать минимум того, что от него требовалось. Ровно столько, чтобы сержант отделения не приставал. Ему хотелось только выжить и поскорее вернуться домой.

Рядовой Хибнир отчасти гордился тем, что до сих пор не погиб. Ему помогало умение вовремя прятаться, хорошо развитая трусость, чутье на опасность и хроническое нежелание вызываться добровольцем.

Точнее было бы сказать, что он не вызывался в одних ситуациях и вызывался в других. Еще во время обучения Хибнир сделал совершенно замечательное открытие. Он установил, что добровольцев приглашают только в двух случаях – когда задание особо опасное или когда оно особо грязное. Грязное задание зачастую означало безопасное.

У Хибнира открылся настоящий талант попадать на задания второго рода. Он рыл всевозможные ямы, таскал по болотам рационы, грузил и разгружал гравитолеты – в конце концов, почему бы и нет? Ведь все это крайне редко делалось под вражеским огнем.

Его вечная готовность заняться самой грязной, самой говняной работой даже принесла Хибниру повышение. Теперь ему следовало соблюдать особую осторожность – если так и дальше пойдет, он может стать младшим офицером, которых уже не комиссуют. Это было бы прискорбно. Хибнир даже подумывал, не совершить ли ему какой-нибудь мелкий проступок – достаточный, чтобы его разжаловали обратно в рядовые, но все-таки не такой, чтобы угодить под тяжелые кулаки своего сержанта.

Этим утром его отделение вместе с другими атаковало проклятый имперский форт. Таанская пехота знала, что штурмовать его – верный способ обеспечить доставку своих кремированных останков домой ближайшим же кораблем. Это если твой труп еще вытащат. В грязи вокруг форта валялось много мертвых тел, засыпаемых и вновь откапываемых разрывами снарядов.

Рядовой Хибнир тащился позади своего наступающего отделения, когда Тапия открыла огонь по двум танкам поддержки поблизости. Хибнир бросился на землю, услышал крик сержанта, приказывавшего идти вперед, поднялся... И тут ракета монитора ударила совсем рядом с холмом.

Хибнир потерял сознание. Он валялся без памяти и потому не видел, как его отделение полегло до последнего человека под убийственным огнем пулеметов Алекса.

Пришел в себя Хибнир не скоро. За его спиной дымили подбитые танки. От отряда нападавших не осталось и следа. Подумав, он решил, что в одиночку продолжать атаку бессмысленно. Надо возвращаться обратно.

Стараясь не упасть, Хибнир побрел сквозь расквашенную взрывами глину. Вскоре неподалеку снова тяжело заухали разрывы, и он инстинктивно бросился ничком.

Очухавшись, Хибнир, к своему неописуемому ужасу, обнаружил, что лежит нос к носу со счетверенным имперским пулеметом. Каким-то образом несчастный рядовой сбился с пути и вместо того, чтобы повернуть назад, проделал идти к форту.

Хибнир уже попрощался с жизнью... Но в него никто не стрелял. Сам того не зная, он натолкнулся на пустую башенку неисправного пулемета, вырванную из земли седьмым залпом мониторов.

Хибнир облегченно вздохнул. Можно просидеть здесь до ночи, а потом спокойно доползти до своих. И вдруг он вспомнил о громадных орудиях из космоса, обстреливавших форт. Если такой снаряд разорвется где-то неподалеку, от него, Хибнира, останется просто мокрое место.

Тут-то его и осенило.

Хибнир заметил узкую щель между вытянутыми вперед дулами и защитной броней самой башни. Взрыв погнул броневые листы, подарив таанцу возможность проникнуть в форт.

Вне себя от страха, Хибнир пролез в щель и тяжело упал на бетонный пол башни. Здесь, в сравнительной безопасности от страшного монитора, к нему вновь вернулась способность думать.

Итак, он находится внутри форта. И где же имперцы с клыками размером с локоть?

Тут очередная ракета монитора ударил в склон холма, и Хибнир почти на час потерял сознание.

Он понемногу пришел в себя, понял, что жив, и что, как ни странно, еще не попал в суповой котел имперской Гвардии. Хибнир, как и многие необразованные таанские солдаты, верил, что имперцы торжественно варят и съедают всех захваченных ими пленных.

Но он был жив. И даже не ранен. А еще ему очень хотелось пить. Хибнир отхлебнул воды из своей фляжки. Теперь ему захотелось есть.

Хибнир огляделся. Он увидел несколько закрытых шкафчиков. Внутри нашлись костюмы химзащиты, костюмы радиационной защиты и аварийные рационы. Хибнир разорвал один из пакетов, понюхал и улыбнулся – мясо. Таанцу его класса мясо полагалось раз, от силы два раза в год. В следующем пакете тоже оказалось мясо. В третьем бобы. Понюхав их, Хибнир отложил бобы в сторону. Остальные пакеты он засунул в свой ранец. Что дальше?

Возможно, благодаря съеденному мясу, мысли Хибнира прояснились.

"Нам сказали, – размышлял он, – что форт полон солдат. Но где же они? Почему на этой позиции никого нет?"

Ответа он не знал.

Выбор у Хибнира был не богатый: или оставаться на месте, или бежать обратно.

Если он останется здесь, гигантское орудие рано или поздно его прикончит. Вместе со всеми защитниками этой подземной крепости.